"Зулейха открывает глаза"

Всем привет! Сегодня мы поговорим о романе Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза». 500 белых страниц с черными буквами, сдобренные хвалебным предисловием от Людмилы Улицкой. Почему бы не почитать, когда за окном крещенские морозы и выходить из дома не хочется, ни под каким предлогом?

Гузель Яхина — двукультурный писатель. В отечественной литературе уже сложился такой авторский типаж, стараниями Фазиля Искандера, Чингиза Айтманова и других. «Зулейха» интересна этнографическим взглядом на документальный сюжет о коллективизации и переселении деклассированных элементов за Урал. Мы видим трагические события нашей истории с точки зрения татарской женщины, большую часть своей жизни прожившей в традиционной семье, по законам шариата.

Муж Зулейхи — «милейший человек», который бьёт жену чаще, чем с ней разговаривает.

«Метлой по спине — это не больно. Почти как веником. Зулейха лежит смирно, как и велел ей муж, только вздрагивает и царапает ногтями лэукэ [деревянная полка в бане (тат.) - прим. ред.] при каждом ударе, - поэтому бьет он недолго. Быстро остывает. Всё-таки хороший муж ей достался.»

Инфернальная свекровь живёт в соседнем домике. Её имени мы не знаем, но автор вводит в текст говорящее прозвище Упыриха. Благодаря этой реликтовой даме (бабульке под сотню лет) жизнь Зулейхи - изощренная пытка.

В один прекрасный день 1930-го года в поселок, где живет Зулейха, приезжают чекисты и раскулачивают мужнино хозяйство. Сам хозяин неумело сопротивляется и получает пулю в череп.

Так раскручивается линейное повествование. Зулейха попадает в трудовой посёлок Семрук на Ангаре, рожает мальчика — зачатого ещё с мужем — в прошлой жизни, взаимно влюбляется в коменданта лагеря.

Последний — человечный чекист Игнатов. Он один из немногих персонажей, кто эволюционирует в ходе сюжета. Игнатов в точке А мыслит как оживший лозунг:

«Игнатов не понимал, как можно любить женщину. Любить можно великие вещи: революцию, партию, свою страну. А женщину? Да как вообще можно одним и тем же словом выражать свое отношение к таким разным величинам — словно класть на две чаши весов какую-то бабу и Революцию? Глупость какая-то получается. Даже и Настасья — манкая, звонкая, но ведь все одно — баба. Побыть с ней ночь, две, от силы полгода, потешить свое мужское — и все, довольно. Какая уж это любовь. Так, чувства, костер эмоций. Горит — приятно, перегорит — сдунешь пепел и дальше живешь. Поэтому Игнатов не употреблял в речи слово любить — не осквернял.»

Игнатов в точке Б препятствует репрессиям в Семруке, искренне привязывается к "врагам народа", пусть и не теряет начальственного тона. И самое главное: Игнатов понимает, что можно-таки любить женщину.

О ПЛОХОМ.

Изначально «Зулейха» задумывалась как сценарий фильма с Чулпан Хаматовой в главной роли. «Киношность» повествования бросается в глаза. Сюжет сделан будто бы по учебнику: вот здесь вступление, знакомство с главной героиней и её внутренним миром; вот здесь «внезапный» поворот — всё встает с ног на голову и перепуганная Зулейха едет по этапу в Сибирь; а вот и превозмогание — голодная зимовка в тайге, без элементарных удобств. Потом подъезжает любовная линия. А там не за горами и хэппи-энд с оттенком горечи.

Откровенная схематичность зачастую выходит книге боком. Представьте, что художник рисует акварелью неописуемо красивый пейзаж, но через точные мазки пробиваются карандашные линии эскиза. Выбранный автором исторический фон гораздо богаче и глубже односложных ходов и типажей. История прямая, как палка и предсказуемая в своём развитии.

К середине повествование существенно проседает. Вводится еще пяток персонажей, которые на фоне «выпуклой» и живой Зулейхи выглядят плюшевыми. Вот ленниградская интеллигенция — дамы в шляпках, седовласая профессура, забухавшие художники. Вот карикатурный трусливый уголовник Горелов. Вот гениальный врач Вольф Карлович Лейбе, который поначалу выглядит, как забавная пародия на доктора Кукоцкого из романа Людмилы Улицкой.

Отдельных героев автор смогла спасти к концу книги, как например чекиста Игнатова или художника Иконникова. Некоторых не получилось и они остались «мультяшными».

Если персонаж добрый, то прямо-таки нимб светится над его головой и холодная ангарская водица превращается в вино рядом с ним. Если персонаж плохой - то неизменно подонок из подонков, хоть святых выноси!

Слово «мультяшность» описывает еще один момент. Ближе к середине роман превращается в приключенческий. На секундочку, всё это в пучине сталинской коллективизации! Авторская интонация — летящая, бодрая, киношная — ужасно контрастирует с происходящим адом. Фактологически и сюжетно всё безупречно, однако выбранные темп и стилистика совершенно мимо кассы. Понятно, что Гузель Яхина писала жизнеутверждающий текст. Авторский посыл вполне прозрачен: даже в аду есть место подвигам человеческого духа. Но атмосфера теряется. Диалоги и ситуации как будто бы игрушечные, гротескные, люди так не разговаривают:

«Везти состав — не такое уж и шуточное дело, как показалось вначале. Ехали уже два месяца. Да ладно бы ехали — все больше стояли. Дергались, как безумные, - то срочно вперед («Сдурел, что ли, комендант! Видишь — все забито! Давай свои бумаги и чеши, чеши отсюда скорей — освобождай мне пятый путь!»), то опять — в отстойник на неделю («Не было на ваш счет никаких распоряжений, товарищ. Велено ждать — ждите. И не ходите вы ко мне каждый час! В случае чего мы сами вас найдем»). Ни тпру ни ну».

Проблема этой части романа выражается фразой: "Не верю". Внезапные сюжетные повороты в таком количестве смотрятся неестественно. Это можно оправдать изначальной нацеленностью на экранизацию. Книга выросла из кино-сценария, но кино строится по другим законам. То, что на экране добавляет динамики и зрелища, в книге превращается в комедию "Невезучие".

О ХОРОШЕМ.

Это книга о женщине и материнстве. Эмоциональное высказывание о силе материнской любви. Отношения матери и сына идут лейтмотивом через всю историю. Самые сильные сцены книги находятся в рамках этого метасюжета.

«Зулейха подходит к котлу, берет ложку. Сжимает черенок в кулаке и ударяет острием перламутровой ракушечной створки ровно посередине среднего пальца другой руки. Маленький и глубокий полукруглый надрез — как полумесяц, брызжет чем-то густым и темным, рубиново-красными. Она возвращается к нарам и вставляет палец в рот сына. Чувствует, как его горячие десны тотчас сжимаются, кусают, прихватывают ноготь. Юзуф жадно сосет, постанывая, постепенно успокаивается. Еще спешит дыхание, еще вздрагивают изредка ручки. Но он уже не кричит — деловито ест, покряхтывая, как ел когда-то её молоко».

Образ матери воплощается не только в Зулейхе, но и в Упырихе, и даже в лошади Сундугач с её жеребенком. Материнская любовь выживает в бесчеловечном мире, где от людей нужен лишь выполненный план по заготовке древесины и пропагандистская живопись на экспорт.

«[...]недавно Иконников написал прошение на имя коменданта с предложением организовать в Семруке промысловую художественную артель. В послании было подробно описано, какого рода продукцию данная артель могла бы производить («высококачественные, писанные маслом картины патриотического и агитационного содержания, всех возможных тематик, включая историческую»), кто мог бы быть потребителем продукции («дома и дворцы культур, избы-читальни, библиотеки, кинотеатры и пр. места культурного досуга и просвещения трудящихся масс»), а также дана примерная калькуляция доходов хозяйственной единицы — сумма получилась внушительная».

Зулейха уникальна тем, что она находит свое счастье не в родном доме с мужем-извергом, а у черта на куличиках. Главная героиня становится свободной, отстаивает у мира своё место под солнцем. К концу она способна кричать: "Это моя жизнь" и в её правоту веришь.

Последняя треть романа — нечто внушительное и необходимое к прочтению. Здесь окончательно раскрываются ранее картонные герои, стиль становится свободнее и органичнее; между строк возникает жизнь и бьется до самого конца.

Роман выдержан в реалистическом ключе. В стране победившего Пелевина это выглядит даже свежо. Не наблюдается никаких пост-ироний и других страшных слов. Всё движется от сцены к сцене, в конкретном времени и пространстве. Отдельные сны и галлюцинации Зулейхи призваны лишь для иллюстрации изменений в личности героини.

Это очень женская книга. Сложно представить себе, скажем, дядю Колю из Магнитогорска, который пришел с завода и заливается слезами над страницами романа, покуривая при этом бесконечно длинную «беломорину». «Зулейха» отличный вариант для подарка, например, маме или бабушке.

Но это не значит, что читать её нужно только женщинам. Книга говорит нам про общечеловеческие ценности: про любовь и свободу, про совесть и заботу о ближнем. Это неплохая инструкция по выживанию в анти-человеческом пространстве. Конечно, не совсем совершенная инструкция, нацеленная на дорогую экранизацию с Чулпан Хаматовой, но нельзя не признать за Гузелью Шамилевной красивый дебют в застоявшемся жанре.