Aurora Borealis

вдох выдох

таблетка счастья больше не купирует приступы. боль вернулась и бьет по всем фронтам, сужая восприятие до темного туннеля со светом впереди.

беги беги беги

я выспалась и пришла в себя, но от этого стало только хуже. быть собой мне больно. я представляю себя другим человеком, чтобы хотя бы встать с постели и сделать шаг, сварить кофе, пойти на занятия. кофе делает все немного теплее, но потом опять становится холодно и сыро. 

вавилон-на-стиксе в декабре еще мерзее, чем ранней весной: в марте есть надежда на май. в декабре надежды нет: мокро, грязно, ветер пробирает до костей, заталкивает отросшие волосы в рот, едва стоит его открыть, быстро разматывает огонек сигареты до ее основания, и она так и не справляется с основной функцией: вызов автобуса. 

однажды в начале ноября я проснулась с мыслью, что нужно сделать серию фото: вавилон здорового человека в мае, когда цветут каштаны и воздух темен, тягуч и сладок против вавилона курильщика, где время декабрь, подбрюшник города обнажен, костляв и покрыт коростами грязного подтаявшего снега. я хотела подарить серию этих работ черному рыцарю, два лика города, две меня, а потом решила этого не делать

почему так - я позволяю людям, которые ничего для меня не значат, делать со мной все что им угодно, но держусь подальше от людей, которые мне дороги? я пропускаю их дни рождения, срываю встречи, дважды или трижды думаю, перед тем как послать еще одну открытку - не будет ли это слишком? и присутствие, и отсутствие их одинаково болезненно, одинаково перемалывает кости в муку, мысли в кашу. возможно потому, что для них я - песчинка на берегу

вдох выдох

не думай об этом, смотри вперед

однажды мне приснилось северное сияние. я стояла ночью у моря и смотрела, как сияние отражается на поверхности, как радужные всполохи его плещутся вместе с волнами и разбиваются о берег. было холодно. издалека кто-то звал, но я не могла и не хотела оглянуться. тщетно призывая автобус на холодном ветру вавилона-на-стиксе я вспомнила этот сон. небо на западе плавно перетекало из золота в свинец, организм терял тепло, а я думала о плане Б

все гениальное просто: мне нужен холод, он все сделает сам. сесть в поезд до сильно минусовых температур. выпить что-нибудь притупляющее боль. легко одеться. добраться до максимально безлюдной местности, закопаться в сугроб и поэтично под ночную иллюминацию перейти на другой берег прохлаждаться в буддийские ады на пару сотен лет. а потом переродиться кем угодно и не помнить этого. или просто исчезнуть

если ты легко одет московской зимней ночью, первыми замерзают ноги. руки можно держать в перчатках и карманах, периодически согревая дыханием или короткой жизнью сигареты, но пальцы ног, зажатые в тесное пространство осенних кроссовок с протертой от курьерской работы подошвой, не выдерживают даже при быстрой ходьбе. потом - лодыжки, голени, колени, бедра. и сверху - уши, кончик носа, щеки, губы. заматываться в шарф бесполезно. если до этого сутки не спал, то ближе к трем утра начинает клонить в сон, хочется прилечь хотя бы вот на ту лавочку. но пока хочется жить, гуляешь до первого поезда, садишься и едешь по кругу, греешься и думаешь о том, что дальше

вдох-выдох

если я пропущу этот, то всегда могу запрыгнуть в следующий или соседний. у меня еще есть время. возможно, я смогу найти внутренний север, вывернуть там все на абсолютный нуль и наслаждаться тишиной и спокойствием, не прибегая к радикальным мерам.

у меня еще есть время. я буду пить таблетки, буду усердно понижать градус страстей, буду пытаться скрутить радио в голове до едва слышного шума.

но если что - вот он, мой билет.