Без названия

Впервые за полгода я сижу, совершенно-абсолютно не делая ничего. Просто сложила ручки вдоль подлокотников, прижала затылок к подголовнику достаточно удобной спинки кресла и уставилась в мелькающие за окном поезда уже не различимые в темноте силуэты. Взгрустнула по астанинским закатам. Подумала, что это глупо, я ж на 2 дня еду. Пока было светло, я даже решила полюбоваться родными пейзажами, но уснула. Совсем забыла, что последние полгода недосыпала. Интернета особенно нет, а «Иностранку» Довлатова я прочитала как-то быстро. Прекрасный, прекрасный, только он, Пелевин и Шоу заставляют меня искренне посмеяться над тем, что происходит в книге. Неужели я получаю юмористическое удовлетворение только от сарказма? Странная компания. Если бы меня не выгнали сейчас на 10 минут мои держащие ораза соседи, чтобы поужинать в 21:40, то вряд ли этот поток мыслей получил бы воплощение. Передвижения мне сейчас очень необходимы, у меня кажется зад затек. Но я так удобно сидела. Делюсь подробностями, а то в последнее время замечаю за собой поверхностность и непостоянство во всем. 

Так вот, Довлатов. Мне кажется, мы бы с ним подружились. Ему нравились «неуверенные, но с апломбом». Но в жизни не стала бы его женой, не выношу отношений с творческими, они ломают и бесят. А если влюбишься, то лучше сразу удавиться, так хотя бы напишет что-нибудь милое о тебе. Какой же нужно быть монументальной, чтобы терпеть такого большого ребёнка долгие годы. Я даже представить не могу. Я бы говорила ему, прогуливаясь по какой-нибудь стрит: «Сереж, как тебя только жена терпит? Ты же совершенный эгоист, не льсти себе гордым званием Лянтяя». А он бы только пожимал плечами и пил дальше свой кофе. Но потом шёл домой, покупал дочке игрушку, а жене что-нибудь из готовой еды, чтобы она не готовила ужин. Хотя нет, он бы не оставил меня без ответа, он бы ляпнул: «Бывает». Я бы тогда не точно ничего не писала. И наверняка не примыкала бы к их русской «коммуне». Они все какие-то угнетающие. Там им не родина, здесь им не свобода. Тут плечами пожимаю я. Где оказался, там и пригождайся, наверно. Радуйся жизни. Довлатов от них и отличался жизнерадостностью, но латентной, такой, что писать об этом не умел. Вот и у меня не получается. Хотя ребёнок я вполне счастливый, как говорит мама. Я его очень понимаю. Ты, к примеру, идёшь по улице, тепло, солнце светит, заставляет тебя случайно подмигнуть чешущему бороду бомжу. И тебе от этого становится смешно. Он так удивился, а потом подмигнул в ответ. Они что, никогда не теряют надежды. Смешно, ведь? А вот описываешь и сразу думаешь, бомж - какой-то не комический персонаж, жаль ведь его. А вдруг он гений непризнанный и несет тебя дальше в эти дебри, но это по наитию, грусти не приносит. 

Поэтому тот, человек, что жизнерадостен и добр в жизни, может быть самым депрессивным или язвительным на письме. Это сложно, разницу можно только почувствовать. Понять трудно. Но мы бы все же подружились бы.