Алиса

Серое небо, которое почти касалось земли, было готово вот-вот разразиться дождем. Такое тяжелое и безысходное было это оно, что на него без слов и посмотреть нельзя. Тоску оно навевало и мысли о самоубийстве. Когда мы пришли на кладбище, там уже находилась половина нашего городка, и почти вся школа. На похороны Алисы пришли, наверное, все. Даже скупой на эмоции учитель физкультуры, и тот прятал глаза, что были на мокром месте. Мать напялила на меня черный строгий классический костюм, который я не надевал с выпускного прошлого года, и я выглядел в нем, как агент британской разведки. Непривычно во всех этих строгих одеждах. Еще и галстук душит.

Мы стояли неподалеку от открытого гроба, в которой лежала почти как живая Алиса. На ней была футболка «Slipknot» со страшными участниками группы в масках, короткая кожаная куртка и джинсы. Девчонка выглядела спящей, правда мы знали, что ее уже ничего не разбудит. Мне жутко захотелось поцеловать ее в тот момент, но я решил не шокировать никого такой выходкой.

– Вот ведь досада, – сказал мне мой одноклассник, – еще позавчера она доставала меня и называла слюнтяем, а сегодня она такая спокойная лежит себе.

– Да уж, еще немного и ее засыплют землей, – добавил я безразлично.

С неба срывался мелкий дождик, и я посильнее запахнулся в пиджак, и скрестил от прохлады руки на груди. Учителя разговаривали в сторонке, и некоторые особо эмоциональные, даже плакали.

Безмолвная процессия получалась. Все шептались, плакали, но никто ничего не говорил торжественно вслух. У Алисы не было родителей, и она жила на попечении социальных служб, и ходила в нашу школу. Про нее говорили – что она неблагополучная. Ей всего шестнадцать, а такое чувство, будто она прожила все сорок лет.

– Судя по всему, дела у нее шли неважно, раз ее нашли утром мертвой на стадионе. Говорят, что она была накачана алкоголем под завязку, – сказал директор школы учителям, – ни следов насилия, ничего. Возможно, у нее остановилось сердце.

Вскоре приехал священник. Он начал читать какие-то отходные молитвы, и мне стало скучно. Я оторвался от этой печальной массы людей, спрятался за гробовым камнем, какого-то древнего покойничка и закурил сигарету. Вся эта история с Алисой сейчас выглядела фарсом. Ее никто не любил, особенно из учителей. Кому нравятся своенравные ученики со своим мнением. С девчонками дружбы она не водила, с мальчишками тоже почти не общалась. Замкнутая она была, что ли. Музыку страшную слушала, вечно красилась как ожившая мертвечина. Правда, мне нравятся такие девчонки, но Алиса, она редко кого к себе подпускала, хотя чего греха таить – мы с ней изредка накуривались марихуаной ближе к ночи, когда я мог безболезненно смотаться из дома и общались втайне от всех. Дьявол в юбке она, точно вам говорю. Вечно меня подбивала на всякие делишки. То мы с ней машину какую-то ограбим и вытащим магнитолу, то она по поддельным документам выпивку на заправке покупает. И да, хочу вам признаться, я последний видел ее живой вчера. Да вот только признаваться я в этом никому не буду. Видел я, как вчера копы все расспрашивали об Алисе – и в школе и в квартале. Не нужно мне это. Да и репутация. Алиса-то ведь со мной в пределах школы не общалась, и делала вид, что не замечает меня. А может оно и к лучшему.

*

Помню, как год назад, она забралась в мою комнату. Меня тогда уже родители накормили ужином, я сделал уроки, валялся под одеялом и читал Стивена Кинга. Горел лишь ночник на тумбочке. Когда в мое окно постучались, так слегка ударяя костяшками пальцев по стеклу, я думал у меня сердце в пятки уйдет. А потом я увидел ее с фонариком. Алиса пробралась внутрь, в кроссовках и джинсах заползла ко мне под одеяло и сказала:

– Расскажешь кому-то об этом – пожалеешь!

И уснула.

А я вот так и застыл от изумления с книжкой, и смотрел, как она дрыхнет, посапывая как кошка. Наверное, с этого момента мы и начали общаться. Черт, тогда девочки мне казались такими недоступными и инопланетными (наши девчонки-то в классе с нами почти не общались), а еще у меня проблемы с прыщами были, и мне вечно казалось, что все на эти прыщи проклятущие смотрят. А Алиса вот гляди и нормально на все это дело смотрела. Она проснулась еще затемно, растолкала меня – хотя я почти и не спал, а все смотрел на нее завороженно – и попросила принести с кухни чем-то червячка заморить.

– Приложи ухо к животу, – сказала она и приподняла футболку.

У нее был впалый и такой, знаете ли, спортивный живот, какой обычно в журналах о спорте публикуют. И мне так в диковинку было касаться своим холодным ухом ее теплого и мягкого живота.

– Послушай, – продолжила она, – слышишь, как там урчит?

Я принес ей сосисок и сока из холодильника, а она это так быстро это умолотила, как будто неделю не ела. Потом растрепала мне волосы на голове, и вновь вылезла из окна.

– В школе не смотри на меня: я тебя не знаю, ты меня не знаешь, – сказала Алиса, и так кулаком мне помахала, мол, в назидание.

Может ей и в самом деле не хватало общения, тогда мне казалось, что это так. Хотя после выяснилось совершенно другое.

Алиса сразу выбросила все мои компакт-диски, что стояли у меня на полке, и сказала, что поп-музыку слушают только гомосексуалисты и плаксивые барышни. А после заставила их записями тех групп, кого она считала должны слушать нормальные девчонки и мальчишки. В общем, музыкальных записей агрессивных рок-банд у меня прибавилось. Но знаете, был в этом какой-то смысл. Подобная музыка со временем мне и впрямь понравилась, и я стал разбираться в ней ничуть не хуже, и смог уже отличить норвежских блэк-металлистов Immortal от скажем англичан из Iron Maiden.

Однажды мы сидели в посадке на срубленном дереве, и жевали вяленое мясо, которое Алиса вынесла под футболкой из супермаркета двадцатью минутами раньше.

– Никогда не понимала, – говорила она с полным ртом мяса, – как люди могут столько денег тратить на еду. Ведь столько нашему телу и не надо. Поэтому и толстые все такие.

И она ткнула мне в бок своим тонким пальцем.

– Я не толстый, – обиделся я.

А она лишь захихикала и вновь откусила от ароматного, аппетитного мяса небольшой кусок и проглотила.

– Ем же я раз в день, и ничего страшного, – продолжила она.

А я ее остановил и попросил в следующий раз заплатить за еду, ведь родители дают мне деньги на карманные расходы. На что она опять рассмеялась с моих слов. Вот так мы с ней и общались.

– Иногда мне кажется, что кроме нашего городка в этом мире и нет ничего больше. Представляешь, эти четыре квартала, эти дорожки, эти дома одинаковые, эти пресные люди, с которыми приходится здороваться каждый день, а они все равно тебя ни во что не ставят. Странно все это и бессмысленно. Вот для чего ты в школу ходишь? За знаниями? А что тебе дадут уроки естествознания, если того же орла, о котором тебя заставляют читать главу учебника, ты только в этом учебнике и увидишь. Или про эти бактерии. Изучай их ножки, клеточки, отростки, как будто тебе это в жизни пригодится.

Она достала из кармана смятую пачку «Marlboro», вытащила сигарету и закурила. Курящая девчонка, видели бы вы это.

– Будешь? – предложила она.

– Нет.

– Да ладно, – усмехнулась Алиса, и ткнула мне сигарету в рот. А потом поднесла огонек зажигалки ко мне, – тяни в себя. И чего ты боишься – ты же слушаешь маму, послушай и меня разок, ничего страшного не случится.

И я затянулся. Такое странное ощущение: как будто моя голова наполнилась туманом. Резко все закружилось, Алиса поплыла у меня перед глазами, и я начал жутко кашлять. Но я послушно докурил сигарету, и выбросил ее подальше.

– Свобода — это протест, – сказала она мне, – правда, что потом делать с этой свободой – совершенно непонятно.

Доев украденное мясо, Алиса цокнула языком, и мы направились в школу. Вот что-что, а она никогда не пропускала занятий, правда ей жутко там не нравилось, и каждый раз после занятий, она мне рассказывала, интересные вещи. То она заметила засос на шее нашей учительницы по рисованию, умело замаскированный тональным кремом. То попыталась доказать учителю по религиоведению, что Ева была не первой женщиной созданной Богом, но тот поднял ее на смех. В общем, дни с Алисой были достаточно интересными. Правда, во всех этих историях, я улавливал грусть какую-то.

Мы лежали на ромашковом поле и смотрели в бездонное голубое небо. Алиса жевала травинку, и завороженно наблюдала, как самолет где-то там, в высоте облачного пространства оставлял инверсионный след. А я смотрел, как мне по руке ползет божья коровка.

– Сегодня я подралась с девчонкой из своего класса, – сказала мне Алиса мечтательно глядя в небо, – на уроке рисования, нас попросили изобразить свои самые светлые мысли, и я нарисовала Дьявола, который выпускает кишки принцессе с белыми волосами. Училка начала критиковать меня, а эта зазнайка-отличница поддержала ее в этом. Вот и пришлось бросить в нее своими красками и оттаскать ее за волосы. В общем, меня выставили из кабинета, и я имела неприятный разговор с директором. Знаешь, он так похотливо смотрел на меня, как будто я какая-то продажная девка.

– Черт, Алиса, твои дни могут быть хоть немного спокойней и без этих каждодневных драк и потасовок.

– Ах, ведь это так скучно, жить по правилам.

А после мы вышли на дорогу, спрятались за засохшей корягой, ожидая, когда приедет толстый водитель на своем грузовике и начнет грузить сено. Через десять минут мы уже лежали на погруженной скошенной траве, и тряслись по дороге за город. Тогда мы и не знали, куда мы заедем, но то, что мы удалялись от нашего провинциального городка, привносило в наши детские сердца безудержное удовольствие. Алиса взяла меня за руку, и мы как два аристократа лежали на кровати из душистой травы и под звуки работающего двигателя, покидали наш скучный мир. Мы ехали около часа, пересекли несколько перекрестков, сменили несколько дорог, и оказались в почти таком же тихом городе. На заправке я купил по гамбургеру и кока-коле, и наотрез отказался от идеи что-то спереть. Мы сидели и топтали всухомятку, наблюдая за чем-то новым в этом городе.

– Знаешь, здесь все так же скучно, как и в нашей дыре, – сделала удрученно заключение Алиса, – надо бы возвращаться домой.

Но оказавшись за сотню километров от нашего города, потратив все деньги, добраться домой стало проблематичной задачей.

Мне пришлось позвонить родителям, и сказать где я. Отец с матерью приехали через полтора часа, и я получил первым делом смачную оплеуху и взгляд презрения. Мать понюхала меня и спросила:

– Ты что, курил?

– Ма, нет конечно, – начал было открещиваться я.

Но она лишь вздохнула и покачала головой.

– Кстати, это Алиса, – сказал я.

Но мать только указала нам на заднее сиденье, и мы поехали домой. После меня ждал домашний арест на месяц.

Первое время Алиса не навещала меня, возможно, ей тоже досталось. Находясь на попечении у социальных служб и проживая с маразматичной теткой, которая ее воспитывала, не стоит ожидать сладкого приема по возвращении домой. Но тогда я и в самом деле грустил, когда не видел ее. Я слушал музыку на компакт-дисках, что приносила когда-то Алиса, и вспоминал о ней. Углубился в чтение и активно занялся уроками. В школе я видел, конечно же ее, но она делала вид, что не замечает меня. И лишь однажды, после занятий по физкультуре, когда все мальчишки уже покинули раздевалку – а я еще немного задержался, складывая свои вещи – в пропахшую потом раздевалку прокралась Алиса, огляделась по сторонам, обняла меня и поцеловала. Я ощутил тепло ее губ вперемешку с запахом сигарет, который исходил от нее.

– Наверное, тебе сильно досталось, после той прогулки, – прошептала она, когда оторвалась от поцелуя.

Ну а я, такой взволнованный, лишь что-то промычал нечленораздельное в ответ.

– Сегодня я заскочу к тебе – постараюсь смыться от своей тетки, – добавила она и так же беззвучно вышла из раздевалки.

Я продолжал стоять и пробовать свои губы на вкус. Ведь чего греха таить, это первый поцелуй в моей жизни. И ведь я даже не представлял, что он будет таким приятным.

У Алисы были красивые зеленые глаза. Очень красивые глаза. Как два изумруда, и когда она смотрела на тебя, то внутри все переворачивалось и загоралось каким-то огнем. Наверное, это уметь надо – так смотреть. Но у нее это получалось от души. У меня ведь было не так уж и много друзей, как и у нее собственно. Да вот только я так и не понял – почему из мальчишек со всей школы она выбрала именно меня.

Возможно, испортить правильного мальчика, это тоже искусство.

Помню на мой день рождения, Алиса приперла мне коллекцию комиксов про «Мстителей». Днем ранее, она взломала, старенький пикап на окраине города, стащила магнитолу, продала ее и сделала мне подарок. Кажется, это самая романтичная вещь, которую для меня делала девчонка. Она так мило протянула мне завернутую упаковку, комиксов, еще пахнущую свежей типографской краской, что я расчувствовался и обнял ее.

– Ну-ну, не надо этих сантиментов, – сказала она шутливо и оттолкнула меня, – с тебя тогда праздничный пирог. Я так и чувствую, как у тебя весь дом пропах сдобой.

Родители настрого запретили мне общаться с ней, а посему наш маленький праздник проходил в строжайшей секретности. Я сказал отцу с матерью, что завалюсь с книгой, а они в это время отправились в торговый центр за покупками. Мы ели с Алисой пирог и слушали хард-рок. Она кстати с мастерством скалолаза пробиралась ко мне на второй этаж через окно. Вот я бы так не рискнул.

Алиса достала небольшой сверток и сказала, что в честь моего шестнадцатилетия мы будем курить марихуану. Прочитав возможно удивление на моем лице, она меня успокоила:

– В нашем мире более безобидное растение еще отыскать надо. Преступления, связанные с алкоголем встречаются в тысячи раз чаще, чем с травкой. Люди под марихуаной не хотят совершать преступления, они хотят быть просто счастливыми.

Я еще какое-то время ломался, и посматривал, как Алиса мастерит косячок, сидя на полу моей комнаты. В завершение, она склеила тонкую сигаретку своим острым языком, зажала между губами и подкурила.

– Ты провоняешь мне всю комнату, а ну быстро туши, – затребовал я.

– Какой же ты зануда, – сказала она, выпуская в меня сизый дымок. Алиса открыла окно, и вылезла обратно. – Полезли на крышу!

А мне ничего не оставалось, как последовать за ней.

Мы сидели на нагретой поздним весенним солнцем черепице и накуривались травкой. Под нами была улица, под нами были любопытные соседи поливающие газон и выгуливающие собак. Но все это не имело значения. У меня кружилась голова, и меня все радовало в этом мире: мой день рождения, Алиса, сидящая рядом, облокотившаяся о мою спину, свежий воздух и такое яркое весеннее солнце. Все было создано для того, чтобы радоваться. После мы начали смеяться от какой-то случайно сказанной чепухи и петь песни.

– Эй, чудик, тебе для первого раза хватит, – сказала она и вытащила из моих пальцев недокуренный косяк. Она сделала еще несколько затяжек, затушила о черепицу, и просунула в щель между стеной и крышей, – тут его точно не найдут, а если что – надуло ветром.

Алиса была такой фантазеркой и мечтательницей, что все ее рассказы превращались в увлекательное повествование, которому место в приключенческом романе. Кажется, что в свои шестнадцать лет, она повидала больше, чем три таких мальчишки, как я. Ее родители погибли в автокатастрофе. Когда она рассказывала эту страшную историю, у меня перед глазами возникали автомобили, несущиеся навстречу ее родителям. Я видел, почти от первого лица, как лобовое столкновение вышвырнуло их красный «Форд» на встречную, а после он силой удара был выброшен за мост. Машина пролетела метров тридцать вниз, ударилась о камни, а после загорелась. Ее родителей было почти не опознать. Благо в это время, Алиса болела воспалением легких и была в больнице. После этого случая, в ее жизни все перевернулось с ног на голову.

Когда мы вернулись в комнату, счастливые и под кайфом, то съели за раз остатки праздничного пирога, двенадцать сосисок на двоих, две куриные ножки и выпили литр грейпфрутового сока и с чувством легкого голода завалились на мою кровать. Тогда у меня было странное ощущение, что я не ел целые столетия.

– Скажи, а у тебя «это» когда-то было? – спросил почему-то я.

– Нет. Думаю, всему свое время, – ответила она, – а у тебя?

– И у меня не было.

Не хотелось признаваться Алисе, что мой первый поцелуй был с ней-то в первые, не то, что «это». И укутанные сладкой истомой, обнявшись под тонким покрывалом, мы погрузились в сон.

Нас разбудили крики моей матери. Она устроила истерику, оттого, что вновь увидела меня с Алисой.

– Тебе про учебу думать надо, а не с девочками дружить, – завопила мать и приказала Алисе выметаться.

 – Конечно мисс, – ответила Алиса, – и хочу заметить, что Ваш сын истинный джентльмен.

Она откланялась и вылезла через окно.

– Я прикажу отцу повесить замок на оконную раму, это просто непозволительно с твоей стороны, – вынесла вердикт мать.

Однажды, Алиса, по дороге домой рассказывала, что директор школы ее в течение всей недели вызывал к себе после уроков, и устраивал ей нагоняй за поведение. Ее смущало то, как он смотрел на нее. Было в этом взгляде, что-то нечеловеческое, подытожила она. С каждым разом, появляться у него в кабинете становилось все страшнее и страшнее.

– Я думаю, тебе не стоит принимать это так близко к сердцу, – сказал я, – ты не отличаешься хорошим поведением, и поэтому директор строг с тобой. Возможно, тебе это только кажется.

Иногда я говорил матери, что задерживаюсь на дополнительных занятиях, чтобы провести Алису домой и сократить время разлуки между домом и школой. Я понимал, что безвозвратно привязываюсь к Алисе, и каждая минута без нее приносила мне невыносимые страдания. Я провожал ее домой, и мы шли безлюдными тропками, чтобы поменьше человеческих глаз видели нас вместе. Когда было прохладно, я накидывал на нее свою куртку, а она брала своей теплой ладонью мою. Со временем, мне даже казалось, что Алиса стала лучше учиться: я старался подтягивать ее по предметам, с которыми у нее были проблемы, делал за нее некоторые уроки и рисовал ей эскизы для уроков рисования. С рисунками у нее были, кажется, самые большие проблемы. Никакой крови, никакого насилия – в общем, я рисовал за нее то, что требовалось школьной программой.

Мать контролировала мой досуг, и каждые полчаса наведывалась в мою комнату.

– Ма, ну это же нарушение моего личного пространства, – жаловался я.

– Ты мне еще поговори тут. Как ты еще не скатился с ней до уровня уличной шпаны, я ума не приложу, – говорила мать.

– Мам. Алиса, совершенно не такая. Она самая добрая девчонка, что я встречал.

– Ну, уж нет. Ты просто влюбился в нее по уши. Вот и мерещится тебе то – чего в ней и подавно нет. Нет, я сказала!

В общем, все мои попытки хоть как-то подружить мать с Алисой были безрезультатны.

За день до ее смерти, Алису опять задержал директор за поведение. Хотя теперь я больше чем уверен, что это были самые настоящие придирки. Алиса изменилась, причем как по мне, в лучшую сторону. Все дело возможно было совершенно в другом.

 Я стоял под окнами, когда видел, что Алиса писала на доске какое-то задание, пока директор наблюдал за этим и заполнял какие-то документы. Школа пустовала. Уроки давненько закончились, и я, пробравшись под окна класса, видел все своими глазами. Все что я узрел дальше, было страшно. Очень страшно. Когда Алиса закончила задание на доске, директор приказал ей идти в его кабинет. Я перебрался тоже под окна нашего директора, благо они были на первом этаже. Он усадил Алису в кресло и что-то ей рассказывал. Налил себе стаканчик скотча, и что-то нравоучительным тоном ей объяснял. Алиса лишь смотрела на него своими добрыми глазами и молчала. После он обошел ее сзади, что-то продолжая ей говорить, взял красную бархатную подушку и с силой обхватил ею лицо Алисы. Она вцепилась в нее руками, пытаясь оторвать от себя, дабы дать живительной силе кислорода проникнуть в легкие, но с каждой попыткой она все больше и больше ослабевала. И через минуту она поникла навсегда. Директор бросил подушку обратно на кровать, и удовлетворенно улыбнулся.

Я завопил что было мочи, и побежал к главному входу школы. Но двери той были заперты. Я стучался и бился в дверь ногами и руками, но мне никто не открыл. Долго звал на помощь. Но ни одна живая душа не откликнулась на мой зов. Когда я вернулся к окнам директора, то свет в кабинете был погашен, и окна задернуты. Я взял камень побольше, разбил окно, подтянул старую коробку с помойки, и влез в кабинет.

Мое сердце буквально пробивало грудь, я плакал, и мне казалось, что все, что сейчас происходит – этого на самом деле не существует. Что все это не реально, а просто сон, от которого я вскоре отойду. Но все было наяву.

– Алиса!

Я кричал так громко, что возможно даже на других планетах услышали мой крик.

Кабинет был пуст. Ни следов драки, ни побитых вещей, ни крови. Будто здесь ничего и не произошло. Я вновь выбрался через окно на улицу, но уже слишком поздно понял, что и машины директора не было под воротами ограды. Он уехал – это ничтожество – этот убийца, прятавшийся за маской добродетели.

Ну а дальше, вы все знаете. Алису обнаружили на стадионе без признаков жизни. В ее крови нашли следы алкоголя. Водки. Черт возьми – Алиса никогда не пила это чисто мужское пойло. Что он сделал с ней? На этот вопрос я до сих пор не могу найти ответа, а мое сознание не позволяет рисовать в голове те ужасные картины, которые могли случиться тогда с Алисой.

Копы расспрашивали многих. А когда дошла очередь до меня, я промолчал, ни слова не сказал о том, что видел. Репутация Алисы была сильнее всех моих рассказов.

*

 Когда началась панихида, я выбросил сигарету за надгробный камень и вышел ко всем. Небо было таким же серым и печальным. И лишь только мы с ним разделяли то горе, что случилось. Молчаливый монолитный гроб с телом Алисы стоял в середине людской толпы. Было даже много цветов, знаете ли.

Первые слова сказал директор, но я будто не слышал его. Внутри меня что-то умерло, после той ночи – ни чувств, ни эмоций, ни желаний. Как будто разом все отобрали. Как будто в одночасье мир стал черно-белым.

Растолкав людей, я подошел к гробу. Разговоры прекратились, и все взгляды обратились на меня. Я наклонился, взялся за холодные щеки Алисы и поцеловал ее. Возможно, это был самый длительный поцелуй в моей жизни, самый желанный и самый страстный.

– Найди свою страну чудес, моя любовь, – произнес я после, и несколько моих слез упали на ее бездыханное тело.

Вечером. Когда стемнело, я дождался приезда директора со школы. Ворота гаража автоматически открылись, и его машина проехала внутрь. Следом прокрался и я. Пока он доставал из салона портфель с документами, я бесшумно развернул плотную клеенку, набросился на него сзади и натянул ему на голову. Я никогда не думал, что во мне столько силы. Пленка обтянула все его лицо, и директор попытался сделать глоток воздуха, но герметичная посмертная маска, нашла своего владельца. Директора отбросило сначала на машину вместе со мной, но я как цепкий клещ не отпускал его ни секунды. Я ведь даже чувствовал, как жизнь уходит из него, и с каждой секундой он становится все слабее. Возможно то же чувствовал и он, когда убивал Алису. А потом директор без сознания свалился на бетонный пол гаража.

Я выдохнул.

Он был крайне тяжел, этот волк в овечьей шкуре. Такое чувство, будто пять мешков картошки пытаешься поднять. Я затащил его обратно в салон, усадил на водительское сиденье и прокрутил зажигание. Машина завелась. Я закрыл двери автомобиля, достал поливочный шланг, присоединил его к выхлопной трубе, и просунул в окно.

А после, я предусмотрительно протер все свои отпечатки, к чему прикасался и нажал кнопку закрытия гаража.

– Надеюсь, Алису отпустят ненадолго в ад, и она разорвет тебя там на куски – тысячи и тысячи раз кряду, – сказал я и снова расплакался.

*

А на утро, здание школы пылало пламенем – пожарные машины, кареты скорой помощи и полиция, оцепили территорию. Паника и ужас охватила наш тихий провинциальный городок, уже второй раз за неделю.

На газоне, огромными буквами было написано: «Я насильник и убийца» и имя нашего директора.

И только я сидел на крыше своего дома и наблюдал, как черный дым поднимается в небеса. Я курил и страдал, что весь мир не сможет меня больше наполнить радостью жизни. На мне была любимая футболка Алисы «Slipknot», и до момента, когда обнаружат директора школы – задохнувшегося в своем гараже – оставались считанные минуты.

31 января – 4 февраля 2013 г.

Запорожье