Бесы

– Здорово, ребятки!

Егор Саныч Сенин, ефрейтор, старожил батальона, прошагавший в его рядах весь путь с самого первого дня войны, подошел к кучке молодых бойцов из недавнего пополнения, которые с интересом рассматривали что-то, сбившись в тесный кружок.

– Чего вы там интересного накопали? – с забавным южно-русским акцентом спросил он.

– Да вот, Егор Саныч, немцы нам приглашения шлют, говорят – приходите в гости, мы вас накормим, напоим и спать уложим.

Рядовой Алексей Краснов, уже успевший подружиться с Сениным, протянул ему пропагандистскую листовку.

– А-а-а... – хмыкнул ефрейтор, – такое приглашение? Ну и чего? Есть желающие?

Он внимательно пробежался взглядом по лицам бойцов.

– А что, Егор Саныч, неужели на кого-то эти бумажки действуют? Неужто можно поверить, что они нас хлебом и солью там встречать будут?

– А это, ребятки, зависит уже от того, пролезет ли эта бумажка в душевную дырочку солдатика.

Бойцы переглянулись, не понимая – шутит Сенин или говорит серьезно.

– В какую еще дырочку, Егор Саныч? – нахмурился Краснов.

– А дайте-ка мне огоньку, ребятки, я вам и расскажу, – усаживаясь на землю, крякнул Сенин.

Прикурив от протянутой спички и крепко затянувшись, он продолжил:

– Это история диковинная, конечно. Мне ее бабка рассказывала, когда я еще совсем пацаненком был. Я раньше в нее тоже не верил, но вот живу на свете уже, считай, полвека, и начинает мне казаться, что есть в ней какая-то правда.

– Ну, если бабка рассказала, то оно, конечно, завсегда правда, – хохотнул кто-то из бойцов.

– А чего гогочете-то? – нахмурился Сенин. – Старые люди поболе вашего знают. Помню, сказывала мне она, что, мол, ходит по земле ангел, да души людские к дитям новорожденным крепит.

– На гвоздики или на прищепки, Егор Саныч? – раскрасневшись от еле сдерживаемого смеха, поинтересовался Краснов.

– Это мне неведомо, – пожал плечами Сенин, не заподозрив в вопросе издевки, – может и на гвоздики, мне бабка таких подробностей не сообщала. Но зато другое говорила. Что души эти он для удобства на пояс цепляет – ну, чтобы руки свободными были. Дырочку малую в душе проковыряет и на веревочку ее, а веревочку вокруг пояса завяжет заместо ремня, и ходит так по земле. Увидит, что где-то ребенок родился, он подойдет, веревочку развяжет и душу новенькую детенышу этому и прикрепит. А дырочка-то остается, ну, на которой душа висела. Вот через нее, через это отверстие всякое зло можно с человеком творить. Бесы же тоже не дремлют, всё пытаются дырочку эту нащупать, да когтями своими расковырять. Оно же знаешь как? Только подцепи, а дальше хоть душа, хоть рубаха, тут же по швам разлезется. Только дырка эта душевная у всех людей в разных местах, вот и приходится бесам нащупывать ее различными способами. Вот такое бывает, ребятки.

Сенин замолчал и обвел взглядом своих слушателей, которые держались из последних сил, чтобы не засмеяться.

– Егор Саныч, – снова оживился Краснов, – а дырочки эти, они по диаметру одинаковые у всех?

– А я почем знаю? – пожал плечами Сенин. – Мне бабка о том не докладывала. Я что слышал, то и говорю, ничего нового не выдумываю. А ты это к чему спрашиваешь?

– Да вот, думаю, в какую трубочку эту бумажку скрутить нужно, чтобы она в дырочку пролезла.

– Дурак ты, Лешка, – махнул рукой Сенин, а остальные слушатели, не в силах больше терпеть, разразились громким смехом.

– Зря гогочете, ребятки, зря... – покачал он головой. – Вот вам пример для наглядности, так сказать. Своими глазами всё видел. Был у нас еще до вас в батальоне сержант один по фамилии Гридин. Ох и лютый был боец, ох и лютый... Вить, да ты ж его помнишь, небось?

– Такого забудешь... – кивнул солдат, сидевший в сторонке и не особо участвующий в разговоре.

– Не человек, а гора. Метра под два ростом, ручища – как три моих, челюсть квадратная, лобешник бронебойный. А как посмотрит на кого, так кровь в жилах стынет. Будто зверь дикий, ей-богу. Ох и злой был, ребятки, этот Гридин. Своими глазами видел... – Сенин осмотрелся по сторонам и понизил голос. – Своими глазами видел, как он немцу раненому шею одной рукой свернул, как цыпленку. Вот так вот схватил его за горло, лапу свою сжал, да как дернет вбок... У того голова так набок и повисла. А он на нас зыркнул, мол, ничего вы не видели и пошел дальше. А если кого из наших убьют, так он подойдет, посмотрит на него и хоть бы хны – дальше идет, как будто на пустое место глянул. Никакой, ребят, реакции. Но воевал он будь здоров... Мы уж думали, что заговоренный он какой – ни пуля его не брала, ни осколок. Прет всегда, как танк и хоть бы что ему, ни одной царапины. А врагов не щадил. Я так скажу, чтобы понятно было –раненых он за спиной никогда не оставлял. Если уж прошелся, то всё за ним замолкает... Чего таить, мы его и сами побаивались, да, Вить?

– Было дело, – подтвердил солдат, закуривая самокрутку.

– А один раз встали мы под деревенькой какой-то, я уже названия ее и не вспомню. То ли Красево, то ли Карасево, то ли...

– Да шут с ней, с деревенькой, – не выдержал кто-то из слушателей, – дальше-то что было?

– Ну да, – кивнул Сенин, – какая разница, дело же не в названии... В общем, начали нас немцы артиллерией утюжить, как бешеные, ей-богу. Мы-то окопаться успели хорошенько, как начнут те стрелять, так мы по траншеям заховаемся и сидим. А вот тем, кто наверху – тем несладко конечно. Вот и коровке одной не повезло.

– Кому-кому? – хмыкнул Краснов.

– Коровке, коровке. Что ты, коров никогда не видал что ли? Видать, отвязалась где-то в деревне, да пришла к нам травки пощипать. Посекло ее осколками страшно. Лежит, бедная, дергается, а вся бочина как решето. Тут ее Гридин и увидел. И вот не верь после этого во все эти дырочки душевные... Побежал он к этой коровке, сел возле нее, да как заревёт... Вокруг него земля дыбом встаёт, а он по морде ее ладошкой гладит, лицом прижимается, весь в ее кровищи, а все никак успокоиться не может, ревёт и ревёт. Буренка, кричит, буреночка, тебя-то за что!? А та на него глазюками своими огромными смотрит, а сказать и не может ничего, хрипит только, да губами за руку хватает, – Егор Саныч вздохнул и еще раз затянулся. – Представляете какое дело? Сколько он людских смертей перевидал, скольких врагов сам на штык насадил – ни одна морщинка на лице не дрогнула, а как увидел, что животинка безвинная мучается, так тут что-то в его голове и замкнуло. Кто-то скажет, что сам дурак, чего из-за скотины под пули лезть? А я вот думаю, что просто нащупал бес его слабое место. Так уж дырочка эта ангельская на его душе расположилась, что людские смерти на войне он принимал как должное, а мучений животного никак выдержать не мог.

– Живой хоть остался? – поинтересовался кто-то из слушателей.

– Живой, – кивнул Егор Саныч, – правда после этого совсем другим стал. Равнодушным каким-то, медлительным, сядет в сторонке и глядит в одну точку. Его вскоре перевели куда-то в тыл. Видать, хорошенько бес его душу искромсал.

Сенин поднялся, окинул взглядом примолкших слушателей, поправил гимнастерку.

– Так что, ребятки, хотите верьте, хотите нет, а все же дырочки эти душевные и на самом деле существуют. У каждого они есть. Нащупает ее бес, ткнет в нее когтем своим поганым и всё – раскромсает душеньку на лоскуты и, считай, нет уже человека. А здесь, на войне, бесов-то всегда поболе, чем в каком другом месте, вот они и щупают нас то бумажками вот такими, то письмами из дома, то гибелью товарищей, а для кого и коровки обычной достаточно будет. Никогда не знаешь, куда он тебя своим когтем ткнет. Так что берегите свои души, ребятки, берегите. Других на складе нет.

Ефрейтор потушил окурок о подошву сапога и зашагал в сторону расположения.

– Ну и заливает, старый... – хмыкнул Краснов, скручивая листовку в трубочку, чтобы рассмешить своих товарищей. – Егор Саныч, неужто твое душевное отверстие бес за полвека так и не нащупал?

– Чего ж не нащупал? – остановился Сенин. – Нащупал, только оно у меня зашито крест-накрест суровой ниткой. В него теперь ни один коготь не пролезет.

– Бабка небось и зашила крестиком? – улыбнулся кто-то из солдат.

– Да не, – махнул рукой Егор Саныч и как-то странно изменился в лице, – один крест жинки моей, а второй – сына. До конца войны хватит, а там пущай кромсает – не жалко. Не дай вам бог, ребятки, таких заплаток.

©ЧеширКо