Баня
Первого декабря у нас по календарю зима. В некоторых странах первого декабря может быть и лето, а у нас вот зима сколько себя помню.
Спросонок подхожу к окну, посмотреть на мир, а там снег бесится. Зима ясно заявила о своём наступлении: застелила весь свет полотном, как будто скатерть накинула одним махом на стол, и кажется, что кто-нибудь вот-вот поставит на этот стол штоф водки. Я стоял, как заворожённый.
А вот дерево рябины прямо ветками тычется чуть не в лицо. Ягоды рябины, как икра на этом чудном русском столе, так и хочется закусить.
Может быть, выпить? Я зачерпнул снега и умыл лицо. Рано ещё пить, пить ещё не вечер. А сейчас самое время собирать мочалку и полотенце.
Сегодня первый день зимы, и мы идём в баню.
В общественной бане я ни разу не был, по правде говоря, только читал в книжках. Хотелось в настоящую сходить баню, с мужиками простыми, шайками, вениками березовыми; в такую баню, куда люди помыться приходят, а не на сотовый телефон пофотографироваться.
Один мужик из кружка по боксу посоветовал мне баню на улице Достоевского. По его словам, она самая старая в Петербурге. Вот, значит, так и справился, туда и пошли.
Когда пришли, сразу увидели голых мужиков и опешили. Всё потому, что мы жизни не видим, сидя за компьютерными столами. Сами уже скоро ноутбуком загнёмся, буквой “Г”, от слова говно, конечно.
— Ну и запах тут, — немного придя в себя тихо сказал Владимир Казаневич, мой друг.
— Говорят, тут Достоевский мылся, — сказал я.
— Не может быть, это маркетинговая уловка, — опять сказал Владимир Казаневич.
— Да ты просто маркетолог, у тебя всё на свете маркетинговая уловка, — сказал другой Владимир, по фамилии Бородинский, тоже мой друг, но другой.
— Да не мог тут Достоевский мыться, — протестовал Казаневич.
— А чё, Достоевский не мылся по-твоему? — спросил я.
— Это ты не мылся, когда мы с тобой познакомились, — ответил уязвленный маркетолог Казаневич. — Достоевский мылся у себя дома в ванной.
— А я-то чё не мылся? Зачем пиздишь? — обиделся я и возмутился. — И вообще, что ты можешь знать про Достоевского? Вам в корпоративную библиотеку художественную литературу в кратком содержании привезли?
— Ну, конечно, — громко выдохнул Вова, — я же маркетолог обоссаный, а ты степной волк, только ты можешь читать Достоевского.
— Всё, пацаны, завязывайте, — сказал Бородинский. — Мы сюда пришли париться или обсуждать литературу?
— Литературу? Единственный, кто тут связан с литературой, это я, — сказал я.
— Пидор ты среди нас единственный, — сказал Владимир Казаневич и зашагал вперёд. Так мы пошли раздеваться.
Раздеваясь, я заметил, что у меня потолстела жопа, а у Казаневича появились бока. Жизнь не стоит на месте, как говорится.
В предбаннике пахло мылом и вениками. Кругом стояли шайки, и мылись мужики; один мужик сидел безмятежно с блаженным лицом и не двигался. Я всё время на него смотрел, было такое ощущение, что он вовсе не дышал.
Казаневич, в свою очередь, уставился на другого мужика, с огромным пузом и выпуклым пупком: мужик чистил пятки пемзой.
— Чё это такое? — спросил меня Казаневич, ткнув в плечо.
— Где? — уточнил я, ткнув в плечо Казаневича.
— У него в руках, — уточнил он. Выглядел мой друг-маркетолог совершенно недоумевающим, так, как если бы пятки чистил Федор Михайлович Достоевский.
— А спроси у своего консьержа, он тебе объяснит.
— У меня нет консьержа, я парень сельский.
— Ну, тогда иди у мужика спроси, вы найдёте общий язык.
— Это пемза, — сказал Бородинский, — для удаления огрубевших слоёв кожи с пяток.
Бородинский всегда все расставляет по полочкам.
— Пошлите попаримся уже, заебали, — добавил он и пошёл, а мы пошли за ним.
В парной было очень жарко и влажно. Я так и сказал, цитирую: “Пиздец тут жарко и влажно”, — а Бородниский спросил:
— Чего ожидал, Ромаха?
— Знаешь, Бородинский, что бы я сделал, если бы был твоим батей?
— Чё? — спросил Бородинский.
— Назвал бы тебя Глеб.
Мужчина с большими усами, который сидел рядом с нами, засмеялся, и я почувствовал себя забавным.
Потом я понял, что ничего забавного тут нет: все парятся, а мы просто сидим и упражняемся в пустословии. Пиздежом, дело ясное, чист не будешь.
А дело всё в том, что у нас веников нет, чтобы париться. У многих по два веника сразу, но у всех минимум один, а у нас вообще ни одного, хоть руками парься. Казаневич сказал, что, может, дескать, и хуй с ним, без веника попаримся. На это усатый господин, грозный мужик, с седыми мудями и строгим взглядом, сказал: “Мужики, без веника париться — это как женщину пригласить в ресторан, не имея денег. Мало того, что бессмысленно, так ещё и стыдно”.
Что тут скажешь? Ни добавить, как говорится, ни убавить. Мы раскинули на пальцах считалочку, и расстроенный Казаневич пошёл за веником. Через пять минут он вернулся ни с чем: “Веники отпускают только за наличные деньги,” — сказал нам Казаневич. А у нас их не было, потому что мы непредусмотрительные.
Бородинский решил договориться, потому что он человек обстоятельный и всё любит раскладывать по полочкам. Я тем временем вышел в предбанник и первое, на что обратил внимание, на безмятежного мужика с блаженным взглядом, который сидел на том же месте и по-прежнему не двигался. Я подумал, что это местный мудрец — просветлённый. А потом я вообще осмотрелся по сторонам внимательным взглядом. Братцы! Что это за картина! Это вам не по Парижу на бульваре Капуцинок фланировать мерно: хуи кругом сверкают, животы, волосы, пупки необычной формы, вены вздутые. Я аж зажмурился от такой телесности. Парад плоти просто, вот тут бы рисовать Фрэнсису Бэкону, та ба еще была картина.
Вернулся мой друг Володя, который Глеб, говорит: “Договорился, иди, Ромаха, заплати за два часа бани, а нам веник дадут”.
Я говорю: “Бородинский, неужели ты предлагаешь мне дать взятку должностному лицу?”
Казаневич обозлился на меня и сам пошел за веником, сказав уходя: “Ну вы и мудаки”.
“Если ты такой умный, то хули ты веник в баню взять не подумал?” — крикнул я ему в спину. Тут голый просветленный мужик встал, подошёл ко мне, посмотрел на меня ласково, поднёс палец к губам и сказал: ”У нас в бане не принято материться, у нас тут чисто”. Затем вернулся на скамейку, сел и снова устремился в пустоту. Я даже на секунду подумал, что это Пелевин.
Мне стало совестно, что я такой невоспитанный. Не в интернете всё-таки сидим, и правда. Я взял шайку и уселся мыть ноги. Не успел я намылить левое бедро, как вернулся Казаневич: в руках он гордо держал запаянный в пакет веник и инструкцию.
Положив веник подле меня, он начал с умным видом читать инструкцию. Я посмеялся над ним, потому что он даже веник не может запарить, а потом оказалось, что и правда, не всё так просто. В инструкции было целых шесть пунктов. В начале мы, как и было написано в инструкции, мочили веник под струёй воды, а потом к нам подошёл мужик с усами, которого я насмешил в парилке. Он вырвал у Казаневича веник со словами “дай сюда”, одним движением подхватил пальцами ноги шайку, наполнил кипятком и опустил туда веник. Сверху он накрыл шайку тазом. “Чё вы на него смотрите втроём? Это как на бабу смотреть голую и ждать, что она вам блины на утро постряпает. Вы, мужики, чё, первый раз в бане?”
Когда он услышал, что мы в бане действительно первый раз, то немного смягчился и рассказал нам, как правильно париться:
— Вениками по колокольчикам только не бейте, а то потом звенеть перестанут. Ну и высоко не забирайтесь, если неопытные, там жар самый.
Я сказал, что я хожу в спортзале в сауну, на что мужик только махнул рукой.
Взяв веник на изготовку, мы пошли в парилку и хорошенько друг друга отделали. Я прикрывал руками колокольчики, потому что ещё планирую позвенеть на этом грешном свете. У Глеба закружилась голова, а Казаневич покраснел так, что напоминал коня с картины Кузьмы Петрова-Водкина. Они вышли, один я ничего, сидел, расставив широко ноги и кряхтел, как старый советский холодильник.
Мужик сел рядом и наказал строго, чтобы в следующий раз не забывали веники и брали каждый по одному, а не один на троих. “Как дети, ей-богу,” — добавил он и пошёл поддать пару огромным ковшом. Выглядел он, как машинист паровоза, который бросает в пасть печи уголь совковой лопатой. Тут уж и я не выдержал и вышел в предбанник. Там Казаневич мыл оставшиеся на голове волосы, а Бородинский пил квас. Мы были совершенно довольны и улыбались. В этот момент из парилки вышел мужик с седыми мудями, наш герой, посмотрел на нас и засмеялся: “ В бане веник, дороже денег,” — сказал он, покачал головой и одним движением лихо запрыгнул в купель с ледяной водой.