Фонд несолидарности

В старом году нужно оставлять все плохое. Я решила расставить точки над і в одной очень волнующей меня истории. Да, про фонд солидарности. И нет, к публикации моего видео на БТ я не имею никакого отношения. Как и к агентуре КГБ, в чем меня обвиняют. Вот почему...

***

Не пройдя собеседование на стажировку в шоу «Танцы со звездами» телеканала 1+1, я в отчаянии написала блогеру Александре Зверевой, которая днями ранее сообщила, что в Киеве есть команда помощи белорусам, пострадавшим от режима Лукашенко. На следующий день я поехала в офис одной из IT-компании.

Мне предложили должность ассистента руководителя Фонда солидарности BYSOL – Андрея Стрижака, известного белорусского правозащитника. Фонд занимался помощью уволенным, бастующим, стачкомам, а также помогал с выездом за границу тем, кого преследуют каратели. Каждому уволенному гарантировали помощь в 1500 евро, бастующим – компенсацию всех экономических репрессий, релоканта обеспечивали жильем и средствами на жизнь. Все казалось идеально, хоть и сложно. В тот же день у меня оказались доступы к соцсетям Андрея, Telegram, доступы ко всем соцсетям фонда. Несмотря на обилие работы, я кайфовала, чувствуя себя полезной своим согражданам.

– Ты молодец, так здорово разрулила ситуацию, я успел и на «Україна24» и на «Прямом» интервью дать, – похвалил меня руководитель, когда я решила вопрос с двумя эфирами, которые состыковались друг с другом. Я засияла от счастья, словно августовское солнце.

Шли дни, и вскоре руководители фонда: Андрей Стрижак, основатель компании Deepdee Ярослав Лихачевский и СЕО компании Asterman Александр Подгорный – уехали в Вильнюс. По обрывкам разговоров удалось понять: летят они к избранному президенту Беларуси Светлане Тихановской. Вечером в наш чат в Telegram пришла фотография: смущенная Светлана в кругу руководителей фонда и бело-красно-белый флаг. Я поняла, что горжусь.

Прошла еще неделя: о фонде говорили во множестве изданий, ко мне стучались на интервью с руководителем журналисты Reuters, France24, Gazeta Wyborcza, Би-би-си. Я только успевала разбрасывать встречи по календарю. Сообщений в личке фонда стало все больше – уже достаточному количеству людей требовалась помощь. А в последних числах августа Александр Подгорный собрал всех и сказал:

– Ребята, мы все получили удовольствие от прекрасного города Киева, и настало время получить удовольствие от не менее прекрасного города – Вильнюса. Нам уже готовят офис под штаб, закупают мебель. Помещение будет большое, примерно как здесь.

Вот это да! Вильнюс! Значит, моя мечта познакомиться со Светланой Тихановской сбудется! Я едва не запрыгала от счастья. Несколько дней на сбор документов для виз, подачу на них в литовском консульстве, прощание с Киевом и фото на Майдане с бело-красно-белым флагом. Восьмого сентября наш самолет вылетел из Киева, а уже вечером мы заселились в номера отеля Radisson на проспекте Конституции. Наши комнаты были такими шикарными, что даже двухнедельный карантин не пугал. Все это время я, как королева, заказывала еду в номер, осваивала доставку продуктов, рассматривала в окно старый город и наш офис, фото около которого выкладывала госпожа президент. Нам обещали, что карантин снимут за пару дней, и мы пойдем в офис, однако ничего подобного почему-то не происходило. Спустя десять дней нам разрешили гулять, а 23 сентября – выйти в офис.

Меня смутило, что я, хоть и занимала должность ассистента руководителя фонда, была определена на десятый этаж. В пустынном, холодном помещении без кухни, чайника, с запахом недавнего ремонта пока было пару человек. Ярослав, встретивший меня там в первый рабочий день, представил их: моими соседями по столу оказались Мария Мороз, глава объединенного штаба, и Алексей Ероховец, координатор штаба по диаспорам. Мы раззнакомились: так как выборы окончились, Мария больше не была главой штаба, а задумалась над созданием собственного фонда по поддержке волонтерского движения Беларуси. А вскоре к команде присоединилась волонтерка штаба Виктора Бабарико Марина, которая помогла пострадавшему от действий ОМОНа 16-летнему Тимуру покинуть Беларусь.

– А почему тем, кто обратился в ваш фонд, нужно ждать выплаты по три недели? А почему вы не верифицируете тех, кто не уволился, но был лишен премий и других преференций? А почему вы живете в Radisson? – спрашивала у меня новая соседка. Я старалась отвечать и сердилась, если мне начинали задавать каверзные вопросы. Но главным было то, что я наконец-то работаю рядом со Светланой Тихановской, пусть и до ее этажа было далеко, а первый раз мы увиделись и вовсе почти через неделю после выхода из карантина. Эта встреча вдохновила меня работать больше и лучше – новые коллеги показались мне прекрасными, искренне желающими жить в свободной Беларуси.

***

Октябрьским воскресным вечером я лежала дома за просмотром детективного сериала. Было поздно, глаза уже слипались, но уж очень хотелось досмотреть последнюю серию. Закрыв ноутбук, я легла спать, но в голове роились мысли: нужно срочно пропиарить Фонд по региональным медиа, чтобы рабочие из областей и райцентров не чувствовали себя брошенными и смело шли бастовать.

«А почему этого никто не сделал раньше? Ведь фонд существует уже два месяца, – зародились внутри сомнения. – И почему о нем столько писали в зарубежной прессе?». В голове одно за другим всплывали воспоминания: вот Мария рассказывает Алексею о том, что Ярослав Лихачевский высказался против создания ее фонда, вот Светлана вбегает на десятый этаж с возмущениями на тему не согласованного с ней Народного Ультиматума, которые я слышу даже через музыку в наушниках. А вот на планерке накануне рассказывали о том, что Координационный совет Беларуси недоволен деятельностью BYSOL. На ум пришли другие события: скандал с общественным объединением Dapamoga и его основательницей Наталия Колегова, которых BYSOL обвинил в коррупции, релокационная помощь соседке Марине, выплаченная только после того как Мария Мороз сделала фонду замечание, отель с ценами от 60 евро за ночь, за который мы не платили…

На работу я шла в ужасном настроении. Хотелось поделиться с Мариной всем, что произошло в моей голове. Так я и сделала, придя в офис. От Марины я узнала, что все это для нее тайной не было, более того, BYSOL не помогает людям, которые сбежали от преследования за границу, его руководитель имеет счет в нидерландском банке, а со Светланой работают люди, которым Госдепартамент США выделяет деньги на борьбу за демократию. И терять такой заработок им совсем невыгодно.

– Но это же некрасиво! Они обманывают людей! – крикнула я и решила разобраться во всем сама. У меня был доступ к перепискам руководителя в Telegram, чем я и воспользовалась. Когда мне приходили уведомления о новых сообщениях для руководителя, я могла прочитать весьма любопытные кусочки: например, как один из бывших представителей штаба Бабарико, Сергей Котковец, передает в BYSOL информацию о внутренней кухне Фонда СДЖ, куда «задонатили 25к». А организация Dapamoga собрала целое досье со множеством причин отказов вынужденным релокантам. А еще наконец-то раскрылся коварный замысел, кто именно придумал Народный Ультиматум – это сделали контент-менеджеры Светланы по приказу BYSOL, которые явно хотели собрать денег под забастовку. А еще BYSOL объявили о программе помощи малому бизнесу, который тоже принял решение бастовать 26 октября. Вот, правда, средств бизнес так и не дождался – вместо этого их отправляли к probono.by.

Активный пиар фонда солидарности давно не нравился представителям СДЖ – именно движение «Страна для жизни», основанное мужем Светланы, и привело ее в президенты. Поэтому о результатах небольшого расследования я рассказала Марии Мороз – буквально на следующий день из всех каналов коммуникации Светланы были удалены посты о BYSOL, а в штабе закралось сомнение: кто-то надоумил прекратить пиар фонда. Впрочем, тому, как выяснилось, одного пиара было мало.

***

Вскоре я поняла: в погоне за политическими амбициями BYSOL, кажется, забыл о главной цели – помощи людям. Нуждающиеся в помощи стали ждать выплаты по три недели, а иногда и больше. Появились отказы в релокационной помощи людям, которые выехали за рубеж, имея только административную статью. Со мной связалась Людмила Мельникова, помогающая активисту Алексею Реневу:

– Алексей участвовал в маршах и митингах еще до того, как прошли выборы. Преследование властей началось еще в июле, а активные действия – после 6 августа, когда он побывал на митинге в поддержку «диджеев перемен». Приехали к дому сотрудники правоохранительных органов, потребовали спуститься, он не спустился, и тогда с парковки с помощью эвакуатора забрали его машину. 20 сентября его задержали и увезли в Жодино, но после суда отпустили. Алексей обратился в правозащитный центр «Вясна» за документами, подтверждающими его пребывание в Жодино, а в октябре ему позвонили из РОВД, уточнили место пребывания. Юрист сказала: звонок – это основание для вызова. Так как преследование велось систематически: изъятие машины, задержание, звонок – было ясно: если он пойдет в РОВД, так просто его не выпустят. Поэтому он решил уехать в Литву и обратиться за помощью в BYSOL. Однако был получен отказ.

Таких историй, как у Алексея, не одна и не две. Гомельчанке Елене Давыдовой ОМОН сломал ногу – и доброжелательного отношения у волонтеров BYSOL она не встретила: ей нахамили и пытались под разными предлогами отказать в помощи. У Екатерины Шеремет, которая поделилась с фондом историей своего мужа, добиться помощи не получилось:

– Мой муж обратился в фонд, а ему написали, что нет доказательств давления на него по политическим причинам. Это же не их начальство заставляло возить силовиков на автобусах, не их песочили на комиссиях за отказы, не их вызывали в кабинет начальника и говорили, что за выход из профсоюза они будут работать с четырьмя выходными в месяц и лишатся отпускных, а то и вообще попадут в тюрьму на десять лет. Разве можно работать в такой обстановке? Муж решил бастовать, сказал об этом и был уволен. В фонде ему задавали кучу вопросов, волонтер путался в датах, но помощи мы так и не добились.

Еще один пострадавший от увольнения – Александр Кавун из Гомеля – сообщил: ему отказали, написав в открытую, что в первую очередь фонд поддерживает силовиков и чиновников, а потом уже всех остальных:

– Видимо, нужно дождаться, пока тебя изобьют или посадят, и только потом обращаться за помощью.

Помощь в Беларусь фонд солидарности поставлял биткоинами через криптокошелек, который должен был завести себе каждый пострадавший. Цифровые операции в Беларуси никак не контролируются, и это сыграло на руку благотворителям. Вот только со статистикой вышел явный прокол. В нее, наверное, включались стачкомы и релоканты, однако о том, сколько именно представителей забастовочных комитетов и уехавших за границу поддержал фонд, не сообщили. Но дебет с кредитом сошелся всего пару раз, иногда выплаченная сумма превышала ту, которая должна была быть выплачена (1500 евро каждому человеку) в два, а то и в три раза. А затем один из тех, кто стоял у истоков забастовочного движения, показал скриншоты переписок между Ярославом, Андреем и еще одним человеком – блогером Эдуардом Пальчисом. Оказалось, на забастовки собирались выделить 100 тысяч долларов – однако деньги дошли только до председателя стачкома МТЗ Сергея Дылевского, которому за видео о том, что это правда, пообещали 7 тысяч белорусских рублей. Остальных же, судя по всему, проигнорировали, а позже на стриме блогера Татьяны Мартыновой Андрей Стрижак заявил, что белорусы не должны выходить на забастовки с гарантией компенсаций.

Еще одна интересная схема раскрылась благодаря Наталье Колеговой, основательнице организации Dapamoga. Оказалось, по приезде сбежавших от преследования белорусов селили в шикарные отели: тот же Radisson или Hilton (в котором проживание стоит от 50 евро) – а кому повезло чуть меньше, в хостелы и гостиницы подешевле. Оплачивала их американская НГО Freedom House на грант, выделенный Госдепартаментом США на борьбу за демократию. Спустя некоторое время счастливому и сбежавшему от преследования человеку BYSOL выплачивал первую часть помощи в 900 евро, правда, забирая из нее часть размером примерно в 500 евро, якобы на оплату жилья и транспорта, который уже был оплачен ранее. Слова подтвердил и один из релокантов, с которым мы познакомились в гостевом доме в Вильнюсе.

Участником третьей схемы невольно стала и сама я. В один из октябрьских дней мне написал мой руководитель и попросил забрать передачу у Василия Полякова. Что же, сказано – сделано. Мы списались с Василием и решили встретиться в офисе, где он сразу же предложил уйти туда, где нас никто не увидит. Когда мы оказались в переговорной комнате, он вытащил из рюкзака конверт и протянул мне:

– Пересчитайте. Здесь должно быть восемь тысяч евро.

Лишь спустя пару недель я узнала, что это были за деньги. Их Андрей Стрижак получил от Леонида Судаленко, своего коллеги по гомельскому отделению Профсоюза РЭП. Это оказалось лишь частью крупной схемы: независимым профсоюзам выделялась грантовая помощь, но на карточки переводили лишь часть суммы (три-пять тысяч евро), а остальное частями возвращалось обратно.

***

Вскоре после стрима Татьяны Мартыновой мне пришлось уйти на самоизоляцию – заболела коронавирусом Маргарита Левчук, с которой мы виделись буквально за несколько дней до этого (кстати, BYSOL ей также не выплатил релокационную помощь). И в это же время в Telegram появился канал «Штаб Оношко», который стал выкладывать достаточно нелицеприятную информацию о Фонде солидарности. Обо мне этот канал тоже написал, и этот пост мне прислали родители. Моих маму и папу посетили сомнения, что я занимаюсь честным делом и правда кому-то помогаю. Я пыталась их убедить, что все нормально, при этом сама не верила в эти слова. Тем более что на планерках фонда вопрос существования этого канала всегда затрагивался. Оказалось, Оношко пишет достаточно «чувствительные вещи», нужно срочно провести внутреннее расследование и так далее. Помощь людям вновь была забыта, более того, на планерке в открытую говорили о временной заморозке выплат. Учитель Александр Крушев, которому я написала, ждал помощи более двух недель. Дмитрий Матуйзо говорил, что уже распланировал свою жизнь с учетом 1500 евро, а их нет.

А чуть позже выплаты уволенным и вовсе решили заморозить, сказав, что вместо этого дадут людям «инструмент». Стало понятно, что денег в фонде, скорее всего, осталось не так уж и много. При этом руководители продолжали бравировать, в том числе и на тему того, что вокруг одни враги: СДЖ, Наталия Колегова, Ольга Карач, представители канадской диаспоры. Это больше всего напоминало риторику нелегитимного Лукашенко. Я поняла, что моя мечта помогать людям разбивается, я не могла больше работать в такой атмосфере.

После самоизоляции я вышла на работу вновь – и попала на допрос с пристрастием. Представители фонда решили, что скриншоты, выложенные на Telegram-канале «Штаб Оношко», были сделаны через мой телефон. У меня стали просить показать мой Telegram, затем – скриншоты. Я не считала, что обязана это делать, поскольку мой телефон – моя собственность. Тем более, в скриншотах были особенно дорогие мне слова и картинки, которые я бы хотела сохранить исключительно для себя, чтобы их больше никто не видел. После этого я не хотела больше видеть никого из фонда, мне было крайне обидно и страшно, ведь, скорее всего, из-за компилированных скринов никто не стал бы волноваться и переживать, а значит, «Штаб Оношко» разворошил осиное гнездо.

Через несколько дней, в четверг, меня попросили прийти в офис в пятницу. Я пыталась сказать, что в стране коронавирус, локдаун, и правительство не рекомендует выходить из дома без необходимости. На что получила ответ от Андрея Стрижака: «Все ходят на работу, и нас это не касается». Это стало последней каплей. На следующий день я написала Андрею, что хочу прекратить сотрудничество.

***

Продолжая отвечать на вопросы хейтеров, скажу: друзья у меня есть. И их очень и очень много. Я не одна, у меня нет понятия, что вокруг только враги. За все мои ошибки прошлого я извинилась перед теми, перед кем виновата. А то, что я работала в СБ, не отменяет того, что некоторые откровенно сливают протесты и воруют народные деньги.