Алина

— Что-то с телевизором сегодня творится. Может, зайдёшь посмотришь? А то у меня мозгов нет. Жорик вчера понажимал на все кнопки, теперь ни звука, ни картинки, — тётя Нина наивно улыбается, разводя руками, как бы говоря: «дура я баба, да и все бабы дуры, а мужики для того и созданы, чтобы телевизоры чинить».

Я киваю:

— Да, конечно. Посмотреть можно. Только если телевизор сломался, то я помочь не смогу. Мастера надо вызывать.

— Ну зайди-зайди, посмотри, — просит тётя Нина, сопровождая просьбу умоляющим взглядом.

Она живёт в квартире напротив. Соседка примерно одного с моей мамой возраста, позвонила в дверь на «авось». Я только пришёл с университета, даже пообедать не успел.

Беру ключи, замыкаю квартиру, иду через открытые двери двух предбанников. Тётя Нина встречает меня на пороге квартиры.

Это коротко-стриженная под брокколи боевая хохлушка, выкрашенная в отваренную свеклу, с поплывшей фигурой, вечно озорным характером, открытым добродушием на бабьем лице. В общении она полностью забивает эфир бесконечным трёпом. Как сейчас.

— Только вот вчера показывал, а потом Жорик, этот дурак, понажимал на все кнопки. Вот кто его просил. А ты только с учёбы пришёл, да?

— Да, — от меня большего и не требуется, только поддакивать.

— Покушать не успел, — тётя Нина сокрушённо взмахивает кухонным полотенцем, с которым она, похоже, никогда не расстаётся.

Я одной кнопкой нахожу источник сигнала. Картинка со звуком весело вспыхивает на экране.

— Вот хорошо! — тётя Нина радуется как дитя. — Вот что значит голова на плечах есть, — смотрит на меня с восхищением, словно я и есть мастер ремонтных работ.

Тётя Нина нахваливает меня, пока я двигаюсь к выходу, втирает достоинства современного образования перед вчерашней безграмотностью. Намекает на себя, неумеху.

— Может, супчика поешь? Я только что борщ сварила.

— Можно, — сразу соглашаюсь. Дома шаром покати, пока там что-нибудь сварганишь. Хоть кушать у соседки мне ещё не доводилось.

Обычно я стеснительный молчаливый молодой человек, а тут с полпинка согласился на супчик.

Ну что ж идём на кухню. Тётя Нина наливает мне огромную тарелку наваристого борща с куском говядины посередине, предлагает майонез, сметану, свежий ржаной хлеб.

Я не спешу опрокидывать тарелку в желудок, приличия не позволяют проявлять собачий голод в гостях. Тётя Нина садится рядом пить чай, забивает эфир кучей бесполезной информации. Разговор, или скорее монолог, незаметно скатывается к Алине — моей одногодке, «младшенькой».

— Ой беда-беда, — тётя Нина тяжко вздыхает.

— А что случилось? — хмурюсь из вежливости, аж уши шевелятся.

— Парень её бросил. А она с ума сошла.

— Как сошла? — недоверчиво веду взглядом по столу.

— Не ела совсем, пришлось в больницу положить. Вот теперь лежит целыми днями в постели, не хочет вставать. Хорошо, что хоть потихоньку кушать начала. Я вот с ней сижу целыми днями, отпуск взяла. Боюсь, чтоб не случилось чего.

Здесь я ничем помочь не могу. Опыта амурных отношений у меня ноль целых ноль десятых. Я даже не целовался ни разу. Учёба — наше всё. Восемнадцать лет, жизнь только начинается. Чего не скажешь о Алине. Она последние года три постоянно в компании одного или двух парней. На лавочке, на балконе, на остановке, в магазине. Те обнимают её, прилюдно целуют. Год назад тётя Нина пригласила меня на День рождения Алины. Алина сидела с парнем в обнимку, гости — быдловатые одноклассники — заняли места вокруг стола. Тётя Нина следила, чтобы дети не напивались. Выпили по сто грамм и пошли плясать. А я тогда готовился к поступлению, у меня голова ничем другим кроме экзаменов не была занята. Алина вышла на центр комнаты. Она была в просторной юбке до колена, со складками, белой блузке, чулках или колготах, на ногах туфельки-лодочки. Её молодой человек остался сидеть, а я из приличия занял место в углу танцпола. Дёргаться под музыку мне нравилось. Только я не ожидал, что Алина начнёт развратно танцевать. Мы переместились в коридор, и парень Алины не видел, что она вытворяла, поглядывая на меня. Я тоже старался не смотреть. Алина начала глубоко опускаться на корточки, раздвигая под собой бёдра, как будто насаживалась на член. Такой она мне и запомнилась в одиннадцатом классе — распутной шлюхой.

И вот теперь её бросил парень, она ничего не жрёт, больница, священник, психолог, мама — все силы брошены на восстановление утраченной гордости. Я вникаю в подробности пылкой юношеской любви, которая в моей девственной жизни даже туманно не маячит.

— Психолог сказал, что ей надо почаще обниматься.

Мы сидим на кухоньке, где стол почти упирается в холодильник, до плиты можно дотянуться рукой, жёлтые деревянные шкафчики протянулись двумя рядами сверху и снизу вдоль дальней стены.

— Вот, я подумала, что вы с Алиной знакомы.

— Да нет, мы как-то не очень знакомы, — теперь приходит мой черёд глупо улыбаться.

— Извини, конечно, — тётя Нина смущённо отводит глаза. — Я бы попросила кого-нибудь другого, но ты действительно лучше всех подходишь. Алина всегда тебя стеснялась, боялась даже в лифт заходить, ждала, пока ты пройдёшь мимо.

— Почему? — краска моментально приливает к лицу. Очевидно, информация имеет достоверный источник.

— Ну потому что она видела, что ты всё время учишься, не куришь, не пьёшь, а она дурака валяла всё это время.

— Ну это же не повод не заходить со мной в лифт, — хочется обидеться, но сначала разобраться, конечно.

— Вот она говорит, что боялась, что ты не так на неё посмотришь. Осуждающе, понимаешь? — тётя Нина наверняка не выдумывала, передавая слова Алины.

Правда режет больнее лести: я действительно всегда осуждающе смотрел на Алину. Развратная красивая девка меняет парней как перчатки, тупая к тому же, судя по улыбочкам. Ничего в ней нет, кроме тупого самолюбования. Вечно ходила по улице полуголая, платье прозрачное напялит в облипку, колготы там со стрелками, туфли на высоком каблучке, спина вся голая, жопа и сиськи утянуты так, что взглядом можно всё и прощупать. Тёмные волосы, мелированные, распущены до задницы, мордашка вечно пьяная с блядской улыбочкой. Она заслужила, чтобы её бросили.

Я тщательно скрываю стыд, отнекиваюсь, подаю себя абсолютно нейтральным к чужим страстям. Но осадочек-то остался: меня раскусили в два счёта, значит, видят люди, что у меня на душе, значит, все мои мыслишки видны как на ладони.

— Может, обнимешь её? Она винит себя, говорит, что ты больше всех её ненавидишь, — тётя Нина жалостливо смотрит на меня. Так беспризорные псы вымаливают кусок хлеба на улице.

Вот новый поворот. Я — обнять Алину, чтобы ей полегчало? Она, типа, думает, что я её ненавижу. Да она мне вообще фиолетово!

— Я могу сказать ей, что у меня нет к ней плохих мыслей.

— Ну скажи хоть так, — соглашается тётя Нина. — Идём.

Она первая поднимается из-за стола, увлекает меня за собой по коридору. Мы быстро добираемся до самой маленькой комнаты, такой же, как у меня.

Алина лежит, закутавшись с головой в одеяло, свернувшись в калачик, отвернувшись лицом к стене.

— Алинушка, вот Дима тебе хочет что-то сказать, — тётя Нина меняется в голосе. От кухонной затейницы не осталось и следа.

Алина никак не реагирует.

— Спит? — с надеждой шепчу я.

— Притворяется, — также шёпотом отвечает тётя Нина. — Я вас оставлю. Может, обнимешь её? Она так хочет, чтобы ты на неё не обижался.

Тётя Нина уходит, и я остаюсь стоять в растерянности перед кроватью. Ситуация неприятная, на меня обижаются, только за что? За то, что я не так где-то посмотрел. Алину, конечно, жалко, но зачем меня-то вмешивать?

Я нетерпеливо сажусь на край кровати, кладу руку на плечо, завёрнутое в одеяло, нервно веду вперёд-назад. Поглаживаю....

Проявляю, типа, радушие.

— Ты на меня обижаешься? — сдерживаюсь, чтобы не выдать раздражение.

Алина сильнее вдавливает плечи в грудь, сжимается в калачик. Напряжение в её теле похоже на пружину, которая сжалась ещё сильнее.

Ничего ведь плохого не будет, если я прилягу рядом? Она ведь под одеялом. Прижмусь к ней, как психолог советовала, обниму, так сказать, сзади. Полежим, и пойду дальше там делать свою домашку.

— Я тебя обниму и потом пойду, — предупреждаю о намерениях.

Понятно, что она не спит и отлично слышала, что я сказал, а значит шок ей не грозит.

Продолжение следует ...

Минет Наблюдатели Потеря девственности