Беспредел.
Brooks
Забор — это что… поди его, разбери, где растёт. Сколько лет проплутаешь, пока упрёшься в колючку. Возьмём мегаполис. Кольцевая дорога опоясывает разбухшую талию. Машины мчат, влекомые центробежной силой. Скорость. Но где пролегает черта, каковы постоянные признаки? Железобетонные корпуса: административные здания, дома, заводы… По выходным шумит стадион. Наряд полиции патрулирует улицы. На поясе каждого наручники и дубинка. Теплее. Наручники — атрибут. Их холодного жима злая трескотня. Карцер — тюрьма, зона — остров свободы. На острове безопасно. Тут не угодить под машину, не оказаться под брюхом у пьяной толпы. Случаи алкоголизма и наркомании уникальны. Скорее обжорство, хотя процент здоровых людей… И даже бытовое насилие нас не пугает. Когда ты последний раз сталкивался с представителем власти? Ну как же, три месяца назад проверили водительское удостоверение. Без причины заставили багажник открыть. Город, тюрьма, гражданские институты невозможны без карательных органов. Но если последние не лютуют, если своим присутствием — гарант стабильности и покоя…
На юге пока не запретили дышать. Надзиратели на стадионе ведут себя как учителя физкультуры, а дежурный ключник, передвигаясь по модулю, придерживает погремушку совсем не для того, чтобы беззвучно подобраться поближе. Другие слились, неотличимы истуканы по правую сторону очереди в раздатку. Так может пройти год. Для кого-то два года проскользнут через стоки. Часто, весной или перед посещением важных комиссий, у Хозяина случается приступ рабочего настроения. Он как стихийное бедствие, выкорчёвывая, кружит по юнитам. Неделя. Последствия ликвидированы. И снова сладкая дрёма. События нежелательны. Хорошо смазанный механизм. Под горку. Накатом. Способность предсказывать ход времени, есть функция бога. Кому не охота сверкать?
Суббота. Течение замедляется. Дежурный лейтенант во время раздачи пищи сонной мухой ползает по стеклу кафетерия. В нерабочие дни мы завешиваем шконари простынями, шторки мастерим, перестаём заправлять постели и наводить марафет. Ходим в гости из юнита в юнит, пирушки устраиваем, показываем семейные альбомы или обмениваемся порнографическими карточками. По выходным, с удвоенным усердием, мы играем в свободу.
Суббота. Полчаса до чётырёхчасового пересчёта.
— Винтерс идёт!
Что бы ни произошло дальше, куда бы он там ни шёл, события предрешены.
По дороге к V1, припадая на левую ногу (словно проглотил металлический штырь), ковыляет седой старик... Пятьсот человек наблюдает, затаив дыхание. Винтерс ключником в V1 или V2?
От входа раздаётся свист.
К нам! Этот свист — торговая марка, бичом будет стегать тебя следующие восемь часов. Куда там Хозяину с его метеорологией — не страшен. Винтерс на смене — худшая из напастей.
16.00. Пересчёт. Винтерс крадётся, по-стариковски проговаривая вслух номера. Одет он всегда по форме: ботинки со стальными носами, на поясе погремушка — ключи на цепочке, наручники и флакон парфюмерии. На нём голубая водолазка с коротким рукавом. На груди вышиты фамилия и название тюрьмы. Многие любят похвастать аббревиатурой USP. У Винтерса белыми нитками значится: FCI Юг. Здесь он проработал больше тридцати лет. Вглядываясь в лицо, ты ищешь подтверждения дурной славы. Старик как старик. Наверняка, выпивает. Подслеповат. Взгляд Винтерса участлив, ты никогда не слышал, чтобы он повышал голос.
После пересчёта юнит как раненный палкой муравейник. Что тщетно. И не спасёт. Трепыхайся не трепыхайся, тут, как повезёт.
Восемнадцать лет назад во время бунта бессрочников-колумбийцев Винтерс два дня провёл в заложниках, запертый в тележке для стирки (по другой версии, за эти два дня он был не единожды изнасилован). С тех пор Винтерс озлобился. Он работает канслером в R2, но иногда, как сегодня, берёт сверхурочные. Слава бежит впереди: Винтерс предсказуем, он ни прикаких обстоятельствах не отступает от правил. Этим-то он и опасен.
Свист звучит резче, стегает. Объявлено начало охоты. Винтерс кружит по юниту, и с его приближением жизнь увядает. Первый этаж. Носом в тележки для стирки. Понравилось? Перевёрнут стул. Пронзённое шваброй мусорное ведро корчится болью. Винтерс поднимается на второй этаж.
— Готовите? А это у вас… Лук? Как интересно… А где вы его взяли?
Когда Винтерс приближается к твоей комнате, перестаёт биться сердце и сухо во рту. Но, глянув вскользь, тот проходит мимо. Открывает чулан. Ворошит слои пыли. Хочется крикнуть: прекрати же свистеть, грязь! Но ты нем. А Винтерс услышал. Заперев чулан, он возвращается в твою комнату.
— Все вышли наружу.
Во исполнение воли твоей склоняем мы головы. Да будут руки твои проворны и ловки. Да не замутнится глаз твой, а ум останется острым, и, через века… Опыт поколений пополнит Скрижаль.
Можно остаться, стоя в сторонке, и принимать соболезнования. Повиснув на перилах, наблюдать разорение. Можно сорваться в дальнюю точку: поймать зелёный в 18.00, усесться под фонарный столб, промокнуть. Каждое движение Винтерса, будто стоишь за спиной.
Вот он открывает твой шкафчик.
На верхней полке слева — продукты. Около стенки — картонка из-под печенья. В ней пять яблок. На пол, возле шкафчика. Первая жменя — в курган. Кофе в пластиковом контейнере, в таком же контейнере и орехи. Пересыпать из оригинальной упаковки не положено. Принесённые с кухни соя и овсянка. Баночка с корицей и пакетики с крупами. Из продуктов Винтерс оставляет только супы и тунца. На следующих двух полках книги: коллекция классики и словари. Увесистые кирпичи по тысяче страниц. Все тридцать книг на пол. Покопавшись, Винтерс выбирает пять поплоше и возвращает обратно. За книгами приз: машинка для стрижки. Такие уже четыре года как под запретом. Встав на колени, он достаёт с нижней полки три миски. Вернув дешёвую плошку на место, две других, по полтора литра, он бросает в курган.
С дверных створок сняты так называемые locker body, прошитые в «Юникор» полотна с кармашками. Оба в кучу, невзирая на содержимое карманов. Ручки, карандаши, записная, футляр с запасными очками, ножницы, радио. Без разбору, в курган.
На верхней полке, справа — удача. Сумочка с инструментом: иглы, нитки из мастерской, кусочки кожи, клей. Тут же шахматы. Такие в лавке не продают, а значит — в курган. Перевёрнута одежда. Повязки на голову, майки с удлинёнными рукавами, тренировочные брюки с самодельными карманами… Любая переделка — и одежда считается контрабандой. Содержимое следующей полки — блокноты. Украдены в мастерских. В курган, несмотря на то что исписаны. Оставшаяся полка — листы А4, компьютерные распечатки на непонятном языке. Под понятие legal work не попадают. Остаётся достать самодельные полки с правой стороны шкафчика, и больше поживиться тут нечем.
Перевёрнута постель. Под матрасом — доска. Разрешение на такие перестали выдавать три года назад. Под шконкой пять пар обуви, когда положено две. Мешок с нижним бельём на полу. По правилам положено три майки, три пары носков, трое трусов. Подразумевается — одна смена на тебе. Теперь всё? В термосе под столом — молоко. Конфисковано вместе с контейнером.
Можно поспорить. Позвать лейтенанта. Вспомнив выписку из правил, попросить бумагу о конфискации. Но ты только заикнись, не сомневайся, выпишет. Вместе с квитанциями-штрафами за контрабанду. Сорок, пятьдесят квитанций. Тебе не отбить ни одну.
Винтерс — учёный. Оставь он неграбленное в юните, следующие по смене ключники всё, до последней мелочи, возвратят владельцу. Хабар он утащит с собой. Остаётся только сочувствовать жителям R 2, где он проводит по восемь часов в день. Бороться с Винтерсом можно только навалившись всем миром. Методика недавно была опробована в соседнем V 2. Стоило Винтерсу приступить к своему чёрному делу, кто-то включил пожарную сигнализацию. Началась эвакуация. Пришёл лейтенант. Последовало заявление: «Угомоните старика». Иначе ни в юнит, ни на стадион. Двести человек — «Морская фигура замри».
Стемнело. Ты возвращаешься со стадиона. Возле входа в юнит четыре мешка конфиската. Кого-то снова обобрали до нитки. И дело даже не в тех жалких сотнях, правдами и неправдами скопленных за годы срока. Есть вещи… очки, та же машинка для стрижки, книги. Наконец, исписанные блокноты. Восстановлению не подлежит. Жалуйся не жалуйся — бесполезно. Хозяин о проделках Винтерсах слышал не раз. Старик на особом положении, его берегут. Имя старику — Закон. А по-нашему, по-зековски — Беспредел.
Остаётся только надеяться, что всё расказанное тебе только привиделось, а выигрышный лотерейный билет сегодня достался соседу.
Апрель 2012