За Русь порвусь! Что не так с российским взглядом на историю?

Ни для кого не секрет, что современная Россия мыслит себя главной правопреемницей Древней Руси. Если даже в гимне «интернационального» СССР пелось, что его «навеки сплотила Великая Русь», то что говорить о постсоветском времени. Собственно, на этом мифе зиждутся почти все интеграционные объединения Беларуси и РФ, им обосновывается вмешательство Кремля в политику восточнославянских государств. Малейшие попытки оспорить роль «старшего брата» вызывают у нашего восточного соседа болезненную реакцию. Достаточно вспомнить, какую истерику на российском телевидении вызвало полушутливое замечание белорусского историка Олега Трусова о том, что настоящие «русские» - это белорусы, а не россияне. А в мае этого года Порошенко и Путин спорили, кому же принадлежит киевская княжна Анна Ярославна, что вызвало раздражение у прокремлевских СМИ.

Если в Украине давно деконструировали миф о «триединой Святой Руси» и в исторической литературе, и в публицистике, то Беларусь всё ещё остаётся уязвимой перед историческими спекуляциями. Да, худо-бедно в отечественных учебниках истории прослеживается концепция Великого княжества Литовского как белорусского государства, но наше нынешнее самоназвание мешает полностью отгородиться от московской «общерусской» пропаганды. Попробуем просвятить белорусского читателя в этом туманном вопросе.

История приватизации

Не будем углублятся в глубину веков и исследовать туманное происхождение слова «русь», а перейдём сразу ко времени, когда оно обрело чёткое территориальное значение. Примерно с XI века термин «Русская земля» применяется летописцами исключительно к территории среднего Поднепровья (треугольник Киев – Чернигов – Переяславль). Наиболее ярко это прослеживается в цитате из Киевского летописного свода за 1146 год:

«Святослав же прослезился и послал к Юрию в Суздаль, сказал: Брата моего Всеволода Бог взял, а Игоря Изяслав схватил. Пойди-ка в Русскую землю, в Киев».

Причём этот подход используется не только в киевских летописях, но и в северо-восточной Лаврентьевской летописи, оконченной в 1304 году. В частности, под 1249 годом отмечено, что хан Сартак подарил Александру Невскому «Кыевъ и всю Русьскую землю», а его брата Андрея посадил на престол во Владимире-на-Клязьме. Новгородские летописцы, как правило, также не считали свою землю русской вплоть до XV века.

Было и другое, более широкое понимание «Руси», под которой имелось в виду всё православное население бывшего Древнерусского государства, разговаривающее на восточнославянских языках. Например, кривичи перенимают это самоназвание уже в XIII веке. Это прослеживается как в договорах 1229 и 1264 годов, так и в топонимах. Но и здесь, если взглянуть на карты начала XV века видно, что подавляющее большинство «русских земель» уже было объединено в составе Великого княжества Литовского и Русского. Такое положение было зафиксировано Вечным миром, заключённым в 1449 году между ВКЛ и Московией и установившим нерушимые границы между двумя странами.

У Московии же долгое время лучше получалось собирать финно-угорские земли.

Даже такие русские Великие княжества, как Тверское и Рязанское, не спешили становиться под её крыло, периодически заключая союзы с ВКЛ. Так когда же москвичи начали носить майки с надписью «Ярусский»? Лаврентьевская летопись, написанная в Суздальском княжестве и оконченная в 1304 году, по-прежнему называет «Русской землёй» Киевщину. Упоминания про Русь из утраченной Троицкой летописи, продолжающей Лаврентьевскую, либо являются позднейшими вставками, либо не позволяют однозначно локализовать этот топоним. Выходит, примерно в течение полутора веков после монгольского завоевания Московия не использовала термин «Русская земля» для выражения своей идентичности. Об этом свидетельствует не только «Житие Александра Невского», но и «Житие митрополита Петра», написанное в 1320-1330-х годах. Даже «Житие Стефана Пермского», составленное не ранее 1396 года, всё ещё не относит Москву к «русской земле»:

«…чтит же и блажит Асийскаа земля Иоана Богослова, … а Греческаа Андрея апостола, Рускаа земля великого Володимера, крестившаго ю. Москва же славит и чтит Петра митрополита яко новаго чюдотворца. Ростовскаа же земля Леонтиа, епископа своего. Тебе же, о епископе Стефане, Перьская земля хвалит и чтит».

Себя будущие великороссы тогда называли «суздальцами», а свою родину - «Залесье». Последний термин, кстати, встречается ещё в «Задонщине».

Но с середины XV века что-то пошло не так. Видимо, длительное пребывание в ордынской зависимости вызвало у российских руководителей хронический комплекс неполноценности, поэтому с прекращением ига они начинают самоутверждаться по полной программе. Избавившись от власти ордынских «царей» (так тогда российские летописцы называли монгольских ханов), московские князья решают сами стать царями.

Они внезапно вспоминают про своё киевское происхождение, попутно придумывая одну историю офигительнее другой. Киевский князь Владимир Мономах в новой интерпретации становится потомком римских императоров и одновременно первым русским царём. Азиатская золотая шапка, подаренная Узбек-ханом подавлявшему антиордынские восстания Ивану Калите за лояльность, становится «Шапкой Мономаха», якобы подаренной Владимиру Всеволодовичу самим византийским императором. Для надёжности в 1472 году Иван III женится на византийской принцессе Софье Палеолог и заимствует герб с двуглавым орлом, закладывая основу будущей концепции «Москва – Третий Рим». Кроме того, создаётся миф об извечной борьбе Москвы против татаро-монгольских захватчиков. Куликовская битва из внутриордынской междуусобицы превращается в славную победу «русского народа» над татаро-монгольскими захватчиками. Именно произведения «Куликовского цикла» («Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище» и т.д.), написанные либо отредактированные не ранее 1440-х годов, и фиксируют «перенос» понятия Русской земли на территорию Московского княжества.

Вот только вся эта мифология была необходима исключительно для оправдания территориальной экспансии, причём она успешно использовалась как для собирания «русских», так и «нерусских» земель (Ливонии, Казани), которые цари одинаково называли своей наследственной "вотчиной". Царские претензии на Беларусь и Украину, похоже, не имели ничего общего с «воссоединением братских народов»: даже православных белорусов официальные источники Кремля называют не иначе как «литовцы» (белорусский язык – «литовский»), а украинцев вплоть до конца XVIII века – «черкесы» («черкасы»).

· Запись в Актах Московского государства (1618 год): «… выехали из деревни человек с пятнадцать, а на них магерки литовския, и почали им говорить по-литовски: не утекайте-де!» («не уцекайце» (по-белорусски) — «не убегайте»).

· Перепись русскими попами имущества захваченного храма Софии Полоцкой. Цитата: …«да медные чары, в коим воск топят, со всякими письмами литовскими».

· В 1839 г. в Санкт-Петербурге издана книга „Картины России и быт разноплеменных ее народов“. В ней говорится: "малороссийский язык заметно начинает портиться за Черниговом, изменяется в литовский".

Впрочем, это было взаимно: уже с середины XV белорусские и украинские летописцы перестают признавать жителей Московского княжества даже единоверцами, используя термины «московит», «Московия». Аналогичная традиция сложилась и в устном народном творчестве.

· «Ад чорта адхрысцісься, а ад Маскаля не адмолісься»; «Ад Масквы полы ўрэж, да ўцякай»; «- Тату, тату! Лезе чорце ў хату! - Дарма! Абы не маскаль». (Белорусские поговорки).

· «І астаўса маскаль у пекле, не хочэ ў небо, бо там вельмі ўсё светое…» (Сержпутоўскі А. К., «Казкі і апавяданні беларусаў-палешукоў»)

· «Набрали гэто маскалёў и напали на Асiлка. А ведамо, - маскаль. Ему як прыкажуць, та ён и роднага бацьку зарэжэ». (Белорусская сказка «Асілак»)

Династия и религия

Автор «Спутника и Погрома» (сайт, запрещенный на территории Республики Беларусь) отмечает, что до появления наций легитимная преемственность определялась лишь двумя критериями — династическим и религиозным. «Так уж вышло, что к XVI веку династия (Рюриковичи) и религия (православие) сохранили свой официальный статус только в северо-восточных землях Руси», - пишут нам наши российские друзья. Надо сказать, первое утверждение во многом справедливо. А вот выводы не совсем верны. Во-первых, в том же XVI веке династия Рюриковичей пресекается и в России. Во-вторых, московские князья – это младшая ветвь Рюриковичей, ведущая свой род от Юрия Долгорукого. Долгорукий пытался бороться за великое Киевское княжение, но киевские бояре были против его кандидатуры и неоднократно выгоняли его из города. Тогда он плюнул на всё и уехал на северо-восток, дополнительно основав там пару городов в честь тех, что ему не удалось получить: Переяслав-Залесский (клон нынешнего Переяславля-Хмельницкого), Галич-Мерский (аналог западноукраинского Галича), Звенигород-Московский (в честь Звенигорода-Киевского), Стародуб-на-Клязьме (по имени Стародуба Северского).

Старшая же ветвь Рюриковичей, т.е. потомки старшего сына Владимира Мономаха Мстислава-Гаральда Великого, закрепилась на Киевском престоле вплоть до татаро-монгольского нашествия 1237-1240 гг. После этого старшие Мономаховичи перемещаются на запад, в Галицко-Волынское княжество. Уже в середине XIII века местная летопись отождествляет это княжество с Русской землёй, считая его и его князей законными продолжателями и наследниками Киевской Руси. Данила Галицкий, князь из этой династии, в 1256 году был коронован как «король Руси». Старшая ветвь Мономаховичей угасла в середине XIV века, а Галицко-Волынское княжество разделено между ВКЛ и Польшей. В составе Польши Галиция фигурировала в официальных документах как «Русское королевство» или «Русская земля», после чего на её месте образовалось Русское воеводство, носившее это название вплоть до конца XVIII века. Именно в Закарпатье сейчас проживает народ, сохранивший изначальный русский этноним – русины.

 Теперь насчёт православия. Утверждая, что в XVI веке Московия осталась единственной страной, сохранившей православие, автор «СиП» немного лукавит. Великое княжество Литовское и Русское, хоть и неофициально, оставалось православной страной и в XIV, и в XV, и даже в XVI веке. Акты, ограничивавшие православную знать в политических правах, отменялись, не успев заработать. В 1390 году московский князь Василий I (по совету своей матери, будущей преподобной Ефросинии Московской) даже женится на дочери Витовта Софье, которая после его смерти вместе с папой какое-то время рулит Кремлём. Но вскоре начались бесконечные войны с Москвой, которые окончательно толкнули ВКЛ в объятия Польши, прибравшей к рукам украинские земли. Парадокс – чем активнее московские цари пытались защищать православие, тем его положение в Великом княжестве Литовском становилось всё хуже и хуже. В условиях, когда любой обиженный политикан всегда мог пожаловаться в Кремль на мнимые «оскорбления чувств верующих» и спровоцировать очередную войну, на православных начали смотреть как на потенциальную пятую колонну. Брестская церковная уния 1596 года во многом была нужна для устранения религиозной разобщённости и укрепления территориальной целостности государства. Тем не менее, спустя 25 лет власти Речи Посполитой отказались от насильственного насаждения унии, и в 1620 году православная митрополия была восстановлена.

История становления московского православия – это вообще особая, любопытнейшая история. Действительно, после разорения Киева Батыем русский митрополит Кирилл III в отличие от князя Данилы Галицкого предпочёл союзу с католиками союз с Ордой и инициировал перенос митрополичьей кафедры во Владимир-на-Клязьме. В 1325 году кафедра переезжает в Москву. Это дало повод московским князьям добавить к своему титулу приставку «всея Руси», хотя даже власть митрополита в это время редко распространялась на все русские земли: появились отдельные Литовская и Галицкая митрополии. Но вскоре Константинопольский патриархат решает навести порядок и в 1354 году возвращает в титул русского митрополита слово «Киевский», что очень не понравилось Москве – Киев находился на территории ВКЛ. В 1378 году митрополитом Киевским и всея Руси должен был стать Киприан – первый на этой должности, кто выступал против власти Орды. Однако Дмитрий Донской не пустил его в Москву и после короткого заточения изгнал за пределы княжества, за что Киприан предал Дмитрия анафеме. И всё же в 1392 году Киприану удаётся восстановить единство Киевской митрополии.

Но и это единство продержалось недолго. С середины XV века Москва снова отказывается пускать к себе русских митрополитов, посвящённых в Константинополе. Дело в том, что в 1439 году между Римом и Византией была заключена Флорентийская уния, объединявшая всё христианство под протекторатом римского Папы и на католических догматах, но с сохранением восточных обрядов. Уния никогда не действовала даже в ВКЛ, оказалась крайне неустойчивой и продержалась всего несколько лет, но на московских князей и попов произвела впечатление великого предательства православной идеи. Это впечатление ещё более усилилось с падением Константинополя под натиском Османской империи в 1453 году. И хотя Вселенский патриархат никуда не исчез и существует до сих пор, московские князья решили «перенять» у него благородную миссию защиты православного мира. Московия откалывается от русской митрополии и создаёт свою, Московскую (с приставочкой «и всея Руси», куда ж без неё). Этого прикола не поняли даже новгородцы и как ни в чём не бывало в 1470 году послали своего архиепископа на посвящение к Киевскому митрополиту, а не к Московскому, за что получили первый поход Ивана III на Новгород. На белорусских и украинских землях вплоть до 1686 года продолжала существовать митрополия Киевская, Галицкая и всея Руси Константинопольского патриархата, формальный центр которой в разное время находился в Смоленске, Новогрудке, Киеве и Вильне.

Более ста лет Московская митрополия была в подвешенном и никем не признанном состоянии. Обстоятельства её признания со стороны Константинополя носят тоже очень специфический характер. Первая попытка была осуществлена в 1561 году, когда патриарх Иоасаф II от имени церковного собора составил грамоту, которой утвердил Ивана Грозного в сане царя, за что получил от последнего щедрую «милостыню». В 1565 году созывается большой собор греческих иерархов, на котором поступок патриарха расценивается как симония (торговля церковными санами и регалиями), Иоасафа лишают патриаршества и ссылают на Афон. В середине 1580-х годов Москва начинает лоббировать официальное признание своей автокефалии, причём не просто в качестве самостоятельной митрополии, а в статусе Патриаршества. В 1588 году в Москву приезжает Вселенский патриарх Иеремия II. На первоначальное требование царя Фёдора Ивановича об учреждении Московского патриархата Иеремия отвечает, что согласен дать Москве только широкую автономию на правах архиепископства. Лишь после длительных переговоров царь, сочетая принуждение и подкуп, вынуждает посвятить Московского митрополита в патриархи. Однако это решение ещё подлежало утверждению на церковном соборе. После долгих дискуссий, со второй попытки создание Московского патриархата было одобрено, но с двумя нюансами. Во-первых, новый патриарх оказался на пятом месте в рейтинге наиболее почитаемых православных церквей (после Константинопольского, Антиохийского, Иерусалимского и Александрийского), а не на третьем, как того хотел царь. Во-вторых, юрисдикция Московского патриархата оставалась в прежних границах и не распространялась на Речь Посполитую. Таким образом, учреждение российского патриаршества почти не изменило ситуацию на белорусских и украинских землях.

Лишь после войны 1654-1667 годов Российская империи получает себе Левобережную Украину вместе с заветным Киевом, выкупленным у Речи Посполитой при заключении Вечного мира за 146 тысяч рублей. Москва предприняла не одну попытку переподчинить себе Киевскую митрополию, всякий раз встречая протест как со стороны местных священников, так и со стороны остальных православных патриархов. Не помогли даже традиционные попытки подкупа. Тогда царские посланники отправляются… к турецкому визирю. Османская империя, проигрывая войну в Европе, не хотела портить отношений с Москвой, и вынудила зависимых от неё восточнохристианских патриархов уступить Киевскую митрополию. В 1686 году Константинопольский патриарх Дионисий утверждает Томос о переходе Киева в подчинение Москве. К началу XVIII века оставшаяся на территории Речи Посполитой Могилёвская епархия также переходит в московскую юрисдикцию, а Полоцкая, Львовская, Луцкая и Перемышльская епархии окончательно становятся униатскими. Таким образом Беларусь окончательно утратила связь с Константинополем, от которого Русь принимала крещение ещё в X веке.

Однако с начала XX века Константинополем предпринимаются неоднократные попытки пересмотреть границы православных церквей. В 1924 году в Томосе Вселенского Патриарха Григория VII были написаны такие слова: «Отделение от Нашего Престола Киевской митрополии и православных митрополий Литвы и Польши, зависимых от Киевской, а также приобщение их к Святой Московской церкви состоялось не согласно каноническим правилам». В марте 2005 года Украину посетил архиепископ Скопльский Всеволод, который на встрече с президентом Виктором Ющенко заявил, что Константинопольский патриархат никогда не признавал законности перехода Киевской митрополии в состав Московского патриархата, и потому Константинополь и по сей день продолжает считать Украину своей канонической территорией. В 2008 году Константинопольский патриарх Варфоломей прямо назвал переход Киевской митрополии к Московскому патриархату аннексией.

«Русский» язык

Ещё один интересный вопрос – языковой. В России широко распространено обывательское мнение, что именно современный русский язык ближе всех к тому, на котором разговаривало население древней Руси, а белорусский и украинский воспринимаются как его «испорченные», полонизированные «диалекты». Но так ли это на самом деле? Первоначально предполагалось, что основу русского этноса составили потомки кривичских, вятичских и новгородских колонистов, заселивших Ростово-Суздальскую землю. Однако кривичи – это протобелорусы, что доказывают их потомки – тверские тудовляне, в начале ХХ века проживавшие в Ржевском уезде Тверской губернии и говорившие на восточнобелорусском диалекте. Потомки вятичей, проживающие в Брянской, Калужской, Курской, Орловской, Рязанской, Воронежской и Тульской областях, также сохранили множество лингвистических характеристик, близких современным белорусскому и украинскому языкам. Это аканье, яканье, фрикативный [г], губно-губное [в] (наподобие ў), окончание глаголов 3 лица числа на –ть (он ходить, они ходять), произношение окончаний родительного падежа через [г], а не через [в] ([таго] вместо [таво]), окончание множественного числа –ы/-и в таких словах как сёлы, окны, пали, а также пласт схожей лексики:

де (бел. дзе), дюже, каб, куды, никали, табе, сабе, гутар (бел. гутарка), казка, нема (бел. няма), сусед, вострый, брёхать (бел. брахаць), владать (бел. валодаць), допомочь, казать, лаять (в знач. ругать), складать (бел. cкласці), снедать, вечера (бел. вячэра), гарод.

Археологи также не обнаруживают в окрестностях Ростова и Суздаля следов новгородских словен или кривичей. Новгородцы, как утверждают лингвисты и археологи, вообще были больше западными славянами с множеством финно-угорских и скандинавских слов. Их диалект тяготел к выделению в самостоятельный язык, но после кровавого разорения Новгородчины российскими царями и массовой высылки местного населения вглубь России он почти полностью растворился. Отдельные российские «историки» для придания большей убедительности преемства Москвы от Киева даже говорили о том, что великорусские племена первоначально заселяли Киевщину, но массово переселились в Ростово-Суздальское княжество после нашествия монголов. Эта теория была очень быстро опровергнута как письменными источниками, так и археологией.

Одно из последних предположений о происхождении великороссов и их диалекта выдвинуто лингвистами Б. М. Ляпуновым, Ф. П. Филиным и поддержано авторитетным археологом Седовым. Согласно этой гипотезе, носителем ростово-суздальского диалекта стало неизвестное племя ранней славянской колонизационной волны VI-IX веков, ассимилировавшее либо вытеснившее местных финно-угров меря и мурому. Именно из-за раннего обособления и длительной изоляции в местном диалекте складываются особые черты будущего русского языка, не свойственные всем остальным восточнославянским диалектам: взрывное [г], губно-зубное [в], окончание прилагательных родительного падежа –ово вместо –ого и т.д. Есть мнение, что среди немногих черт, заимствованных русским языком из новгородского, является исчезновение чередования г/з, к/ц и х/с (нога/нозе, рука/руце, сноха/сносе) и замена окончания –и на –е в предложном падеже (на земли - на земле).

Тем не менее, в лексическом плане русский язык долгое время был более близок белорусскому, чем сейчас. В кратком словаре древнерусского языка мы найдём немало знакомых белорусскому уху слов:

Або, ажно, бо, ведати, выдруковать, глум, денница (бел. дзянніца), жедати (бел. жадаць), поганский (бел. паганскі), былие (бел. быллё), израда (бел. здрада), исповедати (бел. распавесці), лагодити (бел. залагоджваць), лепший, мыто, недбальство (бел. нядбаласць), опрати (бел. праць), полудне (бел. поўдзень), поприяти (бел. паспрыяць), пых (бел. пыха), стегно, стръха (бел. страха), трясца (бел. трасца), тяжькый, требный (бел. патрэбны), хоругвь, коло (бел. кола).

Но кроме обособленности России от европейской (и общерусской) цивилизации был ещё один фактор, существенно отдаливший русский язык от белорусского и украинского. Нет, это не тюркизмы, как многие думают – их в русском ненамного больше, чем в белорусском и украинском, да и большинство их «белорусских» аналогов тоже заимствованы, просто из других языков. Хотя встречаются действительно необоснованные и странные: хозяин, башмак, тулуп, штаны, сундук, чулан, чердак, амбар, сарай, капкан, камыш, стакан. Финно-угорское влияние тоже ни при чём – оно прослеживается лишь в севернорусских говорах.

Речь идёт о влиянии старославянского (староболгарского) языка. Это искусственный, книжный язык, который был создан на основе македонского диалекта южных славян, живших в районе города Салоники – родины Кирилла и Мефодия. Местная, восточнославянская версия этого языка получила название «церковнославянский язык» и использовалась в православных богослужениях. Характерными чертами старославянизмов в современном русском языке являются: неполногласие (глас вместо голос, град вместо город), суффиксы –тель (строитель, учитель), -ств (шествие, равенство), -ениj (мнение), -ани(е) (расстояние), -знь (казнь, жизнь), -ч(ий) (рабочий), все причастия на -ущ, -ющ, -ащ, -ащ, приставки воз- (вознести), из- (изгнать), низ- (низвергнуть), чрез- (чрезвычайный), сложные основы с обычными для старославянизмов элементами бог, благой, добрый, суе-, чрево, единый (благонравие, добродетель, суеверие и т.п.). К церковнославянизмам относятся и названия всех двенадцати месяцев. Многие из старославянизмов вы не найдёте в украинском или белорусском, зато они есть в болгарском:

брак, вещь, воздух, восторг, здравствовать, безумие, бремя, вдохновение, власть, влечение, внимание, внедрить, возмездие, возмущение, воспитать, восторг, восток, время, достоинство, достояние, единица, изображение, жажда, изречение, искоренить, истина, источник, качество, лицемерие, лучший, небрежный, нужный, отвращение, осязать, общество, отрицательный, пища, победа, предел, преступление, притязать, праздник, разврат, соблазн, согласие, совесть, суета, созерцать, честь, юноша, и т. д.

Причина такого влияния в том, что российская элита относилась к русскому народному языку как к просторечному, непригодному для высокой литературы. Это очень похоже на стереотипное представление о белорусском языке как «мужицком», существовавшее ещё в XIX веке и, похоже, не искоренённое до сих пор. Действительно, перед многими европейскими нациями в своё время стояла проблема совмещения письменного и разговорного языков. У белорусов такой проблемы не было – традиция письменного старобелорусского языка прервалась ещё в XVII веке, поэтому нам ничего не оставалось, как выработать литературный язык на основе народных среднебелорусских говоров. Противником церковнославянского влияния на русский язык был писатель Федор Карин, автор «Письма о преобразителях российского языка». В нём он называл церковнославянский мёртвым языком и утверждал, что для высокой мысли нет необходимости в высоком слоге: «Мысль может из пышных слов состоять малая, и под самыми простыми выражениями заключаться великая». По мнению Карина, церковнославянское влияние на русский язык его обезобразило. Но победила другая точка зрения. Из плюсов соединения русского народного и церковнославянского языка называют предотвращение «войны диалектов» в литературе, которая была в различных землях Германии.

Огромное влияние староболгарского позволило таким лингвистам как А. Шахматов и Б. Унбегаун назвать русский литературный язык «постепенно русифицированным церковнославянским». Украинский профессор, доктор филологических наук Константин Тищенко утверждает, что наименьшее лексическое расхождение у современного русского языка – с болгарским (27%) и сербским (34%). Для сравнения: с украинским – 38%, а у украинского и белорусского – 16%. Неудивительно, что белорусы и украинцы отказываются называть русский язык русским – только «российским».

Эпилог

Всё вышеизложенное, наверное, красноречиво говорит о наследии Киевской Руси и не нуждается в дополнительных комментариях. Ситуация с «русской Ярославной» столь же нелепа, как если бы какой-нибудь американский президент – потомок английских колонистов – начал бы апеллировать к английским принцессам. Интересен другой вопрос: почему у украинцев, считающих себя единственной истинной Русью, нет исторических претензий к Беларуси, у которой «Русь» даже в названии страны, зато есть к России? Нет, не из-за «памяркоўнасці» обычных белорусов – даже между украинскими и белорусскими националистами складываются вполне приязненные отношения. Просто мы не тянем одеяло на себя, не присваиваем чужое и не называем себя «старшими братьями». А вот русские, воистину, по меткому замечанию чешского писателя XIX века Карела Гавличека, «называют всё русское славянским, чтобы потом назвать всё славянское русским». Отсюда и отказ белорусов и украинцев признавать великороссов «русскими» даже в широком смысле слова, и пресловутая «русофобия» - это всего лишь естественная защитная реакция. Чтобы великороссов принимали как своих в украинских и белорусских националистических тусовках, России придётся многое пересмотреть в своём мировоззрении.

Не хотите, чтобы вас называли Московией? Для начала вычеркните из своего лексикона «Белоруссию» (про Малороссию и Новороссию вообще молчу). Уж лучше «бульбаши» и «хохлы», ей-богу.

Любите менять одного царя на другого? Ради бога! Но перестаньте уже без разбору поддерживать царьков по всему миру – всё-таки не у всех XVII век на дворе.

Хотите воссоединить «крупнейший разделённый народ мира»? Да кто же против! Только не нужно прикрывать этим благородным предлогом свою экспансионистскую политику по перекройке границ, занимайтесь лучше репатриацией согласно программе, утвержденной Путиным ещё в 2006 году.

Нравится высмеивать южнорусский диалект? На здоровье! Но хватит уже возбуждаться от малейших попыток белорусизации и навязывать всем подряд свой "великий полуболгарский". Помогите белорусам возродить язык, который российский академик XIX века Д.И. Языков называл «отцом великороссийского наречия» и сохранившим «во многих отношeниях свой старинный вид и характер». Вместо открытия одного за другим центров российской культуры профинансируйте хотя бы Таварыства беларускай мовы.

Раз уж сами отделились от Киевской митрополии, так будьте добры не примазываться больше к «колыбели Святой Руси» и не прессовать белорусское духовенство за мысли о самоуправлении. И полоцкий крест верните, его даже поехавший Иван Грозный побоялся у себя держать.

И тогда наконец «кляти москали» «с раскосыми и жадными очами» станут для нас действительно братским русским народом.