Аня
Александр КолногоровЯ понял это не сразу. Первые недели две мы даже не здоровались — она появлялась в редакции ненадолго, оставляла свои фотографии и тут же убегала обратно. Я поначалу даже и не знал, что она здесь работает, и не обращал на неё никакого внимания.
В эту газету я, конечно, попал случайно. Пришёл. Со мной поговорил главный редактор. Разговор был коротким и странным:
— Здравствуйте!
— Здравствуйте.
— Я хотел бы у вас работать. Вот резюме.
— Завтра пятница. Приходите в понедельник. Алло, да, слушаю, — редактору — а это была женщина лет тридцати — уже кто-то звонил, она кивала подбородком мне на дверь и даже не взглянула на моё резюме. Кажется, она и на меня-то не взглянула.
Я ушёл и вернулся в понедельник. Меня уже ждал столик у окна, на котором стоял самый древний компьютер в мире. Сидеть я должен был лицом к окну и спиной ко всей остальной редакции, так что все могли видеть, что я делаю, тогда как мне была видна лишь половина улицы и магазин через дорогу.
Её звали Аня и она работала фоторепортёром. Она была очень маленькая, худенькая и хрупкая, и была бы похожа на четырнадцатилетнего мальчишку, если бы не её длинные, до пояса, волосы, даже слишком длинные ресницы, и выглядывающие из-под них огромные глаза. Она всегда ходила в кедах и джинсах, и на её шее висел фотоаппарат, выглядящий в сравнении с ней непропорционально большим. Казалось, что она не выдержит его веса и вот-вот упадёт.
Оказалось, что нам с работы по пути. Она жила совсем рядом с редакцией. Я чуть подальше, вниз по улице — и в переулок. Иногда мы вместе уходили с работы, я провожал её, а затем шёл домой. У меня и в мыслях ничего не было. Несколько раз мы вместе ходили на обед. Неподалёку от работы, через дорогу, было кафе. Я брал себе чёрный чай с сахаром, она — без сахара, чёрный по чётным дням, и зелёный по нечётным — и кекс с изюмом. Изюм она никогда не ела, и всегда тщательно выковыривала его и складывала на край моего чайного блюдца. Кекс без изюма она никогда не брала.
Я и подумать ни о чём таком не мог.
Первое время мне доверяли писать лишь небольшие заметки о городских новостях, опросы и «письма в редакцию». Опросы обычно проводились следующим образом: придумывались несуществующие продавец Ангелина сорока двух лет, предприниматель Степан тридцати лет и студент Игорь, не назвавший свой возраст. Все они были разных социальных принадлежностей и выражали противоположные точки зрения на один и тот же вопрос. С письмами в редакцию было примерно так же. Гороскопы, если они были, просто брались из интернета или других газет. О городских новостях и вовсе нечего говорить: начало отопительного сезона, отключили электричество, глава города опять что-то заявил, в музее открылась новая выставка...
И вдруг мне дают задание — написать репортаж об открытии первого в городе торгового центра. Я, наконец, должен был выйти из редакции и в первый раз в жизни посетить мероприятие, о котором мне нужно было написать. Этот центр построили меньше чем за месяц на самой окраине города, и планировалось его торжественное открытие, с разрезанием ленточек, воздушными шарами и пылкими речами. Я должен был написать обо всём этом восторженную статью.
Аню отправили со мной.
По меркам этого небольшого городка, добираться было довольно далеко, но в действительности, дорога на автобусе занимала около пятнадцати минут. Весь город можно было пройти меньше, чем за час.
И мы поехали на почти совершенно пустом автобусе. Кроме нас, впереди, сидела бабушка, через сиденье от неё — ещё одна. Мы ехали в самом конце салона. Аня стояла и смотрела в грязное заднее стекло, через которое ничего не было видно, и фотографировала. Я стоял рядом, взявшись за поручень. За всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова.
Когда мы приехали, там уже всё началось. Перед зданием собралось человек двести. Полноватый мужчина в пиджаке и галстуке, с усталыми глазами, что-то очень неразборчиво говорил в микрофон.
— Пойдём отсюда, — сказала Аня и убрала фотоаппарат в сумку. — Жирного я сфоткала, толпу тоже. Ты что-нибудь напишешь там. Вышел, сказал, похлопали, разошлись. В магазине богатый ассортимент. Что я тебя учу? Сам всё должен знать. Пошли,— и она, не дожидаясь меня, развернулась и зашагала прочь.
И что мне оставалось делать?
Мы сидели на набережной и смотрели на реку. Аня достала фотоаппарат из сумки и повесила на шею, но ничего не фотографировала. Я всё хотел что-нибудь сказать, но никак не мог придумать, что.
— Слушай, а откуда ты вообще взялся?
Я оглянулся, не сразу сообразив, что она обращается ко мне.
— Что?
— Ну, откуда приехал?
— Из Глазова.
— Где это?
— В Удмуртии.
Я повернулся к ней. Она уже стояла в нескольких метрах спиной ко мне, целилась фотоаппаратом в колонну моста и совершенно меня не слушала.
— Знаешь, как там круто, на самом верху, вот на этих столбах на мосту? Я там была много раз. Как-то мы с Вадиком туда забрались, часа в четыре утра, и сидели там, вино пили.
«Зачем ты мне вообще это рассказываешь?! — подумал я. — Я даже не знаю, кто такой этот Вадик, но уже ненавижу его и с удовольствием сбросил бы его с этого моста его дурацкой башкой вниз». Нужно было мне так и сказать ей, но вместо этого я спросил:
— И что, не страшно тебе было?
Она засмеялась.
— Мне — нет... А вот ты бы, наверное, испугался.
Мне нечего было ответить. Я бы действительно испугался.
Она подняла с земли камешек и бросила в воду.
— Давай блинчики запускать, — сказала она, подбирая и бросая следующий камешек. — Ты бы смог на тот берег переплыть?
— Я не умею плавать.
Она опять засмеялась.
— Я так и думала.
Я чувствовал, как меня начинало трясти, и я никак не мог унять эту дрожь. Я не мог придумать, что ей ответить. Всё, что приходило мне в голову, казалось чудовищно глупым. Она, присев на корточки, почти прижав фотоаппарат к земле, фотографировала поверхность воды. С реки дунул порыв ветра, и я клацнул зубами. Она резко повернулась.
— Что?
— Что?
— Мне послышалось, что ты что-то сказал. Я подумала, может это на вашем языке что-то.
— На каком?
— Ну откуда ты там приехал, — она опять припала к земле и ловила кадр, разговаривая со мной и не поворачиваясь в мою сторону.
— Из Удмуртии.
— Вот-вот. Оттуда.
Я зачем-то достал телефон и начал бесцельно нажимать на кнопки.
— Что ты там опять пишешь кому попало?
— Я?
— Погоди.
В этот момент её телефон зазвонил. На звонке у неё стояла одна из песен Tesla Boy.
— Да, алло! — она взяла трубку, прикрывая её другой рукой, отошла от меня и разговаривала о чём-то минут десять.
Всё это время я сидел на длинной бетонной плите, лежащей на берегу, оставшейся, видимо, от когда-то планировавшейся здесь, но так и не достроенной набережной.
Она договорила и вернулась:
— Двигайся, — сказала она.
Я сидел почти на самом краю плиты, где было ещё очень много места, и не понимал, куда и зачем мне ещё двигаться.
— Ну, чего расселся?
Я придвинулся на самый уголок. Она села в середину.
— Серёжа звонил... — сказала она. И тут же добавила. — А сколько у тебя женщин было?
Я не сразу понял вопрос, хотя он был предельно ясен. Я почувствовал, как загорелись мои уши.
— Всмысле?
— М-м… — протянула она. — А у меня вот подруга недавно родила.
— Мужа у неё, я так понимаю, нет?
— Нет... — она искренне удивилась. — Откуда ты знаешь?
— Догадался.
— Она немного помолчала, несколько раз укусив нижнюю губу.
— А ты девственник, да?
— Ч-что?.. Почему?
— Я не знаю, а почему ты у меня-то спрашиваешь?
— Да нет, я…
— Да ладно, понятно.
— Да что тебе понятно-то?.. Знаешь что? Я пошёл.
— Да сиди ты.
— Да иди ты!
Солнце уже садилось. Я вскочил, бросил в реку камень, который крутил в руках последние полчаса, и пошёл прочь. Я слышал, как мне вслед она крикнула:
— Штаны сзади отряхни.
Это была пятница. Выходные я провёл дома, никуда не выходя, а в понедельник заболел и пролежал всю неделю с высокой температурой. Придя на работу в следующий понедельник, я узнал, что она уволилась.
А меньше чем через месяц уехал и я.
Даже заявления не написал.