Без названия

Валерия Макеева

Будем рисовать небо

Город был покрыт белой пылью. Теплая и пушистая пыль принимала любую форму, только никому не приходило в голову лепить из нее фигурки. Люди с нарисованными ушами и носами спешили по важным делам. Нарисованными глазами мужчины и женщины безразлично смотрели по сторонам. Только иногда, кто-нибудь из них встряхивал головой, чтобы пыль слетела с волос и не щекотала уши. 

Настоящий мальчик с теплым носом и оттопыренными ушами стоял посреди улицы и пил персиковый компот из стеклянного стакана. Мама не разрешала ему пить на улице, когда идет снег. Но он думал, что если с неба идет не снег, а белая теплая пыль, то можно. Поэтому налил в стакан компот, встал в самом центре большой улицы и пил. Мимо него бежали люди. Никто не замечал и не ощущал мальчика. Никто не толкал его под локоть, не ворчал и не ругал его за то, что он так неудачно выбрал место, чтобы пить компот.

Мальчик смотрел по сторонам. Невысокие дома с кривыми окнами, витрины, в которых на кружевных салфетках стояли шоколадные пирожные. Не шоколадные тоже стояли, но мальчик их не любил

Вдруг один человек с нарисованными ушами, но человеческими, очень умными и добрыми глазами, навис над мальчиком и сказал:

- Сережа!

- Да, я Сережа. – ответил мальчик и опрокинул на себя компот.

Оказалось, что он вовсе не стоит, а лежит на улице. А люди бегут не мимо него, а над ним. Они так торопятся, что совершенно не касаются пола и не оставляют следов. Сережа пошевелил руками вверх-вниз. Он тоже не оставил следов на мягкой, белой и пушистой пыли. Она падала сверху, но не набивалась в нос и уши. На груди было неприятно мокро, одежда прилипла к коже. 

Мальчик закрыл глаза, тряхнул головой и хлебнул компот. Было удобно пить и сладкий напиток не заливался за шиворот. Оказалось, он снова стоял посередине улицы. Стоял лицом к шоколадным пирожным.

- Не хотели бы вы тортика? – услышал Сережа трескучий голос за спиной. Он подумал, что так может разговаривать старый мужчина, он, должно быть, согнут пополам, у него торчат острые коленки, а сапоги в заплатках. Мальчик обернулся и увидел маленькую девочку. В два раза ниже него. От удивления он уронил стакан с компотом.

– Осторожнее!

- П-п-простите! Я сейчас соберу.

- Что соберете? Компот? А ну да. Собирайте. – девочка шагнула назад и уставилась на Сережу.

Мальчик сел на корточки и задумался. Было непонятно, как собирать компот, ведь он этого никогда не делал. Он задрал голову и спросил:

- А как мне собрать компот?

- Так вы его в ладошку положите и обратно в стакан. – пожала плечами девочка. И добавила. – Я сто раз так делала.

Сережа посмотрел на разбросанный по белой пыли маленькими шариками компот, не удивился и быстренько собрал его в стакан.

- Вот видите. – сказала девочка.

- Почему вы так разговариваете? – поинтересовался Сережа. – Как дедушка в старых сапогах.

- У меня есть дедушка. На сапогах у него заплатки, он ходит с палочкой, согнут пополам, а коленки острые и торчат. Я разговариваю, как он. Мама говорит, что я вся в дедушку.

- Как интересно.

- Нет. Вам это совсем не интересно.

Девочка прищурила нарисованные глаза. На длинные, черные ресницы, аккуратно выведенные острым карандашом, упала пара хлопьев белой пыли. Девочка тряхнула головой. Пыль слетела.

- А где я? – наконец-то спросил Сережа.

- А вы что, не знаете? – удивилась девочка.

- Нет.

- Ну и нечего вам знать. Так даже интереснее.

Сережа отвернулся к витрине с шоколадными пирожными, сел на корточки и прислонился носом к теплому стеклу. Темно коричневый пористый бисквит, немного влажный и неровный, будто его резали не ножом, а отрывали. Между двумя слоями поблескивал глянцевый шоколадный крем, в паре мест он пузырился, видимо, а потом пузыри лопнули и оставили на поверхности крема маленькие ямочки. Сверху пирожное было посыпано шоколадной стружкой. Из него торчала свечка с цифрой «два». Наверное, это был чей-то именинный шоколадный торт, а потом его порезали на порционные кусочки.

Сережа втянул воздух приплюснутым к стеклу носом. Запах шоколада проник в голову, заклубился в мозге, защекотал горло, осел в желудке. В животе заурчало. Мальчик сильно захотел съесть пирожное. В четыре укуса. А может, даже два. 

- Это кусочек от чьего-то именинного торта. Не находите? – протрещал сзади знакомый голос. 

- Как вы думаете, я смог бы его достать и съесть? – Сережа обернулся, вскрикнул и сел на пятую точку, больно стукнувшись затылком о стеклянную витрину.

- Конечно. Тут все, что захочешь исполняется в миг. – ответил ему старый, согнутый пополам, дедушка в таких же старых, как и он сапогах. На сапогах были заплатки, а острые коленки торчали вперед. На дедушке были, нарисованные красным карандашом шорты, похожие на те, что носят легкоатлеты. – Я ищу внучку. Ты не видел мою внучку?

- Видел. Она очень похожа на вас.

- Да, она вся в меня. Куда она пошла?

- Я не знаю, я отвернулся от нее и засмотрелся на пирожное. Она была за спиной, а потом появились вы.

- Отвернулся, говоришь? – ухмыльнулся дедушка и вдруг вскрикнул, направляя палку на витрину. – Смотри!

Сережа резко обернулся от неожиданности, но тут же снова посмотрел на дедушку. Перед Сережей была пустая улица с нарисованными домами и пушистой теплой белой пылью. Он пожал плечами и снова повернулся к витрине. Стекла не было. Сережа подпрыгнул от неожиданности и быстро схватил лакомство. На ощупь оно было именно таким, каким он себе представлял – мягким и чуточку влажным, крем сразу же прилип к пальцам, но Сережа не переживал. Он решил, что слижет весь крем с пальцев, как только съест само пирожное.

Мальчик зажмурился от удовольствия. Он стоял на улице без шапки, в распахнутой куртке, в одной руке держал персиковый компот, а в другой - шоколадное пирожное. Ох, мама бы ругалась, если бы увидела его в таком виде на улице, да еще под снегом. Только мамы рядом не было. Сережа откусил целую половину пирожного. Он жевал, а маленькие крошки потихоньку показывались между губами и высыпались наружу, потому что кусочек был слишком большой для маленького Сережиного рта. Он облизнул губы, проглотил пирожное и запил компотом. Некоторые шоколадные крошки тут же нырнули в стакан и начали там плавать. Сережа не переживал, он решил, что допьет компот чуть позже, а вместе с компотом и крошки допьет.

Второй раз он не стал так неаккуратно кусать. Ему хватило ровно три укуса, чтобы доесть пирожное. Сережа вытер рот тыльной стороной ладони и подумал, что может взять еще одно, но когда глянул на витрину, она была целой, а на кружевной салфетке, там, откуда он только что взял пирожное, стояло другое, точно такое же.

- Странно, да? – протрещало сзади.

Сережа, не оборачиваясь, попытался угадать, кто стоит сзади него, дедушка или внучка. Потом повернулся, хлебнул компот и не удивился. Перед ним стояли оба – и дедушка, и внучка.

- Странно. Тут все странно. – ответил Сережа.

- Вы не переживайте. Привыкнете.

- Как так привыкну? Я тут надолго, что ли? – Сережа снова хлебнул компот. Он все не заканчивался, и крошки от пирожного по прежнему плавали на поверхности.

- Конечно, надолго. – уверенно ответила девочка, взяла нарисованной рукой дедушку за руку и они ушли. Сережа долго смотрел им в след.

Улица снова начала заполняться нарисованными людьми. У кого-то был в руках чемоданчик, у кого-то шляпа на голове. Люди были одеты в костюмы, пальто, а кто-то даже в шорты и сланцы. На этот раз все они были нарисованы яркими карандашами. Может даже фломастерами. Как раз такими, как у Сережи – они всегда лежали в верхнем ящике стола, за которым он делал уроки. Мальчик с удовольствием наблюдал за яркими людьми и не заметил, как дома вокруг стали черно-белыми. Они, как будто отдали свои краски людям.

«Если бы я рисовал этот город, то все-все раскрасил бы цветными карандашами или даже акварельными красками». – подумал Сережа и пошел вдоль по улице мимо спешащих людей.

Идти было сложно, ноги не слушались. Так же сложно было идти в море или в реке. Как-будто что-то мешало двигаться вперед, но он все равно старался сделать хоть пару шагов. Медленно, медленно он прошел пять шагов и остановился. Сережа тяжело дышал, и даже сел на нарисованный тротуар, чтобы немного прийти в себя.

- Вы хотите уйти отсюда? – протрещало сзади.

- Что? – обернулся Сережа.

- Вы хотите уйти отсюда? – повторила девочка и встала у мальчика перед лицом. Она как раз была чуть выше сидящего Сережи.

- Я не знаю. Я не думал об этом.

- Вы не можете идти. Ноги не слушаются и медленно идут. Да?

- Да.

- Значит, вы хотите уйти отсюда. Испугались, наверное, что останетесь тут навсегда. – сказала девочка и несколько раз уверенно кивнула.

Сережа немного подумал.

- Пожалуй, да. – ответил он через шесть секунд. – я испугался, когда вы сказали, что я тут надолго.

- Вы будете здесь ровно столько, сколько захотите сами.

- А где я?

Девочка опустила голову, поджала губы, развернулась на маленьких каблучках и пошла вперед. Сережа завороженно смотрел на ярко оранжевую резинку на хвостике девочки. Хвостик мотался из стороны в стороны при каждом шаге.

А когда оранжевая резинка стала малюсенькой точкой вдали, мальчик встал и легко пошел по улице. Даже вприпрыжку пошел. Несколько раз крутанулся, похлопал в ладоши и пробежался.

***

Сережа так радовался, что не заметил, как рядом с ним появился человек в котелке на голове и черных остроносых туфлях. Эти туфли были нарисованы жирной черной гелевой ручкой, они так и выделялись на фоне всего вокруг. У человека были тонкие ноги, нарисованные в одну линию, синий пиджак, а котелок на голове был не шляпой, а самым настоящим котелком, ручка которого свисала на затылок и двигалась при каждом шаге этого человека. Еще у него были настоящие человеческие уши. Он почесал острый нос, задвинул, сползшие очки назад и спросил:

- Как дела?

Сережа, который уже несколько секунд рассматривал человека, даже удивился обычному вопросу. Он ждал чего-то удивительного и странного

- Хорошо. – ответил он и постарался быть вежливым: - а как у вас?

- И у меня хорошо. – сказал человек и замолчал, не сводя глаз с Сережи.

До того, как попасть сюда, мальчик не разговаривал с незнакомцами, поэтому не знал, как вести себя дальше. Он поднял глаза кверху, сжал губы, вроде как, обдумывал что-то важное, глубоко вдохнул, на секунду задержал дыхание и выдохнул.

- Не знаешь, что сказать? – спросил незнакомец.

- Нет. – развел руками Сережа.

- Я тоже не знаю. Посидим?

- Можно, а где? - поблизости и не было ничего похожего на скамейку. Только дорога нарисованная серым карандашом и дома вокруг. Люди тоже исчезли.

- А мы на диване посидим. – человек махнул головой на что-то сзади Сережи. Мальчик обернулся и увидел большой мягкий диван с деревянными ручками. Он подошел, поставил на ручку стакан с компотом, который опять появился в руках, и сел.

Минут пять они сидели молча. Сережа чесал то руку, то ногу, вертел головой по сторонам, открывал рот, чтобы что-то спросить или сказать, но закрывал обратно и продолжал чесаться. Человек не двигался, даже не моргал.

- Когда я был маленьким, мама не разрешала мне разговаривать с незнакомцами. – вдруг сказал человек.

- А вы давно были маленьким? – спросил Сережа.

- Я не помню. – удивился человек.

- А как вас зовут?

- Артемка, - человек помолчал. – Николаевич.

- Может, Артем?

- Артемка. – твердо ответил тот и вытянул стрункой ноги. Сережа с интересом наблюдал, как губы Артемки Николаевича вытянулись в тонкую черту. Если бы у него было настоящее лицо, на нем могли выступить слезы.

«Интересно, а нарисованные люди плачут?» - подумал Сережа.

- Не плачут. – вдруг ответил Артемка Николаевич и поправил котелок на голове. – Не плачут, потому что слезы могут навредить, чему-то очень важному.

- Например, носу?

- И носу тоже.

Они снова замолчали. Сережа от скуки начал следить за белой пылью, которая падала с неба. Она была легкая и пушистая. Ее можно было поймать ладошкой без варежки и не отморозить пальцы, как говорила мама. Если бы мама видела эту белую пыль, то она бы разрешила и упасть в нее лицом, и лизнуть, и бегать без шапки и даже без куртки, когда пыль идет с неба. А может, она бы начала сама так делать, пока Сережа не видит.

- Наверное, из нее можно лепить фигурки. – сказал Сережа, не отрывая взгляда от пыли.

- Из кого?

- Из пыли.

- Из пыли? Нет, это не пыль. – ответил Артемка Николаевич.

- А что это?

- А что хочешь.

- Как это, что хочу?

- Если ты захочешь, чтобы это была сладкая вата, ты можешь наесться ею до икоты. – человек в котелке схватил рукой небольшую хлопушку пыли и съел. – если ты хочешь, чтобы это был снег, то увидишь, как хлопья таят на теплой ладошке. Я так делать не буду. Я могу лишиться какого-нибудь пальца, когда снег растает.

- Ого. – ответил Сережа. Зажмурился и сильно-сильно захотел сладкой ваты. Открыл глаза, поймал белую пушистую хлопушку и сунул в рот. – О-ого! 

- Вкусно?

- Очень вкусно. Я сладкого давно не ел. Мама не разрешает. А сегодня и пирожное, и сладкую вату. – Сережа говорил и загребал ее руками. – Интересно, как это работает? Как это, сладкая вата в снег? – он отправил комочек из хлопьев в рот и выпучил глаза.

- Снег? – засмеялсь Артемка Николаевич.

- Ага. – улыбнулся Сережа, проглотил ледяной кусочек во рту и вытер губы. – Пусть пока будет, как было. Я потом придумаю, что можно еще назахотеть, кроме ваты и снега.

- Придумай, ага. Чем тут еще заниматься, кроме этого?

- А что это за место? – Сережа никак не могу получить ответ на этот вопрос.

- А ты скоро сам все поймешь. Ладно, Сережа, мне пора. 

Сережа поднялся с дивана и пошел вперед. Он думал о людях вокруг. Нарисованные люди друг на друга похожи. Они одинаково двигаются и на лице у них одна и та же легкая улыбка. Ведь все рисуют человечков со скобкой вместо рта. У кого-то она концами вверх, а у кого-то – концами вниз. Тогда получаются грустные люди. Дети редко рисуют грустных людей.

На этот раз мальчик внимательно наблюдал за пробегающими мимо мужчинами и женщинами. Они почти не отличались друг от друга – только волосами и одеждой. На лицах были скобочки концами вверх, а глаза грустные-грустные. Интересно, как кто-то умудрился нарисовать грустные глаза.

«Я бы нарисовал веселые» - подумал Сережа и отпил немного из стеклянного стакана. Ему уже надоел компот. Оказывается, не так это и приятно постоянно пить на улице. Он вспомнил, как совсем недавно он кричал и топал ногами, выпрашивая у мамы компот. Она злилась и говорила, что на улице под снегом компот пить нельзя. Можно простудиться. А Сережа ей ответил, что когда он станет взрослым, и будет сам решать, что делать, он всегда будет пить персиковый компот на улице. Он вздохнул, поставил стакан на тротуар и пошел дальше.

Люди снова исчезли. Он даже не понял когда.

Сережа сделал два шага и моргнул. Обычно он моргал быстро и не замечал этого. Но сейчас ему моргнулось очень сложно, он с трудом разлепил веки, с усилием поднял их, аж лоб заболел и снова зажмурился. С неба прямо на глаза падала белая пыль. Оказалось он лежит на тротуаре и в сжимает в руках стакан с компотом, стоящий рядом. Он снова открыл глаза и посмотрел на белое небо. Небо было не закрашенным, будто взяли обычный лист бумаги, нарисовали город, людей, а небо забыли. «Так нельзя. Надо обязательно рисовать небо» подумал Сережа. «Все под небом ходим» говорила бабушка. А Сережа кивал. Все ведь правильно, он же ходит по небом, значит и все ходят. А тут выходит, что нет. Нет неба.

- Неба нет. – Сережа услышал знакомый трескучий голос.

Рядом с ним лежала девочка с оранжевой резинкой на нарисованном хвостике.

***

- А что есть? – спросил Сережа. Он сейчас очень загрустил. Если бы у него была скобочка, вместо рта, то ее концы опустились бы вниз. 

- Все остальное есть, все, что захотите или сможете представить.

- А если я захочу небо?

- Не выйдет. Его слишком долго рисовать. Ни у кого не хватит терпения. Оно и не нужно никому. 

Сережа в очередной раз огляделся. Как смог из положения лежа. Все вокруг было нарисовано неаккуратно, будто наспех, грубыми и косыми штрихами. Девочка угадала его мысли и продолжила:

- Тут все делают, что хотят. И получают, что хотят. Поэтому ни у кого нет времени заниматься, чем-то по-настоящему важным.

- Все, что хотят?!

- Да. Вы разве не заметили? Захотели вы пирожное – съели. Захотели, чтобы снег был теплым – он стал теплым. Захотите огромный надувной мяч – он появится.

Сережа крепко зажмурился и представил экскаватор. Желтый с огромными черными колесами. Как настоящий.

- Проверяете? – спросила девочка. – Да. Именно так это и работает. 

Мальчик открыла глаза, повернул голову набок и увидел свой экскаватор. Тот, который ему подарили на день рождения. Даже синяя краска на колесе осталась, это он рисовал акварелью и нечаянно капнул.

Девочка села и взяла его в руки. Сережа тоже хотел сесть, не вышло. Он почувствовал себя приклеенным – и руки, и ноги, и спина крепко прилепились к тротуару. Только голова двигалась и немного приподнималась.

- Я хочу отлепиться! – громко сказал Сережа. И отлепился. Когда он поднимал руки и ноги, они тянулись как сыр в горячей пицце. 

- Ух ты! – засмеялась девочка. – Так интересно. Все по разному нарисовываются. Только не кричите. Вы меня пугаете.

- Нарисовываются?

- Да. Сюда попадают настоящие люди, которые хотят делать, что вздумается и получать все, что желается. 

- Вот здорово! – воскликнул Сережа.

- Да это удобно. А еще тут все можно. Все, что нельзя дома. Вот вы – ходите без шапки и куртка распахнута, едите шоколад, хотя у вас аллергия, и мама ругает за сладкое. Пьете компот, бегаете по тротуару, разговариваете с незнакомцами. Вы делаете все, что вам запрещали. А когда запрещали, вы много раз бурчали под нос, что хотите жить там, где все можно. Правда?

- Правда.

- Вот. Тут все можно. Делайте. А меня дедушка ждет. – сказала девочка и собралась уходить.

- А как вас зовут? – спросил Сережа.

- Рита. – ответила девочка.

- Это плохое место.

- Ну-у-у, сначала тут хорошо и весело, но потом ты можешь делать все меньше и желания становятся несбыточными. Даже самые простые.

- А тут все были настоящими?

- Да. Все. Люди приходят и делают, что хотят. А потом становятся ненастоящими. Нарисованными. И больше ничего не могут делать. Но не перестают хотеть. И… И они друг друга не видят. Это самое страшное, что может случиться. Правда?

- Я не знаю.

- А вы представьте. Вокруг вас сотни любимых шоколадных пирожных, вы можете делать все, что угодно. Получаете все-все, что желали. Но проходит месяц, потом два, три… Полгода. Постепенно вы теряете краски, становитесь плоским, у вас больше нет эмоций и настроения. У вас нет друзей и вы не хотите завести друга-собаку. Все, что у вас есть – это вы. И вы уже не видите дальше собственного нарисованного носа…И знаете, что? Вы даже не можете плакать по маме и папе, потому что, чем больше вы плачете, тем меньше вас остается.

***

Сережа вдруг понял, что он лежит на асфальте, а белая теплая пыль не падает с несуществующего неба. Вокруг не было нарисованных людей, которые спешили по важным делам и даже домов нарисованных не было. Сереже думалось, что если бы над ним было небо, то он мог бы пролежать так час или два. Как на даче у бабушки. Он ложился на простынку, хотя всегда хотел лежать просто на траве, бабушка поправляла ткань под его головой и ставила тарелку с малиной. Сережа мог долго-долго лежать, смотреть на небо и есть малину.

Сейчас ничего не было вокруг, и Сережа испугался, что невольно мог захотеть малину, он открыл глаза, приподнял голову и огляделся. Малины не было. И компота не было тоже. «Жаль», - подумал Сережа и сел. Ему стало не по себе. Да что там, ему стало по-настоящему страшно – он сидел посреди большого белоснежного пространства, будто внутри бумажного листа с маминого рабочего стола. Как-будто его кто-то нарисовал и прикрыл другим листом. Он мог двигаться, дышать, но непонятно, на полу или на потолке. А может он сейчас вообще вверх ногами сидит?

Сережа заплакал. Плакал так, как в детстве, когда старший брат отбирал любимый экскаватор и обидно толкал. Он вспомнил, что плакал точно также потом, когда умерла бабушка и чуть позже, когда умер папа. С тех пор и перестал. Вырос хорошенько, до сорока лет и вот, заплакал.

- Сережа! – Над ним нависло человеческое лицо с нарисованными ушами, но человеческими, очень умными и добрыми глазами. То же самое, что нависло над ним, когда он впервые лежал с компотом в этом странном городе.

- Да, я Сережа. – ответил он и приподнялся. Человеческое лицо не исчезло, как тогда.

- Я не слышу тебя, Сережа, все равно. – лицо стало человеком. Настоящим человеком с нарисованными ушами. – Я давно уже никого не слышу. И ты не будешь.

Мальчик испугался и попытался встать. Вдруг подумал, что может он и не лежит. В белом пространстве непонятно, в каком он положении. И Риты нет, чтобы спросить. Человек встал или лег рядом:

- Странно. Тут нет неба. Надо обязательно его нарисовать. – тихо сказал он. – Бабушка всегда говорила «все под небом ходим».

Сережа удивленно посмотрел на человека, захотел сказать, что и его бабушка так говорила, но вспомнил, что у того нарисованные уши. Нарисованные уши ничего не слышат. Они лежали и молчали. Сереже было неудобно, но любопытно. Он повернулся к мужчине и стал его разглядывать.

- У тебя есть персиковый компот? - спросил вдруг мужчина.

Сережа покачал головой.

- Ну как же нет? Вот же! – он привстал и взял стакан у Сережи из руки. 

Мальчик вытаращил глаза и посмотрел на свои руки. Он был уверен, что в них не было никакого компота.

- Просто я захотел компот и получил его. Но я получаю, чего хочу только, пока рядом со мной есть кто-то. Вот ты, например. Или Ритка – она ушла недавно. Хорошая девчонка была. И компот умела варить. Потом сказала, что я всегда делаю, что хочу и дальше своего носа ничего не вижу, собрала вещи и к деду ушла. 

Сережа боялся шевельнуться.

- Но я давно уже один тут, – продолжил человек. - Раньше Артем был – друг мой. Мы с ним с института рука об руку шли. Я потом компанию присвоил, а его с носом оставил. Ну а что? Это бизнес, либо ты либо тебя. Я ему тогда сказал. Ты либо Артемом будь, мужиком! Либо так и останешься Артемкой.

Сереже казалось, что с каждым словом человек становится все печальнее. Он захотел переспросить про Риту, но снова вспомнил, что у человека нет ушей. И он все равно ничего не слышит. «Как это странно», - подумал Сережа. – «Так ведь и происходит. Когда ты делаешь, что хочешь, перестаешь слышать других. То есть сначала перестаешь их слушать, а потом уже слышать».

- А потом знаешь, Славка появился. Сын мой. Оказывается, Рита беременная уже была, когда уходила. Я им в роддом денег привез, потом купил все. Но некогда было все приезжать, звонил. Ему недавно два года исполнилось… - человек замолчал и опустил голову.

Сережа подумал, что человек наверняка и не звонил даже своему сыну. «И зачем он мне все это говорит?» - мальчик захотел встать, как человек вдруг взял его за руку.

- Ты куда, тезка?

«Его что, тоже Сережа зовут?» - подумал Сережа.

Мужчина смотрел на него настоящими, добрыми глазами. Лицо, как маска – моложавое, канавки морщин на лбу и между бровями, губы вытянутые в струнку. «Как-будто злой, а глаза добрые». – подумал мальчик, сел обратно и закрыл глаза. Он подумал, что хочет небо. Открыл глаза – все по прежнему было белым. Нужны карандаши. Много-много синих карандашей. Открыл глаза и увидел темно-синие. 

- Не то, - сказал он сам себе, закрыл глаза снова и захотел голубые. Нежно голубые карандаши. Цвета неба над бабушкиной дачей и над ним с малиной. Или лучше акварель. Акварельное небо, как настоящее.

Сережа открыл глаза и улыбнулся. Рядом с ним лежали две кисточки и краски цвета неба. Мужчина выпятил нижнюю губу и приподнял бровь. Сережа всегда так делал, когда удивлялся. Но сейчас не стал удивляться. Поднял с пола кисточки, одну протянул мужчине, улыбнулся, окунул ее в краску и начал рисовать небо.