Берлин

Яркие проблесковые маяки в бетонном бункере резали глаза. Два человека вышли из машины, черная полицейская униформа  отсвечивала синим. Один молодой человек остался у водительской дверцы, второй очень вежливо на хорошем английском языке предложил сесть на  заднее сиденье.

Мы приехали в Берлин за неделю до старта. В воскресенье последняя длительная, совмещенная с обзорной экскурсией по городу. 24 километра по 5 минут. Из гостиницы выбежал уже поздно вечером. Александрплац, Унтер дер Линден, Бранденбургские ворота, Рейхстаг, огромный парк Тирганден без единого фонаря, набережная Шпрее. Вечером по Берлину хорошо бегать. Темнота такая, что пописать можно в любом месте. Надо только следить, чтобы не наскочить на целующихся голубых. Дорога начала уходить куда-то вниз в тоннель. По трем полосам навстречу едут машины и приветливо подмигивают фарами, некоторые бибикают. Я бегу уже минут пять, а конца тоннеля не видно.

1964 году 40 западных немцев на глубине 12 метров прорыли под Стеной тоннель в Восточный Берлин длинной 145 метров, чтобы вытащить из «оккупации» своих родственников. Каждую ночь непрерывным потоком на свободу выбирались люди. Тоннель 57-ми назывался он в документах. 57 человек пролезло через тоннель, пока предатель не привел сотрудников Штази. Одним из ускользнувших был Райнхард Фуррер, который в 1985 году полетел в космос, а в 1995-м разбился на самолете. Тоннель должны были закопать, но вот он, длинный и незакопанный. Я все еще бегу вниз. Компьютер на руке потерял связь с реальностью и превратился в кусок пластмассы с кремниевыми вкраплениями.

Белый мерседес включил аварийку, замигал фарами. Водитель настойчиво машет руками.

-Вы не отсюда?

-Я из России

-В этом тоннеле нельзя перемещаться пешком

-Я приехал на Берлинский марафон

Парень одет в штатскую одежду, хорошо говорит на английском и работает сотрудником службы эксплуатации тоннеля. Тротуар предназначен только для аварийных ситуаций. Ходить нельзя. Везти меня на своей машине он не может, для того, чтобы транспортировать нарушителей нужно как минимум два официальных лица. В тоннеле сработала сигнализация, полиция уже едет, ждем.

В тоннеле холодно, большие вентиляторы продувают через внутренности этой огромной змеи вонючий воздух. Я устал и замерз. А на заднем сиденье полицейской машины тепло и не так сильно пахнет выхлопными газами.

- Аусвайс!

Я с трудом ловлю падающую планку.

- Карточка от номера гостиницы подойдет?

Нормальные ребята, даже приветливые, просто в детстве мы смотрели разные фильмы. Через минуту мне пожелали удачи на Берлинском марафоне.

I’ll do my best. Ау фидер зейн.

Ноги должны работать на тренировках, на гонке должна работать голова. Эта неделя в Берлине была нужна для того, чтобы после командировок, работы, домашних дел привести нервную систему в порядок. Музей Боде с Роденом, алебастровая голова Нефертити с металлической копией для слепых, Лютеранский храм построенный католиком, длинные прогулки по городу и бег километров по пять, шесть в день. Успокоиться не получается. Как-то неожиданно вся эта история с бегом перестала быть Just for fun. Я потратил на подготовку к Берлину 270 часов. Семья спрашивает: «зачем мы должны терпеть эти закидоны с тренировками». На работе спрашивают: «какого хрена, а кто будет работать». Друзья спрашивают: «а ты уверен, что такие объемы бегать правильно». Я знаю ответ на эти вопрос только в том случае, если я бегу все быстрее и быстрее. А разница между быстро и не очень всего в одну секунду: 4 минуты на километр - хорошо, 4:01 плохо.

После Токио я пробежал полумарафон в Утрехте. Хотел поймать суперкомпенсацию. Не поймал. До Берлина не участвовал ни в одном старте. Мне не хотелось отвлекаться от подготовки. Мы с Мишей Питерцевым разработали план и аккуратно неделю за неделей выполняли его. Соревновательный опыт - важная штука, но мне сейчас не хватало выносливости, а не опыта. И я сложил все свои яйца в одну корзину. Риск я осознавал. Травма, болезнь, нервотрепка на работе, плохая погода и прочий shit happens  запускали под откос полгода работы. Ну а с другой стороны - это, надеюсь, не последние полгода. Редкие, но важные старты - это эмоции, которые не получишь в повседневной жизни, как ожидание полета в космос.

Успокоился я километре на десятом. Раздышался, пульс 156, сверху дождь, не жарко, ноги включились. На 14-ом километре съедаю гель. Я уже пристрелялся к гелям, ем Squeezy c томатным вкусом, он очень густой, соленый и после него не першит в горле. В томатном Squeezy  нет ни кофеина, ни гуараны, только правильные углеводы. 18 грамм углеводов в пакетике или 74 ккал. А я трачу 850 ккал в час. Можно обожраться гелями, а топлива в бензобаке будет все меньше и меньше. Организм в идеальных условиях может прокачать через разные стенки и мембраны 60г глюкозы в час и еще немного фруктозы, а под нагрузкой питания всасывается значительно меньше. Каждый прием геля - это сбитое дыхание и суета с выковыриванием большого пакетика из маленького кармана. Решил есть три раза на 15-м, 25-м, и 35-м километрах,  222 ккал на дороге не валяются.

Гель медленно ползет по горлу в желудок, подбегаю к пункту питания. Стол с водой очень короткий, бегунов много, толкотня, кто-то останавливается прямо у стола, хватаю стакан, с кем-то сталкиваюсь и он остается пустой. А гель все еще медленно ползет по горлу.

Километре на седьмом я заметил парня в зеленой майке с итальянской надписью. Бежал он очень ровно, со знанием дела. Я иногда отвлекался от контроля темпа, прицеплялся взглядом к его майке и отключал голову. Пустой стакан медленно падает из моей руки, гель медленно ползет по горлу, пульс быстро взлетает. Вижу недопитый стакан в руке итальянца, он в трех шагах впереди и уже почти разжал руку. Я успел, он быстро среагировал, гель улетает в желудок вместе с двумя глотками воды.

-Спасибо

-Пожалуйста

-2:48?

-Да.

-Italian?

-Да.

Я видел спину Fabio до 30-го километра, потом он видел мою.

Организован марафон идеально. Меркель со страниц официального издания обратилась к участникам, трасса размечена вдоль тремя полосками, каждый километр отмечен знаком, на каждом пятом километре секундомер, на старте порядок, в голове ордунг. Только разминаться негде. Совсем. Меня тренер учил, что даже перед марафоном нужно хорошо разогреться и сделать несколько ускорений, чтобы включить сердце. В парке узкие грунтовые дорожки с лужами, по ним медленно ползет толпа к стартовому коридору. Перед входом в коридор очень много людей. Разминку пришлось отложить до следующего марафона.

У меня блок С, у Кипчоге, Бекеле и Кипсанга блок А - это в пятидесяти метрах впереди. Чем лучше твой предыдущий результат, тем ближе ты к стартовой линии. До старта 15 минут. Самые хитрые бегуны перепрыгивают через ограждение, чтобы стартовать поближе к Кипчоге, они и будут мешаться под ногами первые километров пять.

С утра идет дождь. Я кутаюсь в блестящую пленку. 5 минут до старта. Снимаю штаны и свитер, выкидываю их за ограждения. Кроссовки уже намокли. Самые опытные бегуны неспеша снимают бахилы с сухих кроссовок, это секунд 15 на финише.

Выстрела я не услышал. Люди выскочили из стартовых ворот как атлантическая сельдь из трала. Суета. Кто-то перепрыгивает лужи, кто-то молотит ногами по воде. Все жмутся к правому краю, в сторону первого поворота. Сейчас нужно поймать темп. Миша сказал 4 минуты до половинки, а там как пойдет.

В этот цикл подготовки мы бегали много длинных интервалов с целевой скоростью. Я не чувствую темпа. То 3:50 воспринимается как 4:30, то 4 минуты, как 3:20. У Миши есть такое упражнение: километр по 3:50, километр по 4:10 и так много раз. Задача - поймать темп. В марафоне, как в жизни - любая спешка ухудшает результат в долгосрочной перспективе.

Поворот, еще поворот. Чуть-чуть растянулись. Компьютер показывает 3:56, но пикает метров за 50 до километровой отметки. Переключаю часы в режим секундомера, экран темпа стал бесполезным. Точность плюс минус четыре секунды на километр явно не достаточна, это почти 3 минуты на дистанции. Хорошо, что целевой темп круглый - четыре ноль ноль.

6 километр. Слева тюрьма Моабит. Аккуратная высокая стена, колючая проволока сверху, за стеной идеально чистые и гладкие кирпичные корпуса. «Если мы необходимы Нашей родине любимой, Мы становимся сильней».

7 километр. Справа в тумане появился прозрачный купол Рейхстага. Отец в Блокаду тушил зажигалки на крышах Ленинграда, а в 42-м мальчишкой ушел на фронт. Войну он закончил 13-го мая в Праге. Немцы уже сдались, а власовцы сопротивлялись пока их не перебили  всех до последнего. Им что в бою погибнуть, что наши расстреляют за предательство. В Чехословакию армия повернула почти у Берлина.

Дождь стал сильнее. Асфальт в лужах, приходится прыгать, чтобы не таскать с собой лишнюю воду. Я давно уже бегаю в Saucony. Лучшая модель была Type A6 - мягкая, как носок и легкая. Следующая модель Type A приобрела экзоскелет, дань моде в конструировании кроссовок. Это приблизило тайпы к остальной беговой обуви и испортило тапок. Но все равно пока ничего лучше мне не попадалось. Снизу в подошве сквозная дырка, если наступить в лужу холодная вода смешно щекочет ступню, но тут же выливается. Нога всегда влажная, но не мокрая. В Берлине разный асфальт на дорогах, некоторые улицы под дождем стали скользкими. У меня не силовая техника бега, я скорее стремлюсь к высокому кпд и экономии энергии, но даже у меня на этом асфальте кроссовки отстреливали назад, как неудачно смазанные лыжи.

Упираемся в Фридрихштадт палас. У нас тоже кордебалет. Нужно перепрыгивать через трамвайные рельсы, лужи, уворачиваться от паребриков и бордюров островков безопасности, следить, чтобы никто не содрал с ноги кроссовок. В Токио километру к десятому я уже проваливался в анизотропный режим, голова отключается от ног, ноги переходят в режим дистанционного управления и начинают жить своей жизнью, а голова слегка засыпает. В Берлине нет ничего подобного. Я в полном сознании. Но бежится хорошо, внимательно контролирую темп по секундомеру и по нескольким адекватным ребятам чуть впереди меня.

Километре на десятом громко шлепая по лужам и брызгаясь меня обгоняет крепкий парень в элегантной черной майке с короткими рукавами, в идеальных найках sub2 c пяткой, похожей на корабль, плывущий задом на перед, в черных трусах и с патронташем гелей на модном поясе. Я больше его никогда не видел, но в тот момент был уверен, что километра с тридцатого он пойдет в сторону метро пешком, досасывая по дороге содержимое потронташа. Когда я неспеша еду на своей ауди, мимо меня иногда  проносятся по встречке навороченные машины. Как же надо изуродовать свою жизнь, чтобы так спешить в преклонном возрасте. Задача тайм менеджмента состоит не в том, чтобы напихать в 24 часа как можно больше дел, а в том, чтобы не заниматься ерундой. «Берем кусок мрамора и отсекаем все лишнее».

16-й километр. Бежится настолько хорошо, что становиться страшно. Смотрю на часы. Fuck. 1:03:48. Пока время на экране измерялось минутами Polar крупно показывал все цифры, а теперь он крупно показывает сколько часов я пробежал. Я точно знаю без Polar сколько часов я пробежал. Мне важны секунды, я даже минуты знаю наизусть. У этого компьютера большой очень контрастный экран из минерального стекла. Они отлично сидят на руке своим изогнутым корпусом. Но мне нужны секунды, которые показываются настолько мелко, что увидеть их у меня меньше шансов, чем догнать Беккеле и  Кипсанга, которые к этому времени сошли и уже ехали к своей гостинице на автобусе.

Я только теперь начал понимать парней, которые сходят с дистанции. Бег либо есть, либо нет. А если его нет, то какая разница переместился ты за финишную линию или остался по эту сторону. В обоих случаях ты не победил, надо смело взглянуть в лицо жизни.

Половинка. 1:24 с неизвестными секундами. В Токио к этому времени уже приходилось напрягаться, а в Берлине бежится отлично. Где-то здесь меня ждет семья. Я тоже ее жду. В этом каменном лабиринте очень скучно одному, крик «Юра, давай!» вбрызгивает адреналин. Я машу руками и корчу гримасу, которая должна обозначать улыбку.

В самолете по дороге в Берлин я думал, что делает этот марафон самым быстрым марафоном мира? Узкие улицы, много поворотов, скользкий асфальт, всегда дождь, теплая погода. Что здесь такого? А тут в районе 20-го километра я все понял.

Из этого города хочется поскорее сбежать. Германия застряла в эпохе индустриализации. Функциональность вперед эстетики. В архитектуре изящества не больше, чем в немецких военных маршах времен третьего рейха. Платформы наземного метро на курьих чугунных ножках, пакгаузы из стекла и ржавого железа, гладкие бетонные поверхности без окон и дверей. На эти поверхности так и просятся граффити, и они там есть. Весь Берлин покрыт потрясающими по исполнению картинами с жутковатыми сюжетами. Бездушная механистическая эстетика, жесткая, как перекаченный футбольный мяч.

23-й километр. Если не считать секунд, о которых я не имею ни малейшего представления то бегу точно в графике. Все еще страшно, даже страшнее, чем на старте. Я прислушиваюсь к организму, никаких признаков стены нет. Миша рассчитывает, что я добавлю на второй половине. Математика простая: если я пробегу ровно по 4 минуты километр, то у меня будет личный рекорд со временем 2:48:47. Это задача минимум. Если добавлю, можно попытаться выбежать из 2:48. А добавлять страшно. Я не знаю, есть ли жизнь после 35 километров, я никогда не был там в сознательном состоянии.

Мимо меня медленно просачивается мужчина. Полненький, короткие ножки, бежит, слегка раскачиваясь. Никаких данных к марафонскому бегу. Но он бежит быстрее меня, его спина в синей, насквозь промокшей футболке с нелепыми короткими рукавами медленно удаляется.

Я знал, что марафон делается именно здесь, между 22 и 30 километром.

Конец силам еще не наступил, но уже виден, а конец марафона еще даже не виден. Здесь год назад я сдал Москву. Легко добавить на первых километрах, несложно потерпеть на последних, но середина требует дисциплины, концентрации и смелости. Достаточно отвлечься на пару километров, выпасть из графика бега, потерять надежду на личник, лишиться мотивации и все….. экскурсия по Берлину.

Цепляюсь за парня в синей майке. Он бежит уже метрах в двадцати. Я не пытаюсь приблизиться, меня устраивает место последнего вагона в этом паровозе. Можно выключить голову. Мир сузился до нескольких квадратных сантиметров чужой спины синего цвета. Мысли, как большие капли осеннего дождя падают на темечко и разлетаются в пыль.

Этим летом я тренировался в маленьком латвийском городке Лиепае. Он очень похож на мой Сестрорецк - бесконечно длинный пляж, ровное плотное покрытие. Я закрывал на бегу глаза и концентрировался на дыхании. Нужно перестать разговаривать с собой. Выкинуть из головы все мысли и не пускать их туда хотя бы несколько минут. На второй половине марафона ничего хорошего себе вы не скажете, остановите говорилку в голове, прекратите внутренний диалог. Это очень не просто, но очень эффективно. Расстояний не существует, если не обрекать свои страдания в слова.

25 километр. Парень в синей футболке впереди. Он бежит капельку быстрее 4 минут. Я не вижу на часах точного времени, но заметил, что 1:39 перевратились в 1:40 метрах в двадцати за километровой отметкой. Чуть-чуть добавляю.

Весь город оклеен портретами Меркель и каких-то незнакомых мне немцев. В Германии выборы в парламент. Явка избирателей 76%, люди смотрят марафон и голосуют за депутатов Бундестага.

30 километр. Минуты на часах перескакивают метров через пятнадцать после километровой отметки. Значит все хорошо. Внимательно прислушиваюсь к себе. На углеводную стенку нет ни малейшего намека, а в Токио на этой отметке уже было тяжело.

За месяц до марафона нужно бежать контрольную тренировку. Она делается с темпом предстоящего марафона и чуть короче. Перед Японией бежал 30 километров с целевым темпом 4 минуты, но пробежал с личным рекордом на этой дистанции, чуть быстрее четырех минут.

Перед Берлином Михаил придумал 35 по 4 минут. У меня нет проблем со скоростью, по 4 минуты километр я бегу на пульсе 155, хорошо себя чувствую и даже могу рассказывать анекдоты. Проблема в объеме накопленных углеводов. В Токио углеводы кончились на 37 километре и остальную дистанцию я уже не бежал, а ковылял до финиша. За пять последних километров я потерял почти минуту.

«Миша, давай зарядим 160 в неделю, - сказал расстроенный я Питерцеву после Токио, - явно не хватило объемов».

На таких объемах основная проблема не в физической усталости, а в нервной системе. Я становлюсь агрессивным и раздражительным. Решили, что максимальный объем сделаем за два месяца до старта. Если на пике объемов я сломаюсь, то будет время для того, чтобы слегка починить себя.

Две недели с объемами по 160 и по 170 километров пришлись на командировку в Чечню. Много работы, встречи, новые люди, в Грозном жара в 36 градусов, нельзя бегать в майке с коротким рукавом, нужно надевать длинные тяжелые шорты. В первый день командировки Миша написал длительную в 34 километров. В расписании есть окно в середине дня, в самую жару. Я сам просил побольше объемов.

33 километр. Я все жду, будет ли стена? В Берлине стена везде - в памятниках, в людях, в архитектуре, в головах. Они разрушили свою стену в 1989 году в результате недоразумения. В пресс-релизе политбюро не были указаны ни сроки открытия границ, ни процедуры пересечения пунктов пропуска для людей собирающихся эмигрировать в Западную Германию. На официального представителя политбюро компартии ГДР на пресс-конференции давили журналисты, требуя ответа на вопрос «когда документ вступает в действие». После того, как вопрос был повторен в четвертый раз, Гюнтер Шабовски ответил: «немедленно, безо всякой задержки». После этих слов стена стала не нужна.

35 километр. Заглатываю последний гель. Часы по прежнему переводят цифры минут после километровых отметок, значит я в графике. Интуитивно чувствую, что могу выбежать из 2:48. Секунд не вижу, голова не варит, посчитать не могу, но чувствую. Уперся в парня в синей майке. Добавляю еще чуть-чуть.

36 километр. Ноги хорошо себя чувствуют в жестких кроссовках. К этому времени асфальт  обычно дает себя знать. Каждый шаг отдает болью в ахилах, бедрах, икрах. На тренировках я берегу ноги и бегаю в мягких кроссовках: Saucony Freedom или в Kinvara. Быструю работу делаю почти в боевых тапках, чтобы техника была приближена к соревновательной. В последний месяц Миша сказал все тренировки делать в жестких кроссовках и только по асфальту. Бегал в Saucony Fastwitch.

На 37-м километре меня ждут жена и сын. Если добегу до них и не словлю стенку, то дальше уже дотерплю. Синяя майка осталась сзади, зеленая майка спасшего меня итальянца тоже. Вижу своих Сашек, хлопаю сына по протянутой руке и физически чувствую, как мне передается его энергия, ее больше, чем в недавно съеденном геле. На меня снисходит эйфория. Я понял, что все получится.

Время - единственное, что у вас есть.

На финише марафона мы боремся за каждую секунду. Но тратим часы и дни на всякую ерунду в обычной жизни. Мы легко меняем время на деньги, занимаясь нелюбимой работой. А потом предлагаем любые деньги за то, чтобы повернуть время вспять. Мы начинаем ценить время, когда понимаем, что его больше нет.  Марафон дает возможность почувствовать время. В спринте этого не понять. Слишком малые промежутки времени. В марафоне три часа я ожесточенно борюсь за одну минуту.

В этот момент живешь настоящим. Нет сил ни на воспоминания о прошлом, ни на фантазии о будущем.

38 километр. У меня есть силы. Бегу чуть-чуть быстрее графика. Волшебство марафона состоит в поиске тонюсенькой грани между скоростью и выносливостью. Если увлечься скоростными тренировками, не хватит топлива на всю дистанцию. Если бегать много длительных, набирая объемы, не получится бежать быстро. Миша филигранно ловит баланс. Излишне быстрая тренировка после длительной - это гарантированная травма, после слишком интенсивного развивающего бега наступает депрессия. Я увернулся от того и от другого. За три недели до Берлина дома заболели все: у сыновей температура, у жены кашель и сопли. Все мои яйца в одной корзине задрожали, как губернаторы перед выборами. Я питался одними фруктами, перестал разговаривать с людьми и дома ходил в маске. Хорошо, что пик объемов был сделан не за месяц до гонки. Объемы сильно подсаживают иммунитет.

39-й километр. На часах я уже перестал видеть минуты. Набегаю на финиш. Функционально это совсем другой бег. Лимитирует не энергия, а сила. Углеводы сгорают с гудением в топке, как уголь в паровозе Черепанова. Я уже не качу, стараясь поддерживать высокий кпд, а толкаюсь двумя ногами, проворачиваю землю под собой. Вы же помните, марафон - это модель жизни. Рано или поздно финиш наступит. Но если ты готов, то не ждешь финиша.

В Чечне есть горное озеро Казеной-Ам. Это почти две тысяч метров над уровнем моря. Там есть очень хорошая гостиница и почти нет людей, идеальное место для тренировок. До перевала от гостиницы 9 км в гору с перепадом в 400 метров. Бег в гору дает силу. Во всех смыслах этого слова. За это лето была гора Ахун с перепадом под километр и несколько тренировок на роллерной трассе института им.Лесгафта с очень правильным рельефом. Сейчас ноги вспомнили эту работу.

40-й километр. Бегуны неспеша, но неотвратимо, как ладожский лед весной, двигались к Бранденбургским воротам. Я, перепрыгивая со льдины на льдину, от одной группы людей к  другой пересекаю Фридрихштрассе. Знать бы еще сколько времени у меня осталось. На часах 2:39. Либо 2:39:01, либо 2:39:59. Передаю привет разработчикам Polar, уверен, что у них хорошее зрение. А меня в глазах чертики, «blood, toil, tears, and sweat». Люди, разметка на асфальте, лучи туманного солнца в окнах, лужи на асфальте превратились в сложную мандалу.

41-й километр. Бежится, как на интервальной тренировке. Осталось два отрезка. Последняя часть охоты за собой. На марафоне у тебя нет соперников. 39 тысяч 142 участника финишируют вместе со мной, и ни с одним из них мне нечего делить, кроме эмоций.

Бранденбургские ворота. Последние 195 метров. Ярко синяя дорожка, тысячи зрителей, невероятный шум, экраны трансляции, финиш. 2:47:48.

Медаль, удивительно вкусное яблоко. И душ. Теплая вода. Встреча с семьей. Пиво. Сообщение тренеру. И в музей. В Берлине огромный технический музей, я сыну обещал рассказать про самолеты.