Звук и ярость

– Я объяснил вам по телефону, – сказал Джейсон, продолжая стоять. – Я сделал это, чтобы сберечь время. Мне что же, к закону обращаться, чтобы заставить вас исполнить ваш прямой долг?
– Ну-ка садитесь и объясните все толком, – сказал шериф. – А уж я окажу вам всемерную помощь.
– Помощь, как бы не так, – сказал Джейсон. – Вы вот это называете помощью?
– Мы ведь теряем время из-за вас, – сказал шериф. – Ну-ка садитесь и объясните все толком.

И Джейсон объяснил ему, и, подогреваемый ощущением незаслуженной обиды и бессилия, которое нарастало с каждым словом, он в яростном нагромождении самооправданий и возмущения скоро забыл, что спешит. Шериф смотрел на него холодными блестящими глазами.
– Но вы же не знаете наверное, что это сделали они, – сказал он. – Вы только так думаете.

– Не знаю? – сказал Джейсон. – Я же целых два дня гонялся за ней по всяким закоулкам, чтоб не дать ей встретиться с ним, после того как я ей сказал, что я с ней сделаю, если еще раз застану их вместе, а вы говорите, я не знаю, что эта стер…
– Ну-ну, – сказал шериф. – Достаточно. Хватит этого. – Он посмотрел через улицу, засунув руки в карманы.
– И когда я обращаюсь к вам, как к представителю закона, – сказал Джейсон.
– Этот цирк всю неделю будет в Моттсоне, – сказал шериф.

– Да, – сказал Джейсон. – И если бы я мог найти представителя закона, который не вовсе плюет на обязанность защищать людей, которые избрали его на должность, я бы уже был там.
Он повторил свой рассказ, одну только суть, по-видимому, извлекая какое-то удовольствие из своего унижения и бессилия. Шериф, казалось, его не слушал.
– Джейсон, – сказал он. – А зачем вы прятали в доме три тысячи долларов?
– Зачем? – сказал Джейсон. – Где я держу мои деньги, мое дело. Ваше дело помочь мне их вернуть.

– А ваша мать знала, что вы храните дома такую сумму?
– Послушайте, – сказал Джейсон. – В моем доме произошло ограбление. Я знаю, кто это сделал и где они находятся. Я обращаюсь к вам, как к представителю закона, и еще раз спрашиваю вас, намерены вы что-либо предпринять для возвращения мне моей собственности или нет?
– А что вы сделаете с девчонкой, если поймаете их?

– Ничего, – сказал Джейсон. – Ни-че-го. Я к ней и пальцем не прикоснусь. К суке, которая стоила мне места, единственного моего шанса в жизни, которая убила моего отца, и каждый день укорачивает жизнь моей матери, и сделала мое имя посмешищем в городе. Я ей ничего не сделаю, – сказал он. – Ни-че-го.
– Это вы довели девочку до того, что она сбежала, Джейсон, – сказал шериф.
– Как я устраиваю жизнь моей семьи, не ваше дело, – сказал Джейсон. – Собираетесь вы помочь мне или нет?

– Вы довели ее до того, что она сбежала из дому, – сказал шериф. – И у меня есть кое-какие подозрения, чьи это деньги на самом деле, хотя, пожалуй, узнать наверное я это никогда не узнаю.
Джейсон стоял, медленно перекручивая поля зажатой в руке шляпы. Он сказал негромко:
– Вы, значит, ничего не сделаете, чтобы поймать их?
– Это не мое дело, Джейсон. Будь у вас доказательства, мне пришлось бы принимать меры. А пока, как ни погляди, это не мое дело.

– Так, значит? – сказал Джейсон. – Подумайте хорошенько.
– Так, Джейсон.
– Ну, ладно, – сказал Джейсон. Он надел шляпу. – Вы еще пожалеете. Не так уж я беспомощен. Это вам не Россия, где для человека с бляхой уже и закон не писан.
Он спустился по ступенькам, и сел в автомобиль, и завел мотор. Шериф смотрел, как он отъехал, развернулся и промчался мимо в сторону города.

Колокольный звон снова несся высоко в бегущем солнечном свете яркими растрепанными лохмотьями звука. Джейсон остановился у бензоколонки и велел проверить шины и наполнить бак.
– Далеко собрались? – спросил его негр. Он ничего не ответил. – Похоже, что все-таки распогодилось, – сказал негр.

– Распогодилось, черт, – сказал Джейсон. – К двенадцати будет лить черт-те как. – Он посмотрел на небо, представляя себе дождь, скользкую глину дорог, свой автомобиль, застрявший в милях и милях от города. Он думал об этом с торжеством – о том, что, отправившись теперь, он останется без обеда и в утолении потребности спешить к полудню окажется как раз на самом дальнем расстоянии от обоих городков. Ему представилось, что таким образом обстоятельства складываются в его пользу, и потому он сказал негру:

– Какого черта ты копаешься? Тебе кто-нибудь заплатил, чтобы ты задержал мой автомобиль тут подольше?
– Да в этой шине вовсе воздуху не осталось, – сказал негр.
– Ну, так убирайся ко всем чертям и дай мне шланг, – сказал Джейсон.
– Теперь-то она накачана, – сказал негр, выпрямляясь. – Можете себе ехать.
Джейсон сел, завел мотор и уехал. Он поставил вторую скорость, мотор зачихал и закашлял, и он начал насиловать мотор, давая полный газ и злобно включая и выключая подсос.

– Будет дождь, – сказал он. – Даст полдороги проехать и польет как из ведра. – И он выехал из колокольного звона и из городка, представляя, как вязнет в грязи, разыскивая упряжку. – И все эти сукины дети будут, конечно, в церкви. – Он представил себе, как в конце концов разыщет церковь и заберет упряжку и как хозяин выбежит с криком, а он ударом свалит его с ног. – Я Джейсон Компсон. Посмотрим, как вы меня остановите. Посмотрим, как вы выберете в шерифы человека, который сможет меня остановить, – сказал он, представляя, как входит в здание суда по главе колонны солдат и выволакивает шерифа наружу. – Думает, что будет сидеть сложа руки и смотреть, как я лишаюсь места. Я ему покажу место.

О своей племяннице он не думал вовсе, ни о реальной ценности денег. И она, и они в течение десяти лет не имели для него ни собственного существования, ни личности; вместе они всего лишь символизировали место в банке, которого он лишился, еще не получив его.

Воздух просветлел, бегущие пятна теней больше не сливались воедино, и ему представилось, что проясняющийся день – это еще один коварный удар врага, новая битва, в которую он несет старые раны. Время от времени он проезжал мимо церквей, некрашеных дощатых сооружений со шпилями из кровельного железа, возле них были привязаны упряжки и стояли потрепанные автомобили, и ему представлялось, что каждая из них – пост, с которого арьергард Обстоятельств мимолетно оглядывается на него.

– И будь Ты тоже проклят, – сказал он. – Посмотрим, сможешь ли Ты меня остановить. – И представил себе, как во главе своей колонны солдат с закованным шерифом позади он стащит Всемогущего с Его престола, если понадобится; и увидел легионы и ада и небес в боевом строю, сквозь которые он прокладывает себе дорогу и наконец-то хватает убегающую племянницу.

Ветер дул с юго-востока. Он непрерывно бил в его щеку. Казалось, он чувствовал, как непрерывное давление ветра проникает в глубину его черепа, и внезапно с обычным зловещим предчувствием он нажал на тормоз, и остановил автомобиль, и замер на сиденье. Потом он положил руку на шею и начал сыпать проклятиями, и сидел так, и сыпал проклятиями, хрипло шепча. Когда ему приходилось отправляться в дальние поездки, он на всякий случай брал с собой платок, смоченный в камфоре, и как только выезжал из городка, обвязывал им шею, чтобы вдыхать пары, и вот теперь он вылез и поднял подушки сиденья в надежде, что там найдется забытый платок. Он пошарил под обоими сиденьями и опять постоял немного, сыпля проклятиями, ощущая, что его торжество обернулось насмешкой над ним же. Он прислонился к дверце и закрыл глаза. Он мог вернуться и взять забытую камфору или же поехать дальше. И в том и в другом случае голова у него будет раскалываться, но дома он наверняка найдет камфору и в воскресенье, а если поедет дальше, то еще неизвестно. Но если он вернется, то попадет в Моттсон на полтора часа позже.

– Может, если я поеду медленно, – сказал он. – Может, если я поеду медленно, думая о чем-нибудь другом…
Он влез в машину и тронулся.

– Я буду думать о чем-нибудь другом, – сказал он и начал думать о Лорейн. Он воображал, что лежит с ней в постели, но только он просто лежал возле нее и упрашивал помочь ему, потом он опять подумал о деньгах и о том, что его перехитрила женщина, девчонка. Если бы он мог уверить себя, что его обокрал мужчина. Но чтоб у него было украдено то, что должно было компенсировать ему потерянное место, то, что он приобрел ценой таких усилий и риска, да еще украдено самим символом утраченного места и – что хуже всего – стервой девчонкой. Он ехал вперед, укрывая лицо от упрямого ветра краем воротника.

Он видел, как противостоящие силы его судьбы и его воли быстро и непоправимо приближаются к неминуемой точке скрещения, и начал хитрить. Нельзя допустить промаха, сказал он себе. Правильным будет только одно, без выбора, и он должен сделать именно это. Он не сомневался, что они оба узнают его сразу же, а ему остается надеяться, что первой он увидит ее, разве только мужчина не снял красного галстука. И тот факт, что он зависел от этого галстука, казался кульминацией нависающей катастрофы; он почти чуял ее запах, ощущал ее за стуком в висках.

Он выехал на гребень последнего холма. В долине висел дым, и крыши, и один-два шпиля над верхушками деревьев. Он спустился по склону в город, сбавив скорость, снова напоминая себе, что надо соблюдать осторожность, сперва найти, где поставлен цирковой шатер. Теперь он стал хуже видеть и знал, что это катастрофа нашептывает, чтобы он сразу же поискал что-нибудь от головы. На бензоколонке ему сказали, что шатер еще не установлен, но что цирковые вагоны загнаны на запасные пути в конце станции. Он поехал туда.

На путях стояли два пестро раскрашенных пульмана. Прежде чем вылезти, он произвел разведку. Он старался дышать неглубоко, чтобы кровь не так стучала под черепной крышкой. Он вылез и пошел вдоль станционной ограды, не спуская глаз с вагонов. На окнах кое-где висело белье, влажное и мятое, словно его только что постирали. На земле возле ступенек одного из пульманов стояли три парусиновых стула. Но он не замечал никаких признаков жизни, пока к двери не подошел мужчина в грязном фартуке и не выплеснул широким жестом грязную воду из кастрюли – на металлическом брюхе кастрюли блеснуло солнце, и мужчина снова вошел в вагон.

Теперь мне придется перехватить его прежде, чем он успеет предостеречь их, подумал он. Ему не пришло в голову, что, может быть, их вовсе и нет здесь, в вагоне. То, что их здесь нет, что все не решится тем, первым ли он заметит их или они его, противоречило самой сути вещей и шло вразрез со всем ритмом событий. И более того: он должен увидеть их первым, вернуть себе деньги, а тогда, что бы они ни сделали, ему будет все равно, иначе же весь свет узнает, что он, Джейсон Компсон, был обокраден Квентин, своей племянницей, сукой.

Он снова произвел разведку. Потом подошел к вагону, и поднялся по ступенькам быстро и бесшумно, и остановился в дверях. В кухне было темно, пахло прогорклым и кислым. Мужчина, смутный белый мазок, напевал надтреснутым дрожащим тенорком. Старик, подумал он, и пониже меня ростом. Он вошел в вагон, и мужчина обернулся.
– Э-эй! – сказал мужчина, переставая петь.
– Где они? – сказал Джейсон. – Ну, живо. В спальном вагоне?
– Да кто? – сказал мужчина.

– Ты мне не ври, – сказал Джейсон. И слепо двинулся сквозь захламленный полумрак.
– Чего, чего? – сказал мужчина. – Это ты кого вруном обзываешь? – И когда Джейсон схватил его за плечо, он вскрикнул: – Эй, поосторожней!
– Не ври, – сказал Джейсон. – Где они?
– Ну, погоди, сволочь, – сказал мужчина. Его плечо, сжатое пальцами Джейсона, было худым и слабым. Он попытался вырваться, потом повернулся и начал шарить среди посуды на столе позади себя.
– Ну, говори, – сказал Джейсон. – Где они?

– Я тебе скажу, где они, – взвизгнул тот. – Дай только найду секач.
– Потише, – сказал Джейсон, пытаясь его удержать. – Я же только спрашиваю.
– Сволочь, – взвизгнул тот, шаря по столу. Джейсон попытался обхватить его обеими руками, скрутить его слабосильную ярость. Тело под его руками казалось таким старым и хрупким, и все же таким смертоносно нацеленным, что Джейсон впервые четко и пронзительно увидел катастрофу, к которой устремлялся очертя голову.

– Хватит! – сказал он. – Эй! Эй! Погодите, и я уйду.
– Вруном меня называть, – стонал тот. – Пусти. Только пусти, я тебе покажу.

Джейсон дико озирался, не выпуская его. Снаружи теперь было светло и солнечно, стремительно, светло и пусто, и он подумал о том, как люди вскоре с чинной праздничностью пойдут потихоньку домой к воскресному обеду, а он пытается удержать этого смертоносного щуплого старикашку и не смеет выпустить его из своей хватки на то мгновение, которое требуется, чтобы повернуться и выскочить вон.
– Погодите, чтобы я успел выйти? – сказал он. – Погодите?

Но тот продолжал вырываться, и Джейсон высвободил одну руку и стукнул его по голове. Удар был неуклюжим, торопливым и несильным, однако старик сразу обмяк и рухнул на пол, загрохотав по кастрюлям и ведрам. Джейсон стоял над ним, задыхаясь, прислушиваясь. Потом повернулся и бросился вон из вагона. У двери он овладел собой, и спустился уже медленнее, и опять остановился у ступенек. Его дыхание звучало как «ха, ха», и он еще стоял, стараясь утишить его, поглядывая то туда, то сюда, как вдруг обернулся на шорох позади – как раз вовремя, чтобы увидеть, что щуплый старикашка неуклюже и яростно прыгнул из тамбура, занося ржавый топор.

Он попытался ухватить топор, не ощущая толчка, но зная, что падает, думая: вот как это кончится, и он решил, что сейчас умрет, и когда что-то ударило его в затылок, он подумал: как он мог ударить меня с той стороны? Но может быть, он ударил меня уже давно, подумал он. А я только сейчас почувствовал, и он подумал: быстрей. Быстрей. Кончай с этим, и тогда яростное нежелание умирать охватило его, и он забился, слыша, как старик взвизгивает и сыплет проклятия надтреснутым голосом.

Он все еще рвался, когда его поставили на ноги, но его держали крепко, и он перестал.
– Кровь сильно идет? – сказал он. – Из затылка? Идет кровь? – Он говорил это, чувствуя, что его быстро куда-то тащат, и услышал, как жиденький яростный голос старика замирает позади него. – Поглядите мне на голову, – сказал он. – Погодите, я…
– Какое, к черту, погодите, – сказал тот, кто его держал. – Этот чертов шершень вас прикончит. Идите, не останавливайтесь. Ничего с вами не случилось.

– Он меня ударил, – сказал Джейсон. – Кровь идет?
– Да не останавливайтесь же! – Он повел Джейсона вокруг станции на пустой перрон, где стояла грузовая тележка, где жестко росла трава в квадрате из жестких цветов под электрической вывеской: «Не в бровь, а прямо в – Моттсон»; пробел между словами был заполнен человеческим глазом с электрическим зрачком. Он отпустил Джейсона.
– Ну-ка, – сказал он, – уезжайте отсюда и не возвращайтесь. Чего вы хотели? Покончить с собой?

– Я ищу двух людей, – сказал Джейсон. – Я просто спросил у него, где они.
– Кого вы ищете?
– Девушку, – сказал Джейсон. – И мужчину. На нем был красный галстук вчера в Джефферсоне. Из этого цирка. Они меня обворовали.
– А, – сказал тот. – Так это вы, значит? Ну, их тут нет.
– Выходит, так, – сказал Джейсон. Он прислонился к стене, и прижал ладонь к затылку, и посмотрел на нее. – Я думал, идет кровь, – сказал он. – Я думал, он ударил меня топором.

– Ударились затылком о рельс, – сказал тот. – Уезжайте-ка. Их тут нет.
– Да. Он сказал, что их здесь нет. Я думал, он врет.
– Вы думаете, что и я вру? – сказал тот.
– Нет, – сказал Джейсон. – Я знаю, что их здесь нет.
– Я велел ему убираться ко всем чертям, им обоим, – сказал тот. – В своем цирке я ничего подобного не потерплю. У меня солидное дело с солидной труппой.
– Да, – сказал Джейсон. – Вы не знаете, куда они поехали?

– Нет. И знать не хочу. Человека, который выкидывает такие штуки, я в своей труппе не оставлю. А вы ее… брат?
– Нет, – сказал Джейсон. – Это не имеет значения. Я просто хотел увидеть их. Вы уверены, что он меня не ударил? Ну, что крови нет.
– Крови бы хватило, если бы я не подоспел. Держитесь отсюда подальше. Этот сморчок вас убьет. Вон там ваш автомобиль?
– Да.

– Ну, так садитесь в него и возвращайтесь в Джефферсон. Если вы их и разыщете, так не в моем цирке. У меня солидное дело. Вы говорите, они вас обворовали?
– Нет, – сказал Джейсон. – Это не важно.

Он пошел к автомобилю и влез в него. Что мне надо сделать? – подумал он. Потом вспомнил. Он завел мотор и медленно ехал по улице, пока не нашел аптеку. Дверь была заперта. Он постоял немного, держась за ручку двери и наклонив голову. Потом отвернулся и, дождавшись прохожего, спросил, нет ли тут где-нибудь открытой аптеки, но открытой аптеки не было. Тогда он спросил, когда проходит поезд на север, и прохожий сказал, что в два тридцать. Он пересек тротуар и снова сел в автомобиль. Немного погодя мимо прошли двое молодых негров. Он окликнул их.

– Кто-нибудь из вас умеет править автомобилем?
– Да, сэр.
– Сколько возьмете, чтобы отвезти меня сейчас в Джефферсон?
Они переглянулись и пошептались.
– Заплачу доллар, – сказал Джейсон.
Они снова пошептались.
– За доллар не поедем, – сказал один.
– А за сколько поедете?
– Ты можешь поехать? – сказал один.
– У меня дела, – сказал другой. – А тебе-то почему его не отвезти? У тебя же дел никаких нету.
– Есть.
– Какие же это у тебя дела?
Они снова пошептались, пересмеиваясь.

– Я дам два доллара, – сказал Джейсон. – Любому из вас.
– Да нет, и у меня дела, – сказал первый.
– Ладно, – сказал Джейсон. – Проваливайте.

Он просидел там некоторое время. Он услышал, как часы пробили половину, потом мимо все чаще начали проходить люди, одетые по-воскресному, по-пасхальному. Некоторые, проходя, смотрели на него, на человека, неподвижно сидящего за рулем маленького автомобиля среди нитей своей невидимой жизни, расползшейся, как изношенный носок. Немного погодя подошел негр в комбинезоне.
– Это вам нужно в Джефферсон? – сказал он.
– Да, – сказал Джейсон. – Сколько возьмешь?
– Четыре доллара.
– Два.

– Меньше чем за четыре не могу. – Человек в автомобиле сидел неподвижно. Он даже не смотрел на него. Негр сказал: – Так нужен я вам или нет?
– Ладно, – сказал Джейсон. – Влезай.

Он пододвинулся, и негр сел за руль. Джейсон закрыл глаза. В Джефферсоне я что-нибудь от нее найду, сказал он себе, приноравливаясь к тряске. Там я что-нибудь найду. Они поехали по улицам, где люди мирно расходились по домам к праздничному обеду, и выехали из города. Он думал только об этом. Он не думал о своем доме, где Бен и Ластер за кухонным столом ели холодный обед. Нечто – отсутствие в любом постоянном зле катастрофы, угрозы – позволило ему забыть про Джефферсон, как про тот город, который он видел раньше, в котором должна будет возобновиться его жизнь.

Когда Бен и Ластер кончили есть, Дилси отослала их во двор.
– И смотри, чтоб я его до четырех не слышала. А тогда уж Т.П. подойдет.

– Да, мэм, – сказал Ластер. Они вышли. Дилси поела сама и прибрала на кухне. Потом она пошла к лестнице и прислушалась, но сверху не доносилось ни звука. Она вернулась на кухню, и вышла через наружную дверь, и остановилась на крыльце. Бена и Ластера не было видно, но тут же со стороны погреба донеслось еще одно медлительное «блямм», и она пошла к его двери и поглядела вниз, на повторение утренней сцены.

– Он вот так и делал, – сказал Ластер. Он созерцал неподвижную пилу с унынием, полным надежды. – Только у меня нет, чем ее надо бить, – сказал он.
– Да уж в погребе тебе искать нечего, – сказала Дилси. – Ну-ка, веди его на солнышко. Вы оба тут схватите воспаление легких, на сыром-то полу.
Она подождала, глядя, как они идут через двор к купе можжевельников неподалеку от забора. Потом пошла к себе в хижину.
– Смотри не начинай, – сказал Ластер. – С меня на сегодня твоих штучек хватит.

Там висел гамак из бочарных клепок и проволочных жгутов. Ластер разлегся в гамаке, но Бен побрел дальше, смутно и бесцельно. Он снова захныкал.
– А ну, тише, – сказал Ластер. – Вот я сейчас тебя выдеру.
Он откинулся в гамаке. Бен больше не двигался, но Ластер слышал, как он плачет.

– Ну, стихнешь ты или нет? – сказал Ластер. Он встал и пошел туда, где Бен сидел на корточках перед земляным холмиком. По обеим его сторонам в землю были воткнуты пустые синие пузырьки, в которых когда-то был яд. Из одного торчала увядшая веточка дурмана. Бен сидел перед ней на корточках и стонал – это был непрерывный, неторопливый, нечленораздельный звук. Не переставая стонать, он смутно пошарил вокруг, и нашел прутик, и воткнул его в другой пузырек.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь