Бойцовский клуб

Глава 15

ВОТ, ЗА ЧТО Я ТАК ЛЮБЛЮ ГРУППЫ ПОДДЕРЖКИ. КОГДА люди думают, что ты умираешь, они уделяют тебе всё своё внимание.
Если это, может быть, последний раз, когда они тебя видят, то они
на самом деле
тебя
видят.
Всё остальное — состояние банковского счета, песни по радио, растрёпанные волосы — просто отбрасывается.
Они уделяют тебе всё своё внимание.
Люди
слушают
вместо того, чтобы просто ждать своей очереди заговорить.

И когда они говорят, они не просто рассказывают тебе что-то. Когда двое из вас говорят, вы творите что-то, и после вы оба уже не те, что были.
Марла начала ходить в группы поддержки после того, как обнаружила у себя первое уплотнение.
На следующее утро после того, как мы обнаружили
второе
уплотнение, Марла впрыгнула в кухню двумя ногами в одном чулке и сказала: смотри, я русалка!

Марла сказала: это не то, что парни садятся на унитаз задом наперёд и делают вид, что это мотоцикл. Это — чистая случайность.
Перед тем, как мы с Марлой встретились в «Остаёмся мужчинами вместе» было первое уплотнение, и вот теперь — второе.
Что тебе нужно знать, так это то, что Марла всё ещё жива. Философия жизни Марлы, как она сама мне сказала, в том, что она может умереть в любой момент. Трагедия жизни Марлы в том, что этого всё ещё не произошло.

Когда Марла обнаружила у себя первую опухоль, она отправилась в клинику, где безучастные некрасивые матери сидели в пластиковых креслах по трём сторонам зала ожидания с детьми, как безвольные куклы сидящими на их коленях или лежащими у ног. Дети были осунувшиеся, с тёмными кругами под глазами, как подгнивающие бананы или апельсины, а матери вычёсывали у них из головы комки перхоти от вышедших из-под контроля грибков. Зубы у каждого в больнице выглядели такими огромными, по сравнению с худыми лицами, что ты понимал, что зубы — это просто осколки кости, выступающие из кожи, чтобы измельчать пищу.

Вот, где ты заканчиваешь, если у тебя нет медицинской страховки.
Прежде чем всё стало известно, многие голубые захотели завести детей. А теперь дети больны, и матери умирают, и отцы уже мертвы. Сидя в тошнотворном больничном запахе мочи и уксуса, пока сестра спрашивает каждую мать, как долго она больна, сколько веса она потеряла, и есть ли у её ребенка какой-нибудь живой родитель или опекун, Марла решает: нет.
Если ей и суждено умереть, то Марла не хочет об этом знать.

Марла вышла из клиники, свернула за угол, зашла в автоматическую прачечную и украла из машин все джинсы. Потом зашла в магазин подержанной одежды, где получила пятнадцать баксов за каждую пару. Потом Марла купила себе по-настоящему хорошие чулки, которые не поползут.
Даже на хороших чулках, которые не ползут, говорит Марла, всё равно появляются затяжки.
Ничто не вечно. Всё разрушается.

Марла начала ходить в группы поддержки потому, что было легче находиться среди таких же подтирок для жопы. У каждого что-то было не в порядке. И через некоторое время её сердце успокоилось.

Марла начала работать в морге, занимаясь клиентами, заранее оплачивающими свои похороны. Какой-нибудь толстяк, а чаще — толстуха, выходила из демонстрационного зала, неся урну для пепла размером с рюмку для яиц. А обречённая Марла сидела за столом в фойе с собранными в пучок чёрными волосами, с колготками в затяжках, с уплотнением в груди, и говорила: мадам, не льстите себе. Мы не сможем уместить в эту урну даже пепел от одной вашей головы. Возвращайтесь в зал и выберите урну размером с мяч для боулинга.

Сердце Марлы выглядит как моё лицо. Грязь и дерьмо мира. Использованная подтирка для жопы, которую никто даже не станет перерабатывать.
Между группами поддержки и клиникой, сказала мне Марла, она встречала многих людей, которые были мертвы. Эти люди уже умерли, они уже там, по другую сторону. По ночам они звонят ей по телефону. Если Марла идёт в бар, там она слышит, как бармен зовет её к телефону. Когда она берёт трубку, в трубке — мёртвая тишина.
Тогда она думала, что это
и есть
самое дно.

Когда тебе двадцать четыре, говорит Марла, ты даже не знаешь, как низко можешь пасть. Но я быстро схватывала.
В первый раз, когда Марла наполняла урну для пепла, она не надела защитную маску, Когда она потом высморкалась, на платке осталось чёрное месиво мистера хрен-знает-кого.
Если в доме на Paper Street звонит телефон, только один звонок, и ты поднимаешь трубку, и в трубке тишина, ты знаешь, что кто-то хочет найти Марлу. Это происходит чаще, чем можно ожидать.

В дом на Paper Street звонит детектив, занимающийся расследованием взрыва в моей квартире. Тайлер стоит рядом, прижимаясь грудью к моему плечу, нашёптывая мне в одно ухо, пока я прижимаю трубку к другому.
Детектив спрашивает, знаю ли я кого-нибудь, кто мог бы изготовить дома динамит.
Несчастный случай — это естественный элемент моей эволюции к трагедии и смерти, шепчет Тайлер.
Я говорю детективу, что это
холодильник
взорвал мою квартиру.

Я отсекаю привязанности к физической власти и собственности, шепчет Тайлер. Только через саморазрушение я могу открыть великую силу своего духа.
Детектив говорит, что динамит не был чистым, остались следы окиси аммиака и перхлорида поташа. Это означает, что бомба была самодельной. А замок во входной двери был выбит.
Я говорю, что был той ночью в Вашингтоне, D.C.
[75]

Детектив в телефоне сказал, что кто-то впрыснул фреон в замок, а затем воспользовался зубилом, чтобы раздробить цилиндр. Так преступники крадут велосипеды.
Освободитель, уничтоживший мою собственность, сражается за мой дух, шепчет Тайлер. Учитель, который сметёт привязанности с моего пути, освободит меня.
Детектив сказал, что кто бы ни использовал самодельный динамит, он мог открыть газ и задуть пилотный огонек задолго до того, как произошел взрыв. Газ был просто детонатором. Потребовались
дни

на то, чтобы газ заполнил квартиру, прежде чем он достиг основания холодильника, и электромотор компрессора вызвал взрыв.
Скажи ему, шепчет Тайлер. Да, это сделал ты.
Ты
взорвал её. Вот,
что
он хочет услышать.
Я говорю детективу, нет, я не оставлял открытым газ перед тем как покинуть город. Я
любил свою
жизнь. Я любил эту квартиру. Я любил каждый предмет мебели.
Это была вся моя жизнь. Всё — лампы, кресла, ковры — был я. Тарелки в серванте — был я. Цветы — был я. Телевизор — был я. Это
я

взорвался. Неужели он этого не видит?
А детектив сказал не покидать город.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь