Анатолий Кузнецов

Анатолий Кузнецов

m.facebook.com

Битва за Россию. Дмитрий Травин.

За что бороться, если русский деспотизм неискореним? Битва историков за место России в ЕвропеИсторик Александр Янов – один из первых, кто последовательно занялся поисками свободы в русской истории

Новая книга знаменитого историка Александра Янова «Загадка Дональда Тредголда: “Где место России в истории”?» (М.: «Новый Хронограф, 2020) издана только что, но у нее большая предыстория. Александру Львовичу в этом году исполнилось 90 лет, однако сам он начинает свое повествование с событий далекого 1974 г., когда ему было лишь 44, и жизнь приходилось начинать с нуля. За океаном. Поскольку то, что он тогда написал, выдавило автора из Москвы в Америку, где Янов стал, в конечном счете, профессором городского университета Нью-Йорка.

1974 г. стал знаменательным годом для российской истории, поскольку именно тогда возникло противостоянии двух концепций, борьба между которыми не утихает по сей день. Если в Москве в самиздате появилась книга Александра Янова, то в Америке появилась книга Ричарда Пайпса «Россия при старом режиме», предлагавшая прямо противоположную трактовку событий, происходивших в нашей стране на протяжении многих столетий. И хотя с тех пор прошло почти полвека, основные дискуссии о судьбах России (как в науке, так и в традиционных для нашей страны «кухонных спорах») восходят именно к столкновению взглядов Янова и Пайпса. Даже если спорщики не ссылаются на этих авторов. И даже если вообще не знают об их существовании или о том, что за теории эти ученые предложили.

Мы часто слышим слова:

- Россия – часть Европы. Давайте жить по-европейски.

- Нет, Россия – особый мир, принципиально отличающийся от европейского.

Как только мы это слышим, так сразу вступаем в пространство полемики Янов-Пайпс.

Для Янова Россия – это Европа. Что мы можем почерпнуть из его книг? Наверное, невозможно сказать лучше профессора МГУ Андрея Левандовского, которого сам автор цитирует во вступлении: «Александр Янов впервые, пожалуй, попытался представить свободу как равноценную альтернативу деспотизму в России, впервые, с поразительной энергией и целеустремленность занялся поисками ее проявлений на самых разных этапах русской истории».

А что нам говорит Пайпс? Россию он представляет как огромную вотчину царя, в которой, по сути, нет частной собственности. Этой вотчинной теорией он объясняет «извечный» российский деспотизм. Получается, что наши культурные особенности выводят Россию за рамки Европы, где, по мнению Пайпса, все было по-другому. И если мы смотрим на Россию с помощью Пайпса, то становимся пессимистами, не верящими в возможность серьезных преобразований нашей страны.

Нынешнее состояние дискуссии – это один из парадоксов России. Пайпс, конечно, популярнее «в массах». За ним – авторитет гарвардского университета. Янов же сам сетует во вступительной части к новой книге, что русское издание его старого, фундаментального трехтомника «Россия и Европа: 1462 – 1921» осталось «чтением для избранных и почти не известно за пределами этого круга». На научные круги Янов тоже жалуется, отмечая, что там сложился международный консенсус, согласно которому у России не было европейского прошлого и, следовательно, не может быть европейского будущего. Однако, на мой взгляд, позиции Пайпса в науке выглядят хуже. Если Янова историки порой критикуют за отдельные «провалы» в его концепции, охватывающей историю России почти за полтысячелетия, то к Пайпсу они относятся жестче. Скажем, про «Собственность и свободу», книгу в которой Пайпс попытался обобщить свои представления о собственности, Кристофер Пирсон, ведущий современный специалист по этой проблеме, высказался предельно жестко: «Эта книга имеет все признаки анахронизма, тенденциозности и грубых обобщений». Мне лично почти не приходилось встречать историков, которые смотрели бы на Россию глазами Пайпса. Возможно потому, что на самом деле, как отмечал еще в 1970 г. известный российский историк Арон Гуревич, для средних веков вообще была характерна идея, что король является собственником всей земли государства. Но, конечно, не в смысле современной частной собственности, а в смысле сеньоральной власти над вассалами и другими подданными.

Сегодня настало время читать Янова. Начать можно с его новой книги, в которой передан дух дискуссии, которую автор ведет много лет. Жизнь и «интеллектуальные приключения» Александра Львовича сами по себе представляют увлекательный роман, а он, ко всему прочему, еще и хорошо излагает. Поиск места России в истории напоминает захватывающий детектив. В детективах ведь нас обычно мало интересует судьба какого-нибудь убиенного Ивана Ивановича, но за расследованием преступления следить интересно. Так же и с историей России. Скорее всего, лишь небольшое число потенциальных читателей раньше задавалась вопросом о том, где место России в истории. Остальным, по большому счету, было наплевать. Но когда начинаешь читать книгу Янова сам процесс расследования, отработка различных версий и отбрасывание ложных следов начинают захватывать всерьез. Хочется узнать, чем же все закончится? Где это самое место? И, естественно, какой окажется судьба России в будущем, если исходить из того, что прошлое на нас влияет?

Не уверен, что все эти «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой» будут интересны нынешнему читателю, но пусть каждый сам для себя решает, насколько подробно стоит погружаться в книгу. Во всяком случае читается текст Янова, как увлекательное расследование о том, кто спер европейское прошлое России. И все «версии следствия» прописаны автором очень четко.

Не буду описывать, как конкретно строится концепция Янова, объясняющая почему Россия занимает в истории одно из европейских мест, а не место азиатской деспотии. Сам я выстраиваю свою концепцию по-другому, хотя работы Александра Львовича считаю яркими, интересными, основательными и абсолютно верными в плане конечного вывода. Без его книг мы многое в истории не смогли бы понять. В конечном счете, читателю надо обращаться к трехтомнику Янова «Россия и Европа». Я бы лично рекомендовал основное внимание уделить именно ему.

Почему это важно? Думается, потому что представление о неискоренимости вечного деспотизма доминировало среди советских интеллектуалов в те самые 1970-е, когда Янов выпустил в самиздате свою книгу, а ныне, при Путине, оно даже окрепло. Одна из важнейших причин успеха путинской системы состоит в том, что его оппоненты обезоружены подобными представлениями. За что бороться, если деспотизм неискореним? За что бороться, если в русской истории ничего другого вообще не было? За что бороться, если Россия – не Европа и стать ею не может? Книги Янова показывают, что нам есть за что бороться, если, конечно, мы ищем теоретического базиса для своей практической борьбы, а не оправданий того, почему не хотим ничего делать для демократизации России. «Для того и пишу я эту последнюю, вероятно, в жизни книгу, – отмечает автор – чтобы напомнить читателям, что нет у нас за спиной никакой азиатской пустыни, нет сплошного холопства <…>, а есть борьба России против России – и связанная с этой борьбой надежда» (с. 281).

Янов раскапывает для нас явные признаки постоянной и небезуспешной борьбы за свободу в русской истории. А дальше мы должны уже кое-что делать сами. «Так устроена российская история: начинается освобождение (оттепели, “прорывы”) лишь после ухода самодержца. И зависеть будет поэтому судьба страны от того, готовы ли мы к той сложнейшей политической игре, которой неминуемо будет сопровождаться ситуация после Путина?» (с. 282).

Source m.facebook.com

Report Page