Анонимно.

Анонимно.

Lurkopub Alive

1.Страх
Дуновения теплого бриза развивали локоны юной девочки, облокотившейся на поручни смотровой площадки и выискивающей своим хищным взглядом, полным детского любопытства, белые точки на фоне апельсинового моря. Где-то в дали со с стороны Графской пристани доносилось пение уличного тапёра. Радостные лица пробегающих мимо детишек, ненароком вызывали улыбку на лице. Беспечный закат, звук вечернего прибоя, тяжелый дым американского «Marlboro», скрученного в убогих подвалах Братиславы, перманентный вкус Крымского кагора и этот дивный запах французских духов моей спутницы. Наверное, происходящие вокруг меня можно назвать настоящим счастьем, если бы не два больших «но». Первое - нескончаемый визг настырных чаек над моей головой, а второе - сегодня мне сорок. Сорок дивных лет бессмысленного существования, обрамленного минутными успехами и бесконечными неудачами. Кстати, давайте знакомиться, Андрей Александрович Орловский, 40 лет, неудачник. Вы, наверное, зададитесь вопросом, а почему, собственно говоря, неудачник? А как, по Вашему мнению, можно назвать человека, которому еще на стадии эмбриона выпала удача вытянуть лотерейный билет родиться в городе Урюпинск в семье советского инженера и учительницы географии. Все мое детство связано с запахом плавленой канифоли и музыкой «Время вперед» из одноименной передачи новостей по первому каналу. Кстати говоря, для меня до сих пор остается секретом, почему именно первый? Ведь порядковая форма, предполагает, что за ним должны были быть и второй и третий. Но вопреки всем законам логики, за одиннадцать лет проведенных перед экраном черно-белого телевизора «Рекорд», других каналов я не видал.
«Да здравствует наука, да здравствует прогресс, и мирная политика ЦК КПСС»- пламенные спичи отца за веселым застольем, обращенные в будущее, в светлое советское будущее, где будет не один канал, где будет коммунизм, колбаса на прилавках магазина, и конечно же не будет американцев. Веселое застолье сопровождалось огромным количеством спиртного, конечно на разнообразие надеяться не приходилось, как говорится либо водка с солью, либо с огурчиками. Поэтому, наверное, моей отец так и не выпил ничего кроме великой и целительной к моменту прихода старухи с косой в свои не полные тридцать девять лет. Умер мой отец конечно же не от алкоголя, на него упала балка. А алкоголь по его словам вообще не вреден, он лечит. Лечит от психических расстройств, от боли в желудке, от мозолей, от сварливой жены, от восприятия удручающей реальности, от отсутствия свободы тоже, между прочим, лечит. Поэтому в советской стороне пили все. Начиная от шабутных пятиклассников вот вот принятых в пионеры, заканчивая высшими кругами партии во главе с солнцеликим Леонидом Ильичем, с бодуна исполняющим «тройного Брежнева» на встречах с иностранными партнерами. Не пили, разве что, только те, кто не родились, и те, кто уже помер.
Отец мой покойный был рядовым инженером на Урюпинском тракторном заводе, на котором почему-то выпускались пылесосы. Работу свою любил так же сильно и до беспамятства, как и выпить чего-нибудь крепенького. Обожал так, что в пьяном угаре, рьяный трудоголик, не заметил ухода жены к соседу по лестничной площадке. После ухода матери, отец нашел еще один повод для рандеву с беленькой, и упиваясь до посинения, хотя уже скорее до позеленения, оставил меня на воспитание Урюпинским переулкам. Окончательным действием комедийной жизни моей отца, стала его бесславная кончина полная иронии и нелепого самодурства. Он умер 7 ноября 1990 года в день великой октябрьской революции во время очередной попойки пылесосного пролетариата, когда после четырех, залпом выпитых, граненных, на спор вызвался уронить себе на голову металлическую балку, мол «Голове Урюпинского стахановца все не почем». И в момент, когда волею судеб, рука Василия-крановщика не дрогнула, и зависшая над головой трудоголика балка со свистом стала пикировать, оборвалась жизнь советского инженера, любящего выпить семьянина и незнающего трезвости отца- Александра Андреевича Орловского.
И вот, в возрасте тринадцати лет, мне посчастливилось уехать в еще более Богом забытое место - город-герой Ленинград, в пятикомнатную коммунальную квартиру ,в которой фантастическим образом ютились 7 семей. Здесь я познакомился с шармом Достоевского Петербурга, не по книгам, а на собственной шкуре. Мы с бабушкой, пусть земля ей будет пухом, располагались в холле данного заведения, наша с ней жизни круглосуточно являлась достоянием квартирного социума, подобно жизни семьи Мармеладовых. Мой неспокойный сон в те года сопровождался диким храпом, доносящимся с дальней комнаты, отборной бранью Сталины Степановны, ругающей своего, уже как десять лет глухого мужа, нежными и сладостными стонами первокурсницы мед. института Алины, приехавшей из Томска и вынужденной расплачиваться натурой за проживание в квартире, запахом немытых ног, водки и плесени.
Почему я совсем не говорю про свою мать? Скорее потому, что я ее совсем не помню, да и не знаю. Ее в моей жизни не присутствовало, как не присутствовало и удачи. Последний раз я ее видел после смерти отца, когда она приехала подарить мне неваляшку и попрощаться навсегда. Любовь к путешествиям видимо дала о себе знать, и она уколесила покорять Америку. Железный занавес пал. Дядя Миша- человек Мира. Лед тронулся, товарищи! Процесс пошел! На двор стоял 1991 год, год фундаментальных потрясений и перемен, от которых сам Витя Цой, требующий тех самых перемен, в гробу перевернулся.
Переезд дался мне нелегко. Мое хлюпкое здоровье не выдержало суровых петровских ветров, и треть 7 класса я пролежал на кровати, наблюдая по телевизору за тем, как методичной и последовательно крушилась страна, в которой я был рожден. Даже сам В.И. Ленин- эта икона в мире без Бога, не смог предотвратить катастрофического развала. Начались, тяжелы времена. С Гайдаровскими реформами, мы осознали, бедность не порок. Моя милая бабушка, в прошлом талантливая и известная пианистка, распродала все сбереженные за долгую жизнь украшения и стала давать частные уроки, чтобы хоть как-нибудь прокормить нас. Тяжелые времена, тяжелые нравы, как говорится. Днем я с огромным старанием и усердием учился в школе. А вечером, дабы хоть как-нибудь помочь, бабуле, устраивал вылазки со своими дворовыми товарищами на центральные станции Питерского метро, где мы с присущей детям ловкостью обворовывали иностранцев. С тех пор меня и преследует мой псевдоним, а в те времена еще дворовая кличка, Ливень. Откровенно говоря, шарить по карманам у меня получалось довольно таки не плохо. И скорее всего, в конце концов, я бы стал величавшим карманником всех времен и народов, если бы не судьбоносная встреча с Максимом Королевым - моим единственным и настоящим другом. В тот осенний день 1992 года, мы с Котом, ошивались в переходе между станциями метро Маяковского и Площадь Восстания. Ветер гонял листовки по коридору, вдоль, небрежно помеленных, стен, скопом расселись бродяги, нагло клянчащие деньги. Вообще бродяги были отдельной кастой питерского общества - талантливые актеры, иллюзионисты, самая большая потеря отечественного театрального искусства, тщеславные лжецы, не имеющие ни малейшего понятия о совести. За год, что мы с дворовыми устраивали рейды на станции метро, я видел столько «чудес». Допустим, безногого ветерана афганской войны, откуда не возьмись, появлялись ноги, слепая бабка, пять минут назад просящая милостыни в переходе, спешно приценивалась в чебуречной на выходе со станции.
Каждый зарабатывал, как мог. Только заработок сводился всегда к одному - к обману. Начиная от рядового обмана, практикуемого умелыми бродягами, заканчивая повсеместным обдиранием народа, наивно верующего в завтрашний день. И действительно в это подлое десятилетия, Россия разделилась, на два лагеря, точнее сказать на народ и группу смышленых малых. Первые, так и не забывшие свое крестьянское прошлое, с парадоксальной верой в Бога, свойственной мещанскому складу ума, сложа руки, сидели перед телевизором, заряжая воду под возгласы дилетанта Кашпировского, несли последние деньги Мавроди и были счастливы. Были счастливы быть обманутыми. А вторые, веря лишь в себя самих и в день сегодняшний, умело распиливали страну, качали деньги из карманов первых, с фантастической изощренностью, которой не видали прежде величайшие финансисты. Встречалось, что первые, хотели жить как вторые. Но эволюция есть эволюция, и рыба не сможет стать человеком, прежде не побывав обезьяной. Путь из обезьян к человекам, предполагал постоянное проявление силы, как единственного аргумента в обществе недоумков. И вот вам банды: Щелкоская, Слоновская, Малышевская и тому подобное. Пример великолепной организации низших представителей российского общества. Крестьян, работяг, спортсменов, к тридцати годам, допускающих пять ошибок в слове хрен, но зато величайших теоретиков науки «по понятиям» и умелых Робин Гудов, не упускающих возможность пострелять своей пукалкой. О дивный новый мир. О страшная современная Россия. #паста #луркопаб #lm

Report Page