Бедность, тайные имамы и религиозная нетерпимость – рецепт террористического подполья для Сургута

Бедность, тайные имамы и религиозная нетерпимость – рецепт террористического подполья для Сургута

Илья Юшков

Появления смертника ИГ в Югре власти ждали с 2016 года


Фото: © GLOBAL LOOK press/Andrey Pronin

19 августа одетый в черное молодой человек с рюкзаком на плечах устроил резню в центре Сургута. Семь человек, пострадавших от нападения, оказались в больницах, четверо – в тяжелом состоянии. В полиции Югры сразу же начали «уводить» общественное мнение в сторону от мыслей о теракте. Появилась версия о том, что преступник – 19-летний Артур Гаджиев — мог состоять на психиатрическом учете. И даже видео с присягой ИГ (организация запрещена в России) не заставило следователей изменить квалификацию дела на «террористический акт».

Попытки государственных СМИ замолчать это дело (теракту в Барселоне по ТВ было уделено гораздо больше внимания, чем нападению в Сургуте), а также странное поведение полиции и Следственного комитета – это, с одной стороны, нежелание делать лишнюю рекламу террористам. С другой – стремление скрыть собственные просчеты.

Фото: © vk.com/mic_news

Мигранты в Сургуте

Когда находишься в Москве, то говоря о Югре и Сургуте, радикальный ислам вспоминаешь не сразу. Ассоциации другие – нефть, холод и северные зарплаты. Еще где-то там поблизости начинал свою карьеру Сергей Собянин. Вот, пожалуй, и все, что приходит на ум.

На самом деле Сургут — одно из самых странных мест России с точки зрения столкновения различных религий. Причем речь идет даже не о христианстве и языческих верованиях Югры, а об исламе – традиционном и радикальном.

Мусульман в Сургуте в последние годы стало не просто много, а запредельно много. Население города – это 360 тысяч человек. При этом каждый год в Сургут на заработки приезжают 60-70 тысяч иностранцев (данные УМВД по городу Сургут), причем примерно половина из них возвращается, снова и снова. Их вполне можно назвать местными жителями, которые просто время от времени посещают малую родину в Средней Азии. Именно из этого региона и едут люди в Сургут на заработки.

«Когда у нас в Югре только нашли нефть, к нам сразу потянулось много мусульман с Кавказа», — рассказал Daily Storm представитель местного отделения КПРФ Андрей Калошин, по совместительству один из лидеров движения «Совесть».

Репутация у этой организации не самая однозначная: с одной стороны, «Совесть» прославилась своими столкновениями с приезжими, с другой – у движения серьезная поддержка среди молодежи, и коммунисты относятся к ним с симпатией. Сам Андрей Калошин во время разговора оставляет впечатление вдумчивого обстоятельного человека.

«Те, кто исповедует ислам, считают, что нефть – это дар Аллаха. Этим можно объяснить интерес людей с Кавказа к Сургуту, — продолжает Андрей Калошин. — Но это были высокообразованные люди, востребованные специалисты. Про приезжих из Средней Азии такого, к сожалению, нельзя сказать».

У трудовых мигрантов в Сургуте даже появился свой собственный район. Называется Черный Мыс. В 30-е годы здесь был поселок для раскулаченных крестьян, со временем он стал разрастаться и в 60-е стал частью большого Сургута. Местные считают этот район своего рода Гарлемом, но со своеобразным колоритом — жалкие хлипкие дома, квартиры, которые коренные сибиряки с удовольствием сдают внаем мигрантам, перемешаны тут с коттеджами с высокими заборами, где селится городская элита.

Но на самом деле богачи в этом месте — чужие. Настоящие хозяева Черного Мыса — это как раз мигранты. Они здесь живут, работают, отмечают праздники, торгуют, дерутся с правыми активистами. Когда местным жителям нужно нанять рабочих на стройку, они едут именно сюда. Те, что с документами, обходятся дороже. Если формальности не столь важны, можно нанять нелегала и немного сэкономить.

Фото: © vk.com/ummaugra

Дефицит веры

Таким количеством мигрантов (к 60 тысячам официально зарегистрированных иностранцев нужно добавить еще никем не учтенное число нелегалов) необходимо как-то управлять. Люди с другими культурными традициями, с другими устоями и привычками должны ощущать поддержку и опору в чужом для них месте.

Отчасти эту роль в Сургуте берут на себя представители диаспор. Периодически они встречаются с властями и силовиками, чтобы решать так называемые острые вопросы. Нельзя сказать, что совсем безуспешно: волну драк с «правыми» в 2013-м им удалось остановить. Однако безусловным авторитетом диаспоры назвать нельзя.

Огромную роль в жизни мусульман (а большинство приезжих исповедует ислам) играет религия.

«Крупные компании в Сургуте стараются не нанимать на работу мигрантов, — рассказал об особенности местного рынка труда Андрей Калошин. — Они стремятся идеально следовать букве закона. Поэтому приезжим приходится искать работу в других местах – в сфере ЖКХ, в торговле, в обслуживании. Платят там не так много. И получается, что они остаются бедными и смотрят на тех, кого считают богатыми».

В такой ситуации для мусульманина, приехавшего в чужую страну или в чужой регион на заработки, огромное значение имеет, что именно он услышит на проповеди от имама.

Но добраться до мечети в Сургуте получится далеко не у каждого. Дело в том, что в городе мечеть всего одна (вторую пока только собираются строить, все там же – в Черном Мысе). Она входит в десятку самых крупных в России, вмещает около двух тысяч прихожан, но на фоне 60 тысяч человек, которые исповедуют ислам, этого явно недостаточно.

Фото: © GLOBAL LOOK press/Tubagus Aditya Irawan

Подпольный ислам

В Европе после военных операций США на Ближнем Востоке и в Северной Африке столкнулись с этой же проблемой: мигрантов, исповедующих ислам, становилось все больше, и официальных мечетей, за которыми государство могло следить, стало не хватать.

Естественным ответом на такую ситуацию стало появление нелегальных имамов и подпольных мечетей.

Именно в таких местах чаще всего и образовывались кружки радикальных исламистов. Франция, Италия, Бельгия – полицейские службы европейских стран регулярно отчитывались о своей работе по выявлению подпольных мечетей. Обычно их счет шел на десятки, иногда переваливал за сотни. Чаще всего на пять нелегальных мечетей приходилась одна, где проповедовали радикальные идеи.

Например, в Моленбеке за полгода до страшных терактов – в аэропорту Брюсселя и в столичной подземке (их устроили выходцы именно из этого района, где активно селились мигранты. – Примеч. D.S.), полиция обнаружила двадцать подпольных мечетей. Это были ничем не примечательные помещения – квартиры, офисы, маленькие магазинчики с аккуратными жалюзи на окнах или вовсе подвалы без вывесок и указателей.

Подобные подпольные молельные комнаты рано или поздно должны были появиться и в России. Часть исламоведов уверены, что они уже есть.

«Скрытые радикальные имамы есть и у нас в стране, — рассказал Daily Storm заведующий отделом исламских исследований Института стран СНГ Ильдар Сафаргалеев. – За четверть века открытости эта зараза была принесена к нам. Причем национальность (верующих и имамов. – Примеч. D.S.) в этом вопросе не играет роли. Гораздо важно, кто является лидером, насколько регулярно звучит его голос, который вбивает эту идеологию в головы людей».

Существует и противоположная точка зрения.

«Это не российская история, — уверен Шамиль Султанов, руководитель аналитического центра «Россия — исламский мир». – Среднеазиатские режимы настроены на борьбу с исламом, поэтому слухи, что выходцы из этого региона сильно исламизированы – это преувеличение. Кроме того, пиетета по отношению к имамам у них нет. Возможно, за исключением выходцев из определенных районов Таджикистана».

До резни, устроенной в Сургуте Артуром Гаджиевым, инцидентов, связанных с экстремистами в регионе было не так и много: в 2014 году выходцы из Дагестана пытались взорвать мечеть в городе Пыть-Ях, плюс относительно регулярные задержания сторонников запрещенной в России экстремистской организации «Хизб-ут-Тахрир».

Андрей Калошин из «Совести» считает, что силы полиции в Югре сейчас просто ориентированы не на то – охотятся за «политическими» и молодежными активистами, вместо того чтобы работать непосредственно по линии экстремизма:

«Из-за этого теракт и пропустили!»

Мухаммедгали Хузин. Кадр видео «Отец Димитрий vs Муфтий Мухаммедгали хазрат Хузин». Скриншот © Daily Storm

Варианты веры

Но, помимо подпольного ислама, в Югре есть сложности и с официальными.

Об этом нам рассказал Ильдар Сафаргалеев. По его словам, верховный муфтий России, буквально совсем недавно назвал ХМАО проблемным регионом – с точки зрения симпатий к радикальному исламу.

Этой зимой стало известно о том, что Региональное духовное управлении мусульман Югры вышло из состава Центрального духовного управления мусульман России. Это, как если бы епархия Санкт-Петербурга взяла бы и отделилась от РПЦ.

Причины для такого решения должны были быть крайне веские.

Оказалось, все дело – в возможности назначать священнослужителей в регионе, югорский муфтий оставил это право за собой. По данным агентства «ФедералПресс», он уже воспользовался этой привилегией: назначил в города Лянтор и Салым имамов, прошедших обучение в Саудовской Аравии и открыто придерживающих идеи радикального ислама.

«Независимая газета», в свою очередь, писала еще об одной «болезни» этого региона – наследии чеченских войн. Бывший муфтий Пермского края Мухамедгали Хузин рассказал журналистам, что ближайший географический и культурный сосед Югры – Ямал: был для чеченских боевиков большим военно-полевым госпиталем, где они лечились и проходили реабилитацию после ранений, полученных в боях с федеральными войсками. С тех пор, по его словам, на Ямале кишмя кишат ваххабиты.

Фото: © GLOBAL LOOK press/Viktor Chernov

Пустые предупреждения

При этом нельзя сказать, что ситуация с религией в Югре выпала из поля зрения спецслужб.

В феврале 2016 года в прессу просочился доклад ФСО о межконфессиональных отношениях в России. Речь шла не об оперативной обстановке, а именно о настроениях граждан.

Опрос показал, что Югра является лидером с точки зрения религиозной нетерпимости. Жители региона оказались наименее «удовлетворенными взаимоотношениями между представителями разных вероисповеданий». Только 60% опрошенных сказали, что в ХМАО все хорошо в этом вопросе. 40% жителей признались, что верят в возможность серьезного конфликта на религиозной почве в регионе. Схожие показатели были только у Ставропольского края.

Характерна реакция местных властей на происходящее: спустя год они провели свой опрос. Издание znak.com в июне 2017 года обнародовало его результаты. Оказалось, что уже 86% опрошенных югорчан стали положительно оценивать состояние межконфессиональных отношений в регионе.

P.S. Тюменское управление ФСБ также допускало, что в регионе могут возникнуть проблемы с экстремизмом. Так, в крупнейшие нефтегазовые компании Югры была направлена методичка, как находить и выявлять потенциальных террористов.

Например, по внешнему виду. Нужно обращать внимание: на людей, которые постоянно носят головной убор, отращивают бороду, сбривая при этом усы, выбирают штаны, не доходящие до ботинок. Были в письме и описания характерного поведения радикалов, какие слова они употребляют в речи, как ведут себя в период подготовки к теракту.

Письмо это относится к 2016 году. За год до нападения Гаджиева. Уже тогда все знали, что подобное в Сургуте может произойти в любой момент — и спецслужбы, и муфтии, и, тем более, местные жители.






Report Page