Белый кролик

— Если есть у вас кукрИ — зад крапивой подотри! Ахахахаха!

— КУкри, сука! Ударение на первый слог! Когда же ты, наконец, запомнишь?!

— Когда на мне будет хоть одна царапина! — смеётся Яна, убегая.

Арбалетный болт со свистом впивается в стену совсем рядом с её головой. Чёрт! Промазал.
Раздражённо отбрасываю бесполезный арбалет и бегу следом за Яной. А она только звонко хохочет на расстоянии целого лестничного пролёта от меня.

Недостроенная бетонная заброшка идеально подходит для нашей "игры". Я знаю это место как свои пять пальцев. В отличие от Яны, которая никогда не участвовала в проектировании. Именно поэтому она побежала направо, даже не подозревая о том, что там тупик. Это единственный этаж, где отсутствует выход на пожарную лестницу.

Яна бьёт из-за угла — слишком ожидаемо. Понимает, что угодила в западню. Патронов у неё не осталось, а дерётся на ножах она чуть хуже, чем никак. Хотя у меня теперь тоже нет ничего, кроме кукри.

Я атакую с левой стороны, но она уворачивается, пытаясь отойти обратно к лестнице. Да щас! Не давая ей время на то, чтобы опомниться, нападаю снова. Яна отражает, отводя лезвие в опасной близости от бедра. И тут же контратакует снизу, целясь в живот, но я снова быстрее. Тем не менее, ей удалось задеть — на боку выступает кровь. Жжётся!
Пользуясь выигранной секундой, Яна бросается в сторону, опрометчиво схватившись за угол, и... кричит от боли.

У кукри не самое острое лезвие, однако если запястье пробивает насквозь, то уже всё равно, чем. Кровь горячей дорожкой сбегает по предплечью левой руки, а правую я прижимаю к бетонной стене. Звон Яниного ножа эхом раздаётся в лестничном пролёте и резонирует с её всхлипами. Должно быть, это очень больно. А... если так?

Я проворачиваю лезвие в её запястье и наблюдаю за тем, как в некогда озорных глазах мечется ужас, смешанный с мучительным страданием.

— Прекрати! Чёртов псих! Я сдаюсь, хватит!

— На какой слог ударение? — смотрю на неё с усмешкой и давлю на рукоять.
Кровь капает на пол, а в глазах моей не самой удачливой оппонентки выступают слёзы.

— Хватит, пожалуйста!

— Ты царапину просила? Ну же, выполняй обещанное! Или этого недостаточно?

— КУкри! Сволочь ты, блять, бездушная! КУкри! Отпусти!

— Так-то лучше! — улыбаюсь я и всаживаю этот самый кукри ей в горло.

***

Яна снимает шлем, я снимаю шлем. Её трясёт, она смотрит на меня почти что с ненавистью. И трёт своё целое, невредимое запястье через перчатку интерактивного костюма.

— Что? — я отсоединяю контакты электродов, выбираюсь из капсулы и примирительно обнимаю Янку за плечо. — Давай только без обид, хорошо?

— Чтоб я ещё хоть раз в этих ваших чёртовых тестах согласилась участвовать! — шипит она, отстраняясь. — Мамкины, блять, милитаристы! Чтоб вас кони дрючили!

Яна снимает перчатку — под ней и правда ничего нет, хотя импульс, как мне казалось, должен быть достаточно сильным. Эти костюмы специально разрабатывались так, чтобы передавать виртуальные ощущения на тактильном уровне, не травмируя кожу. Электрическое воздействие осуществляется наравне с химическим + стимуляция отдельных отделов мозга через шлем, в общем, сложная система. Точной механики я не знаю, да мне это и ни к чему. Достаточно того, что имитация реальности работает, и работает она круто. Я видел это по Яниным глазам.

— Ты сама просила драться в полную силу, разве нет?

— "В полную силу" не значит "на грани с садизмом", — бросает Яна через плечо и хлопает дверью раздевалки.

Ничего. Позлится денёк и успокоится, зато теперь мы знаем, что передача болевых ощущений в системе налажена. Уже совсем скоро можно будет выпускать продукт на рынок.

Мониторинг вёл лично Марк Степанович, один из ведущих инженеров системы "Белый кролик". Системы, на которую подсела большая часть нашего засыпающего мира.

На улицах давно разгром — сплошные городские агломерации больше напоминают постапокалиптические гетто, хотя, по сути, ими и являются. Даже если небожители наравне со СМИ всё ещё видят смысл в пропаганде патриотизма и светлого будущего, народ уже не обманешь. Нищета и разруха обрушились на нас, поэтому системы виртуальной реальности, аналогичные "Белому кролику" стали настолько популярны.

Теперь все только и делают, что часами бродят по несуществующим мирам, подключённые к тактильным аппаратам в развлекательных центрах. А сами центры напоминают драгоценные камни среди руин — сияющие и роскошные, тогда как вокруг не осталось камня на камне.

Дёшево, доступно, просто — надел костюм и готово: иллюзорная действительность проработана так детально, что от нашей и не отличишь. Проседает пока только осязательная составляющая: передача боли от удара или холода при контакте с ледяной водой, жара от огня, удовольствия от прикосновения — над этим пока работают. Вернее... работаем.

— Марк Степанович, — я приоткрываю дверь в зал мониторинга. — Это просто нечто! Вы видели?

— Видел, как ты продырявил руку своей коллеге, — хмыкнул он, впрочем без претензий. Читаю плохо скрытый восторг на его лице. Он ведь не хуже меня понимает, как далеко мы продвинулись!

— Янка не в обиде.

— Конечно не в обиде! То, что мы видели, означает, что завтра можно пускать "Белый кролик" на бета-тестирование.

Краем глаза я замечаю пистолет возле его компьютера. Киваю на него.

— Это зачем?

— Пока вы были в капсуле, нам разбили витрину на первом этаже, — вздохнул Марк Степанович. — Это уже пятый случай разбоя за два месяца. Что-то зачастили они.

— Сейчас всё в порядке? Помощь нужна?

— Всё в порядке, ты-то не волнуйся. Кстати, на сегодня вы с Яной свободны, отдохните. Завтра важный день.

***

Теперь мы возле воды, на холодном побережье среди скал. Яна кидает в воду камешек, и тот трижды подпрыгивает, прежде чем скрыться в глубине.
Море не отличить от настоящего.

— Нехорошие вещи мы делаем, Дим, — говорит Яна, — Особенно имитация общества при его физическом отсутствии. Здесь можно творить то, чего в реальности нельзя. Без последствий, без наказания. Можно убивать и мучить людей, можно грабить, а скоро можно будет и насиловать — как по настоящему.

— Тебя это пугает?

— Не то чтобы... Я понимаю, что это неизбежно. И нет в таких развлечениях, наверное, ничего плохого, пока ты ещё способен отделить реальность от выдумки. Но, боюсь, не у каждого получится.

— Ты это на вчерашнее намекаешь?Я осторожно беру её за руку — забинтованное, чуть припухшее, но изящное запястье. Здесь, в норе "Белого кролика", сохраняется история посещений.
Яна снова жива, но у неё останется шрам на руке, пока она сама его не сотрёт. А мой — над лопаткой. Однажды меня всё-таки застали врасплох.

— Прости. Я просто заигрался немножко, эти бесконечные сеансы...

— О том и речь, — она не убирает руку, но смотрит холодно и с недоверием. — Ты только не забывай, кто ты есть на самом деле.

— Слушай, а вот интересно, какие ощущения создаст костюм, если ты меня поцелуешь?

И она смеётся.

— Хорошая попытка подкатить, особенно после вчерашнего, но пока рановато! На сегодня я, пожалуй, всё.

Она отключается от системы, а я ещё какое-то время наблюдаю за тёмными тучами, утопающими в кроваво-красном закатном зареве. Потом тоже отключаюсь и снимаю шлем.

Я снимаю шлем, и сразу понимаю — что-то не так.
В нос ударяет едкий запах хладогена — его у нас используют в кулерах капсул. Сейчас на полу, под Яниной капсулой натекла целая лужа этого самого хладогена. А сама капсула... разбита.

Я медленно, как на автомате, отсоединяю контакты костюма. Те неприятно щёлкают, и по спине словно бегут холодные тараканы. На полу кровь, Янин шлем с нарисованными в шутку кроличьими ушами сиротливо закатился в угол. Сквозь отражающее стекло всматриваюсь в зал мониторов, но ничего не вижу. Только красный свет аварийной сигнализации. Сколько времени мы пробыли в норе «Белого кролика»?

У меня плохое предчувствие. В раздевалке я забираю молоток из пожарного ящика и осторожно прохожу в зал мониторов, чтобы просмотреть запись сеанса. Чёрта с два! Компьютеры разбиты. На полу следы грязной обуви и снова кровь! Чёрт, чёрт, чёрт!Марк Степанович давно переживал о нападениях из гетто — ещё бы! Кто не мечтает завладеть секретами развлекательной корпорации, которая, несмотря на свои ошеломляющие успехи, практически никак не охраняется.

Из ступора меня вывел крик — до боли знакомый: Яна!
Не раздумывая, я бегу на голос, по коридору и дальше — к технической лестнице. Вокруг ни души, но я слышу голоса! Один пролёт, второй, третий. Неожиданный выстрел заставляет меня замереть на месте. А через мгновение из-за двери стреляют в меня.

Я не знаю, какие такие врождённые рефлексы заставили меня отскочить к стене — это спасло мне жизнь. И в следующую секунду, не успев ни подумать, ни разобраться, я вижу нападавшего и бью его молотком в висок.

Он падает. Сразу. Зря сюда попёрся, видимо, решил, что попал. Перед глазами чёрная пелена, меня тошнит, и руки никак не перестают трястись.
Я убил человека. По-настоящему, твою мать. Убил. Только что.

Не понимая, что происходит, не чувствуя плоскость под ногами, я смотрю, как тёмное пятно расползается по белым ступеням лестницы. Этот тип, кто бы он ни был, больше никогда не встанет. А я... снова слышу крик.

Ледяные пальцы сами берут его пистолет — не я, несознательно. Наверное, это и есть то самое "состояние аффекта". А ноги несут вверх по лестнице, откуда доносились выстрелы. По дороге проскакивает мысль, что, наверное, адекватный человек поспешил бы убраться отсюда, пока его не нашпиговали свинцом, но... я, наверное, и сам не заметил, как перешёл границу адекватности.

Яна, мой друг, где-то там, наверху. Выхожу на шестом. Здесь тоже всё перевёрнуто — цветы в осколках разбитых горшков, осколки зеркала на влажном ковре, утечка выхлопов. Долго здесь находиться нельзя, и я следую за бордовыми пятнами — здесь явно кто-то дрался.Мне навстречу кто-то движется, из-за угла не видно, но в битом стекле отражаются две фигуры в спецовке и с оружием. Хрена с два я им что-то сделаю со своим пистолетом, в котором и патронов-то не осталось.

Сейчас бы как в фильме устроить взрыв, используя аварийное состояние вытяжек, вот только я не в фильме. А потому всё, что мне остаётся — это вжаться в стену и молиться, чтобы меня не заметили. Кажется, сработало.
Они проходят мимо, а я крадусь по пустому коридору, сам не понимая, что надеюсь обнаружить в конце.

Осторожно смотрю через дверной проём и вижу, как худенькая девичья фигура исчезает за повтором. Там же выход на крышу!— Яна!Я бегу следом, но она не оборачивается, выхожу в чудовищно яркое солнечное море на крыше и, как только глаза чутка привыкают к свету, вижу свою напарницу.

Яна стоит возле края. В руках у неё дробовик. Дуло направлено на меня.

— Дима, стой, — её ледяной голос едва ли не обжигает, и через мгновение я понимаю, что путь к отступлению для меня закрыт — там в коридоре, из которого я пришёл, действительно что-то взрывается. Ну почти как в фильме. Однако сейчас это беспокоит меня в последнюю очередь.

— Ян, в чём дело?! — Я невольно поднимаю руки, но она взглядом приказывает положить пистолет на землю. Как только я проделываю это, в голове проскальзывает мысль, что можно было попробовать блеф, да вот только ситуация слишком идиотская.

— А теперь два шага в сторону.Невозможно перечить человеку, у которого в руках дробовик.— Яна! В чём дело?! Опусти оружие, давай поговорим! Что случилось-то?

Она продолжает непроницаемо смотреть на меня. И говорит:

— Мы всё испортили.

— Дима, мы всё просрали с этими проклятыми играми. Думал, я просто так устроилась сюда работать два года назад? Мы с ребятами давно планируем эту операцию, и сегодня всему конец. Конец "Белым кроликам" и всем этим чёртовым имитациям, плодящим жестокость и безразличие!

— Что?!

— К сожалению, я должна убить тебя.Она могла бы выстрелить уже несколько раз. Но она не стреляет. Это не отменяет того факта, что сердце у меня уже стучит где-то в районе переносицы, а очко сжалось до размеров атома. Я отвечаю:

— Ты не умеешь стрелять. Неправильно держишь. Сейчас выстрелишь, и приклад сломает тебе плечо, а отдача снесёт с крыши, и ты погибнешь от собственной глупости.

Она хочет что-то сказать, но вместо этого только открывает рот и упирает оружие в плечо.

— Яна, опусти дробовик, пожалуйста! Это же я! Мы с тобой дружим уже почти джва года!

— Есть ли ещё какая-нибудь причина, чтобы я не нажала на курок?

— На спусковой крючок, Яна! Это называется "спусковой крючок"!Твою мать.

Почему я такой аутист? Это явно было лишним.

Яна закатывает глаза и стреляет.

***

Аплодисменты вырывают меня из волны мучительной боли, перед глазами будто бы взрываются тысячи галактик, меня мутит и трясёт как после сильного отравления.
Чьи-то руки помогают снять шлем, отсоединить контакты костюма. Щёлк- щёлк, щёлк-щёлк...

Ложное пробуждение. Я делаю вдох: грудь, туловище, всё чудовищно горит, будто я только что полежал на углях.

И голоса кругом, а когда глаза привыкают к свету — вижу их всех. Вижу Яну, что выбирается из соседней капсулы, вижу Марка Степановича, живого и целого, вижу всю нашу команду тестеров, инженеров, архитекторов... Все они стоят и хлопают в ладоши. «Поздравляю, ты встал с кровати!» Лол.

– Объясните мне, что за хрень тут происходит?!

— Бета-тест интерактивной системы «Белый кролик-37» пройден успешно, – торжественно объявляет Марк Степанович. — Испытуемый №703 на протяжении теста так и не догадался о том, что находится внутри виртуальной реальности.

— И не помнит момент перехода в неё, что самое главное, — добавляет Яна.

Она расстёгивает мой костюм на груди, и только тогда я замечаю неплохой такой электрический ожог в районе лёгких.
Яна поджимает губы.

— А вот это в наши планы не входило.

— Ты могла бы выбрать любое другое оружие, — говорит ей один из инженеров.

— Кукри мы уже протестировали, — улыбается Яна кровожадно. — Да, Дим? Но ожоги — это, конечно, не дело. Работать нам ещё и работать, впрочем, ничего нового!