Ангел

Здоровых и нормальных детей в моей практике практически не бывает. И правильно! Что здоровому ребенку делать на приеме у невропатолога! В какой-то момент мне начинает казаться, что неврологически здоровых детей на свете вообще не осталось. У всех подряд задержка развития, проблемы с учебой, депрессия, ADHD, аутизм, эпилепсия или, на худой конец, мигрень. Когда у меня совсем пропадает точка отсчета или, как говорят некоторые знакомые фотохудожники, "замыливается глаз", мой ангел посылает ко мне на прием нормального ребенка. Это может быть случайность, ошибка, результат жестокой нехватки времени у педиатра, да мало ли что. Мой ангел знает, что делает.

У каждого человека есть свой ангел, просто не все об этом догадываются. 

Я радуюсь нормальному ребенку, как празднику. Если он маленький — я с ним играю, если постарше — разговариваю, если тинейджер — беседую о высоком. Иногда это бывает очень поучительным.

В тот день мой ангел привел ко мне девочку семи лет. В карте было написано, что основная жалоба — моторный (двигательный) тик. Мама рассказала, что Лили (так звали девочку) моргала и ритмично подергивала плечом, но пока они ждали визита — целый месяц, — все прошло, и сейчас их уже ничего не беспокоит. Девочка сразу показалась мне симпатичной и разумной, и я уже решила, что никаких сюрпризов, которыми так богаты мои приемы, не будет.

Грамотный сбор медицинской истории в педиатрии начинается со стандартного вопроса о протекании беременности. И тут я замечаю на лице у мамы легкую тень. Я хорошо знаю это выражение и быстро приглашаю маму выйти со мной в другую комнату. Она не удивляется. Оставив Лили строить замок из моих замечательных кубиков, мы уединяемся в соседнем кабинете.

— Я ей не мама, а тетя. Это дети моего брата.

— Дети?

— Да, есть еще два мальчика — шести и четырех лет. Мы взяли их три года назад. Когда она (слово "она" произносится с неприязнью) была беременна Лили, то принимала наркотики и пила. Правда, ребенок родился здоровым.

— С кем же Лили жила до четырех лет?

— До двух лет — с родителями, а потом её забрали, потому, что родители постоянно скандалили, пили и дрались. Потом Лили жила во временных приемных семьях (foster care).

— Господи, опять это множественное число!

— А почему не в одной приемной семье? 

— Её три раза возвращали родителям, думали, что у них наладится, но каждый раз забирали обратно. Когда это случилось в последний раз, мы с мужем решили их взять к себе. Их к тому моменту было уже трое.

Я собираю остальную историю. Выясняется, что в семье есть еще ребенок, дочка мамы-тети. Ей восемь лет. Родители Лили лишены родительских прав. Сама Лили ту часть своей жизни помнит, но вопросов пока не задает, а маму-тетю называет просто мамой. Учится Лили очень хорошо и никаких проблем с поведением у нее нет.

Вот тебе и визит без сюрприза! Но все же что-то в этой истории не так, что-то не сходится.

Мы возвращаемся к Лили, которая уже построила замечательный замок.

Неврологический осмотр я начинаю с некоторым опасением, а кончаю в крайнем замешательстве.

Я слишком хорошо знаю последствия внутриутробного воздействия алкоголя и наркотиков, психотравмирующей обстановки раннего детства, отсутсвия стабильности и нормального ухода.

Но у Лили ничего нет!

Пропорциональное милое личико, нормальные параметры роста, хорошо развитая речь, девочка спокойная и контактная. Неврологический осмотр превращается для меня в сплошное удовольствие.

Так не бывает! Может мама-тетя все это сочинила?

Под конец я задаю Лили вопрос, который обычно приберегаю для детей постарше.

— У тебя есть подружка в школе?

Её лицо освещает улыбка:

 — Да, Джессика. 

— А почему? Почему именно она твоя подружка?

Я жду стандартного ответа: "мы сидим вместе" или "мы играем вместе". Дети постарше могут сказать: "нам нравятся одно те же" или "она добрая, она мне помогает".

Но я слышу совсем другое.

— Когда она рядом, мне хорошо.

Я молчу, потому что не верю своим ушам, а Лили решает, что я жду продолжения и добавляет:

— Если мне грустно или скучно, она меня обнимает.

Ну что ж, у этой девочки с интеллектом и эмоциями все в порядке. Этого не может быть, но это так. Надо подумать, порыться в литературе... дальше мысли бегут по проторенной докторской дорожке...

Я быстро объясняю маме-тете про тик, говорю, что это совсем не страшно и не опасно, что весьма вероятно, он вообще не вернется, а если вернется — приходите снова.

Женщина рассеянно кивает головой, выражение лица у нее какое-то отсутствующее. Наверное, устала, — утром работа, визит длился почти час, а дома ждут еще трое.

Лили выходит из комнаты, нагруженная наклейками и разноцветными ластиками в виде миниатюрных мозгов а мама-тетя почему-то задерживается.

— Доктор, еще минутку... Я ведь совсем не из-за этого к вам пришла. Мне про тик наш педиатр уже все объяснил.

Вот тебе и раз!

— Когда мы брали Лили, мне сказали, что она будет плохо учиться, и вообще может получиться... женщина делает над собой усилие — недоразвитая. И я потом сама читала на интернете... Я даже мужу тогда не сказала, боялась, что он передумает. А Лили из всех моих детей самая умненькая и послушная. Скажите, так бывает? Вы когда-нибудь такое видели? А не может это все... вернуться? 

Она говорит сбивчиво, но я её прекрасно понимаю.

Вот для чего она пришла! Получить ответ, которого я не могу ей дать. Да я себе не могу все это объяснить! 

Я нахожу взглядом Лили — та остановилась подождать мать и перебирает свои подарки.

Я уже открываю рот, чтобы сказать что-то типа: фетальный алкогольный синдром... или синдром посттравматического стресса... и пуститься в объяснения и рассуждения. Но вместо этого я говорю что-то вовсе не научное, а совсем наоборот.

— Нет, так не бывает. И я такого никогда не видела. Но с вами это случилось. У вашей девочки очень сильный ангел. Он её защитил. И он не позволит, чтобы беда к ней вернулась.

Некоторое время мы смотрим друг на друга молча. Лили надоедает стоять одной и она возвращается к нам.

— Я тоже буду так думать, — говорит женщина и вдруг обнимает меня.

Она берет дочку за руку и они уходят, а я, естественно, смотрю им вслед. 

— Ну наконец-то дошло, — сварливо бурчит мой ангел, — а то вечно ты так: "подумать, порыться в литературе".

— Не ворчи, — отвечаю я. — Хорошеньким бы я была врачом, если бы постоянно ссылалась на ангелов.

Ольга Гольдфарб  детский врач-невропатолог в одном из университетских госпиталей Нью-Джерси.