Before.

Before.

TG

Откладывая в сторону Н. Хомского, в перерыве между чтением билетов к экзамену и написанием статьи, записок и новостей, расскажу о своих личных впечатлениях об Америке, где мне удалось пожить с апреля по сентябрь 2010 г. Жила я не в отелях и не на кампусе, хотя и был такой wishful thinking, и мне даже удалось побывать в Джорджтауне, университете Джорджа Вашингтона и в Вирджиния Тех.
Но нет, жили мы в съёмной квартире на пятерых, работали спасателями в бассейне (и мне не стыдно, потому что я вытащила из воды полуторагодовалого тоддлера) и старались проапгрейдить свой английский и межкультурный опыт. К слову (немного хвастаюсь), к экватору сезона сами американцы не отличали мой акцент: глядя на загар, кто-то думал, что я из Джорджии, кто-то говорил, что точно из Айдахо, кто-то был уверен, что из Канзаса. Редко кто узнавал от меня же, что я из России. Но обо всем по порядку.

Моего фото в купальнике не будет. Но вот молодой спасатель Рональд Рейган, будущий 40-й президент США.

"Может быть, вам поехать в Саудовскую Аравию, а не в США?"
"Возможно, вам в другое консульство?" -- сказали мне в консульстве на собеседовании, после того, как узнали из университетских документов, что я изучаю арабский. Сейчас это звучит ещё очень вежливо. Десять лет назад я мысленно пожалела американцев: после трагического 11 сентября любой шорох вызывает подозрения. И все же было неловко, несмотря на широкую улыбку сотрудника, явно довольного своим остроумием. Я промолчала, подождала, пока эмоциональный накал собеседника спадет, и с не менее широкой улыбкой ответила: "Мистер [имя] я пришла точно по адресу и хочу попасть в США. Мой английский гораздо лучше моего арабского, я учу его с 5 лет". Визу мне выдали.

Все 50 штатов США.

Фэрфакс Каунти.
Работа располагалась в графстве Fairfax на восточном побережье в получасе езды от столицы. Это был один из богатых районов, где жили в основном те, кто работал в правительственных ведомствах Вашингтона. Мой рейс прилетел в JFK в Нью-Йорк, и до столицы я добралась на Grayhound. Высадили практически в самом центре: Вашингтон официален и суетлив одновременно. Но суетлив не хаотично, как Нью-Йорк, а строго по правилам. Вот и Центральный вокзал, вон там Капитолий, за ним Молл и мемориалы, чуть в стороне справа Белый дом. И вот ты -- в семь утра, маленький, голодный и сонный, ещё в джетлэге стоишь в очереди в Макдональдс, чтобы позавтракать, а перед тобой самая разношерстная компания. Кто-то нетерпеливый в пиджаке и рубашке с накрахмаленным воротничком, кто-то безбашенный в футболке, джинсах и на скейте, кто-то уже заранее уставший в рабочем комбинезоне и каске. Время начинает бежать быстрее, и ты вместе с ним. Запах кофе, запах бургеров, спешка, шум толпы, звуки поезда с вокзала, сигналы автомобилей, телефонные звонки, крики опаздывающих, гул подземки, какофония звуков, круговорот лиц, дрожь в коленях -- и я посреди всего этого утреннего чужого распорядка пытаюсь двигаться в ритм.

The Capitol.

Машина или велосипед?
Проехали мост, проехали Арлингтон, выехали из Александрии -- уже на просторах Вирджинии подбираемся к Потомаку. Солнце. Шоссе из Вашингтона в Нью-Йорк, которое я через несколько месяцев проеду за пять часов уже сама за рулём. Ритм становится размеренее, и вокруг рисуются почти пасторальные сцены. Развязка, и дорога сужается. Поворот, мимо церкви, мимо школы, мимо частных домов, снижая скорость до исторического минимума. Первый культурный шок -- застройка и организация ЖКХ. Съёмные квартиры располагались в пятиэтажных домах в закрытом комплексе со своим обслуживанием. Это была, как оказалось, вполне типовая застройка: полностью открытые пролёты, почти картонные стены без утеплителей, высокая скорость и низкая стоимость строительства. Ни один такой дом, ни одна подъездная дорожка не пережили бы русской зимы. Вывод первый -- сравнивать качество с российскими можно с большой натяжкой (хотя, безусловно, нам очень даже есть над чем работать). Теперь любые подобные сравнения вызывают, скорее, улыбку: а с чем конкретно сравниваем? Другой климат, другая строительная технология, другая инфраструктура, себестоимость и сроки строительства в России гораздо выше. Вот организация ЖКХ -- наш болезненный вопрос. В комплексе все было очень удобно и своевременно. В арендную плату включалось не только само помещение, которое, кстати, было очень просторным, но и посещение тренажерного зала в любое время на территории комплекса, уборка мусора, безопасность, беспроводной интернет, доступ к компьютерной комнате и доброжелательные сотрудницы. Понятно, что так не везде, и нам очень повезло с размещением, но почему бы не заимствовать лучшее? Одно плохо было: без машины в США -- ты полный лузер и в качестве досуга будешь довольствоваться просмотром телевизора. У нас были велосипеды, но даже до ближайшего Уоллмарта и фастфуда на них добираться час. Поначалу все похудели и были очень strong and fit. Но...
...Пару недель спустя.
-- Алло!
-- Это мисс Татьяна Гришанина?
-- Да.
-- Это руководство компании. Вы зарекомендовали себя как ответственный сотрудник, а также вы отлично говорите по-английски и у вас есть водительские права. Ведь так?
-- Да, есть.
-- Мы приняли решение выдать вам рабочий автомобиль. Вам необходимо завтра в семь утра встретиться с менеджером, он выдаст вам ключи и покажет новое место работы.
-- Ок, поняла, спасибо. (Мысленно улыбаюсь и чувствую себя в Sims, когда твой персонаж только что получил повышение от босса, и ты такой: "Yep, that's humble me! Теперь купим диван в дом. И ещё, наконец, познакомимся с тем красавчиком").
Что случилось на следующий день, история умалчивает. Что-то между полицейской драмой, провинциальным хоррором и комедией об иммигрантах и их документах. Скажу только, что в самый ответственный момент нас с подругой спасала и поддерживала моральный дух русская песня про поле и коня, которую мы пели под ясным звёздным небом Вирджинии. Машину все же выдали, а я получила +100 к авторитету в тесном кругу спасателей.

Skyline Drive.

Фрэдди.
Фрэдди работал в полиции. Фрэдди -- мировой человек, настоящий простой американец. Афроамериканец. У Фрэдди были дочь и сын, сына он воспитывал один. Мы подружились и иногда все ещё общаемся. Фрэдди многое мне объяснил в английском языке, хотя и не имел должного образования. Жизнь у Фрэдди была непростая. Он вырос в многодетной семье. Почти все: кто-то связался с наркотиками, кто-то сидел в тюрьме, кого-то уже не было в живых. Но Фрэдди -- человек сильного характера и твёрдой воли -- решил, что он не пойдёт этой дорогой. Хотя соблазны и случались, это был не его путь. Он окончил полицейскую академию и стал офицером полиции. Никогда не позволял себе ничего лишнего. Он с гордостью носил свой значок, защищал свой город, любил своих детей и помогал тем, кто об этом просил. На моих глазах Фрэдди спас человека. Вот такую Америку мне хочется помнить.

Инженер.
Жил с нами по-соседству один инженер. Он ходил очень важный и почти ни с кем не общался. Каждое утро он выходил на балкон своей квартиры прямо напротив бассейна, где я работала, и долго пристально смотрел куда-то вдаль (нет, не вдаль). И инженер этот через какое-то время влюбился в меня по уши. Приходит однажды с букетом цветов и корзиной фруктов, и так и говорит: "Люблю, не могу, не ем, не сплю. Слышал, ты из России, и мне вот, значит, нельзя. Я работаю в ***. Муки мучительные, давай я тебе буду платить, а ты меня будешь любить". А я ему, значит, почти что в гневе и обиженно так: "Это оскорбительно! Я вас, сэр, знать не знаю. Как можно? У нас так не принято. Русские традиции, русская душа, понимаете. Не люблю я вас". И стою, серьёзная и строгая. Он чуть не расплакался, на колени к моим ногам упал, голову опустил, говорит: "Что же ты со мной делаешь, ну, нельзя мне жену русскую". Стою молча, ледяная и пуленепробиваемая. Ушёл. Всю следующую неделю он заваливал меня любовными письмами, подарками и приглашениями. Ловит меня после работы: "Не могу так больше. Брошу все, уедем с тобой в Израиль, у меня там родные. Поехали?" Я ему в этот момент очень сочувствовала, поскольку сама бывала в такой ситуации, но: "Не могу, не люблю и все". Больше я его не видела, переехал на другую квартиру подальше от бассейна и от этой обворожительной русской спасательницы.

Linkoln Memorial.

Мэгги.
Отношения с Мэгги не заладились с самого начала. Мэгги была менеджером wellness-центра в кондоминиуме для престарелых. По-другому и назвать нельзя, потому что у этих людей в старости было все из материального: отельное обслуживание, медицинская поддержка, спа-центр, бассейны, спортзалы, корты для тенниса, поле для гольфа, личные программы по уходу, мероприятия, клубы по интересам, автопарк. За мной закреплялась зона бассейна. Моя работа -- следить за тем, чтобы все остались живы на вверенной мне территории, проверять нормы химического состава воды и технического состояния системы. Так и было. Жители кондоминиума очень меня любили, потому что я старалась запомнить что-то о каждом из них. И чем больше я вызывала у них симпатий, тем более серым и озлобленным становилось лицо Мэгги. Под конец она даже перестала со мной здороваться. Культурный шок второй -- некоторые вещи не подвергаются культурным трансформациям. Вывод -- некоторые вещи из нашей человеческой природы просто и неизменно есть. Они одинаковы и для американца, и для русского. Реакция Мэгги -- не уникальна, бывает, сталкиваешься с подобными чувствами и в России, сталкивалаешься и в Германии. Жизнь.

Священник и резервации в Монтане.
Как-то раз в кондоминиум проведать свою маму приехал протестантский священник, глава одного из приходов в Монтане. Ему очень понравилось в бассейне, и он стал приходить перед бранчем, чтобы сделать заплыв и поговорить со мной о Боге. Ещё о благословенной американской земле, о первых пилигримах, об отцах-основателях, о Граде на холме, о Линкольне, о Гражданской войне, и конечно, об Унии и о Реформации. Речь была настолько пламенна, что священник, сам же собой воодушевленный, подарил мне книгу о протестантской этике со своим же автографом. На следующий день он пришёл уже совершенно в другом настроении и с другой историей. Он принёс маленький кошелёк из кожи быка, расшитый вручную мелким бисером. "Это вам", -- начал он нерешительно, -- "Это сделали индейцы резервации Кроу в Монтане. Я был там. И вот, что я хочу вам рассказать. Слушайте". И он рассказал о корреных американцах, об экспедиции Льюиса и Кларка, о том, как происходило формирование резерваций на протяжении XVIII-XIX веков, о договорах Форта Ларами и продаже индейских земель правительству, о том, как индейцев использовали в армии в качестве лазутчиков в войнах с другими племенами. И передо мной развернулась совершенно другая идеологическая картина, отличная от той, которая была накануне. American exceptionalism, словно в церковном витраже, распался на множество частей и оттенков, и на меня смотрел уже немного другой человек.

Кошелёк работы индейцев кроу в Монтане.

Профессор русской литературы.
Захаживал к нам иногда в бассейн вышедший на пенсию профессор. Он был очень пожилым человеком, кажется, в зените лета мы справили его девяностолетие. Он когда-то преподавал русскую литературу и, бывало, если и придёт, то проговорит со мной, лёжа на шезлонге в тени зонта, до самого вечера. Говорил взахлёб о Толстом и Достоевском, о Гоголе и Тургеневе, о своей поездке, если не ошибаюсь (могу ошибаться), в МГЛУ, о Хрущеве и оттепели. Говорил часами, и был счастлив, что его слушают. Да и мне было приятно скоротать время в интеллектуальной компании, когда все дела переделаны. А не вот эти ваши оборотне-вампирные саги, на которые я натыкалась в каждом втором разговоре. Однажды он принёс красивые, ручной работы конверты с приглашениями внутри на четверых. В моем приглашении значилось: "Дорогая Татьяна, я рад, что познакомился с вами. Не будете ли вы так любезны посетить мой литературный вечер, который состоится завтра в моем скромном жилище. Буду безмерно счастлив видеть вас и ваших друзей". Конечно, мы пришли. И попали в Хогвартс. Такой огромной библиотеки не было даже у моего дедушки. От пола до потолка -- завораживающие своими переплётами книжные шкафы, на столах -- гипсовые статуэтки и резные деревянные фигурки, дубовый письменный стол, очень sofisticated абажур и удобнейшая кресло-качалка с пледом для вечернего чтения. Литературный вечер длился недолго, но мы успели выпить вкусного крепкого черного чаю и послушать классическую русскую музыку, кажется, играл Пётр Ильич Чайковский. В полном умиротворении и взаимопонимании все разошлись. Через несколько дней пожилой профессор практически прибежал ко мне в бассейн в домашних тапках и в халате, с горящими глазами и в растрепанных чувствах, что-то пытаясь мне сказать и размахивая перед моим носом свежим номером Washington Post: "Что вы собираетесь делать? Это ведь ужасно!" Беру газету, читаю заметку (неточная цитата): "Anomality: Hot Summer 2010 in Russia Leads to Severe Wildfires... state of emergency... crop failure... continuing climate change..." Отдаю газету, спокойно смотрю на взбудораженного профессора: "Что делать? Тушить пожары, очевидно".

Report Page