ABC
Германия. XIX век.
Фридрих Гитциг — признанный немецкий архитектор. Среди его творений замки Нетцов, Бреденфельде, Киттендорф и Картлов. Его сестра, Клара Гитциг, ставшая женой историка Франца Куглера, по всей видимости тоже проявляла себя как яркая интеллектуальная личность.
Фридрих и Клара. Случилось так, что в пору их детства родилась рождественская тайна. Великий сказочник Гофман, желая позабавить детей Юлиуса Гитцига, одарил всех детей грядущих поколений рождественской сказкой. А Фридрих и Клара стали прототипами главных персонажей. Хрип старинных часов, шуршание мышиных хвостов, скрип половицы, звон серебряной сабли нам чудятся и доныне. Щелкунчик…
Сказка «Щелкунчик и Мышиный король» была впервые опубликован в 1816 году в берлинском сборнике «Детские сказки». В 1844 году, Александр Дюма-отец представил переложение сказки, в дальнейшем послужившее балетмейстеру Мариусу Петипа основой для создания либретто к легендарному балету П. И. Чайковского.
Претерит: фантазия или реальность
В сказке Гофмана развиваются две сюжетные линии. Первая — реальная сюжетная линия — повествует о событиях в доме Штальбаума. В сочельник дети советника медицины получают в подарок деревянного человечка, который ловко разгрызает твёрдые орехи. И пусть Щелкунчик нехорош собой, но он сразу стал любимцем семилетней Мари. Но далеко не все настроены к нему также приветливо: Фриц тем же вечером ломает новой игрушке зубы, крёстный Дроссельмейер то и дело насмехается над уродливой куклой, а ночью Щелкунчику предстоит дать бой целой армии мышей. Первая битва будет проиграна, но благодаря Мари Щелкунчик останется невредим.
Вторая сюжетная линия — сказка Дроссельмейера о твёрдом орехе. Дело было так. Один король рассорился с королевой Мышляндии, перебив её подданых за то, что те съели всё сало. В ответ Мышильда наложила чары на дочь короля: хорошенькая малышка принцесса Пирлипат превратилась в уродца с бесформенной головой и огромным ртом.
Придворный звездочёт предсказал, что красоту принцессе вернёт орех Кракатук, скорлупа которого тверда настолько, что даже сорокавосьмифунтовая пушка не смогла бы её расколоть. И этот твёрдый орешек должен разгрызть юноша, а потом, зажмурившись, поднести ядрышко принцессе, отступить на семь шагов и лишь тогда открыть глаза.
На поиски ореха и юноши король отправил часовщика Дроссельмейера из Нюрнберга. Долгие годы часовщик провёл в странствиях, пока в тоске не вернулся в родной город. Волшебный орех отыскался у двоюродного брата Дроссельмейера. Племянник часовщика легко справился с орехом Кракатук, ему удалось расколдовать принцессу. Вот только, отступая на семь шагов, он раздавил Мышильду и в тот же миг стал так уродлив, что король отправил его в вечное изгнание. А семиголовый сын Мышильды, желая отомстить за смерть матери, неотступно следует за Щелкунчиком, ожидая своего часа. Близится час сражения. Но даже победа над смертельным врагом не вернёт Щелкунчику его былой облик. Спасти его сможет прекрасная девушка, которая встанет на его защиту и не отвергнет, как король и принцесса Пирлипат.
Мари замечает, что фантазийный мотивы из сказки о волшебном орехе неизбежно проскальзывают в её привычную жизнь, однако у взрослых всегда находится рациональное объяснение происходящему. Так почему же Мари Штальбаум поверила, что Щелкунчик живой? Почему взрослые и даже Фриц считают сказку Дроссельмейера лишь забавной выдумкой, никак не связанной с окружающей действительностью?
Похоже, ответ на эти вопросы кроется в грамматической категории времени — ведь временные формы глагола в немецком языке многозначны. Дроссельмейер рассказывает сказку о твёрдом орехе, употребляя формы претерита. Прямым значением претерита — а именно в этом значении его воспринимает Мари — является обозначение прошлого. Таким образом в представлении Мари события разворачиваются линейно: сначала Щелкунчик подвергся злым чарам, теперь он попадает в дом Штальбаумов, и в скором будущем Мари поможет ему победить Мышиного короля. Фантазия органично вплетается в объективную реальность.
Персонажи рационального мира воспринимают сказку Дроссельмейера в эпическом претерите, который, создавая повествовательный климат, служит для обозначения настоящего в контексте сказки о твёрдом орехе. Категория настоящего времени в сказке никак не может смешаться с категорией настоящего времени в объективной реальности, а потому для филистеров сказка остаётся просто сказкой. В прочем, в защиту Штальбаумов следует сказать, что сказки в немецком языке обычно рассказывают именно в претерите, так что сказка об орехе Кракатук вполне могла быть воспринята как выдумка.
Мотив сказки или старинной легенды, которую филистеры и романтические персонажи интерпретируют по-разному, встречается в творчестве Гофмана довольно часто. Открытым остаётся вопрос, почему филистеры соотносят содержание сказки с категорией вымышленного настоящего, а для романтических персонажей сказка — это реальное прошлое. Вполне возможно, что эту тенденцию с одной стороны можно объяснить характерным для романтиков устремлением в прошлое. С другой стороны важную роль играет филистерская система ценностей, в центре которой материальное благосостояние и комфорт. Материальные ценности, как правило, с категорией настоящего связать проще, чем с категорией прошлого. И, вероятно, поэтому филистеру свойственно мыслить именно категорией настоящего.
А как быть читателю? Как понять, нашёл ли чудак Дроссельмейер Кракатук на самом деле, или же он просто выдумал историю, чтобы развлечь детей? Автор оставляет читателю свободу выбора.