Жизнь Кима
10.12.2017Это был тяжелейший сон. Я целый день боролся с наплывающей чернотой и тяжестью. Отодвигал их, старался не думать, не вспоминать. Сон был интересный и необычный. С именами и датами.
Меня зовут Ким Дикий (фамилия такая), я 1928 года рождения, русский, родился в Ленинграде. Началась ВОВ, блокада. Отец сразу же ушел на фронт. И сразу погиб, в июле 1941 г. Мать — учительница английского языка. Младшая сестра Соня. Зима 1942 г. Мать умирает от голода. Тащу на санках на кладбище. Потом умирает Соня. Хороню. Тяжело. Страшное горе. Ненависть к «фрицам», обида на бога, на весь мир. Еще когда мама была жива, по какой-то разнарядке, в качестве «народной дипломатии» мне поручили переписываться с девочкой из США. Ее звали Эйприл (апрель) Робертс, 1929 года рождения. Она жила с родителями и братьями на ферме возле Остина, в штате Техас. Мы переписывались всю блокаду, всю войну.
Похоронив родных, я, назло судьбе, жил, жил и жил. Ел всякую дрянь. Заставлял себя шевелиться, не разрешал себе расслабиться. Залезал в брошенные и разбомбленные дома и находил там бумагу, чтобы писать моей Апрелечке. Это была страшная жизнь! Я так реалистично помню свое страшное горе, свою режущую боль в животе, постоянный голод, голод, голод. Слабость и шатающиеся зубы. Опухшие суставы, тонкие и слабые руки-ветки… Испепеляющую ненависть к фашистам за то, что они отобрали моих близких и превратили жизнь в ад. И упрямство, упрямство. Выживу. И приеду к Эйприл. Как, не представлял. Ей про все эти ужасы я не писал. Она ничего не знала.
Кончилась блокада, кончилась война. В 1945 году летом таких, как я, «народных дипломатов» (из Ленинграда я один остался живой) собрали и повезли в США. Зачем? Речи, выступления, встречи, экскурсии. Нас пригласило американское правительство. Мне тогда уже было 17 лет. Плыли на корабле. Там было очень хорошо и интересно. Вокруг океан. Хорошо кормили. Райская жизнь! Приплыли. Встречи в Вашингтоне. Конгресс, Белый дом, президент. Выступления, экскурсии… Я удрал. Несмотря на то, что с нами, конечно, были типы из НКВД. Удрал!
Решил добираться в Остин, к Эйприл. Через полстраны. Жуткая авантюра! Добирался автостопом, ночевал в лесах и рощах. Чуть-чуть подрабатывал за еду. В пустыне было тяжело. Но после блокады мне уже было ничего не страшно.
Добрался! И пришел к Эйприл и все рассказал. Ее родители: мама Джудит Робертс, 34 года, молодая, красивая, добрая; отец Джек Робертс, 36 лет, высокий, стройный, добрый, веселый. Два младших брата-близнеца. Помню подробности про родителей Эйприл. Кратко. Джек рос сиротой. Мать повторно вышла замуж и ушла к мужу. Джеку было 17 лет. Он остался на своей ферме. Работал, все умел. Как-то, это было в апреле, Джек перекрывал листовым железом крышу и услышал, что его зовут. Посмотрел вниз, там стояла молоденькая Джудит. Она его давно заприметила. Сирота из детдома. Он слез с крыши и познакомился. Поженились. Родилась Эйприл…
Меня хорошо приняли. И я рассказал всё. Все ужасы. Мистер Робертс сидел и хмурился, сжимая кулаки. Джудит и Эйприл плакали. Я пожалел, что Апрелечка узнала обо всем этом. Она потом говорила, что в ее светлой жизни теперь есть черная полоса — моя жизнь Там и Тогда. Дальше…
В Остине была библиотека, нашли там кое-что о Ленинграде. Фотографии. Эрмитаж, Петродворец, Исакий и др. шедевры. Они ничего не знали. Они были в шоке, что у «русских» такое (!) есть. Они очень мало о нас знали…
Через пару недель пришел мужик из ФБР. Наша делегация уплыла. Но меня нашли. Мы все рассказали этому агенту, он оказался понятливый и пожалел меня. Мне разрешили остаться и устроили вид на жительство, а потом гражданство. По какой-то их государственной программе. Стал я зваться Keem Wild (Ким Дикий). Поселился у Робертсов. Хорошо вписался в семью. Работал на ферме.
Мы с Эйприл любили друг друга. Через полтора года поженились. Это были счастливые годы. У нас была дружная семья.
В 1956 году Эйприл погибла. Ее сбил пьяный мажор, который с девчонками катался по городу на машине. Его посадили. Я остался вдовцом с двумя дочками. Опять горе. За что?
Прошло три с половиной года. Как-то на семейном совете Джек сказал, что если я приведу женщину, они не будут против. И Джудит сказала, что мне нужна жена, я еще молодой (28 лет). Через год я женился. Китаянка (их много там жило и моя новая жена родилась уже в Америке), 18 лет. Зовут Чэнь Ло. Стала Чэнь Вайлд. Она была, не как обычно китаянки, — высокая, 170 см. Красивая. Все умеющая, много знающая мудрая юная женщина. Мы познакомились на фестивале китайского искусства в Остине. Организовывала его китайская община. Я там был с дочками. А Чэнь пела и аккомпанировала себе на гитаре. Я сидел в первом ряду...
Я волновался, как она сойдется с моими девочками. Но все было хорошо. Они стали подругами. Чэнь многому их научила. И Джудит научила готовить китайские блюда.
Картина (я помню): вечер, заходит солнце, мы с Джеком и мальчишками возвращаемся с поля, заходим в дом и слышим из кухни радостный визг моих девочек и разноголосый женский смех. Все там хорошо и всё страшное позади…
Это всё очень кратко, конспективно. Если развернуть, то наверное получится довольно длинная повесть. Но самое странное (и страшное), что я помню всё — запахи, прикосновения, боль и горе.
P. S. Запишу несколько фрагментов, которые хорошо запомнились.
Фрагмент-1
Лето. Ленинград. Блокада.
Я ловлю рыбу под мостом на берегу Невки. Маленький песчаный пляжик размером метров пять. Пойманных рыбешек потрошу, чищу и запекаю в костре. Трудно дождаться полной готовности — я очень голоден. Не выдерживаю, достаю недопекшуюся рыбу и, обжигаясь, съедаю.
Фрагмент-2
Зима. Ленинград. Блокада.
В небогатой брошенной квартире ищу на кухне, в шкафу что-нибудь съестное. Натыкаюсь на тяжелую жестяную коробку от чая. Потряс — там что-то сыпучее. «Неужели сахар?! Растяну на месяц! Буду в день по чайной ложечке съедать. Ура!». Но открываю крышку и вижу — там соль. Жалко! Соль — это неорганика, калорий нет. Да и невкусно.
Фрагмент-3
Зима. Ленинград. Блокада.
Богатая брошенная квартира. В кабинете, на двухтумбовом письменном столе стоит высокая хрустальная ваза, а в ней — три розы. Часть лепестков осыпалась на стол. Розы когда-то были красными. Но сейчас, высохнув и замерзнув (на улице мороз градусов 20-30), цветы потемнели и выглядят почти черными.
Беру со стола лепесток, сдуваю пыль и кладу в рот. Он постепенно размокает, становится мягким и появляется запах. И вкус. Немного терпкий и чуть сладкий. Я жую. Вкусно! Аккуратно собираю лепестки и обламываю бутоны. Кладу всё это в полотняный мешочек, а мешочек — в сумку на плече.
Один лепесток в день. Каждый день, в течение всей зимы, у меня есть кусочек лета и… прошлой жизни.
Фрагмент-4
Остин.
Эйприл много интересовалась всем русским. Учила язык. Мечтала съездить в Россию, посмотреть всю эту красоту в Ленинграде, положить цветы на могилы моих родных. Но тогда это было невозможно. Как-то она увидела во французском журнале мод девушку в косынке. Ей было сначала непонятно, почему такой странный головной убор, почему не шапочка. Я объяснил, что это очень просто — треугольный кусок ткани и всё, головной убор готов. Она сделала себе косынку и носила её, завязывая сзади. Потом появились и другие косынки и платки. Кое-что мы купили в Нью-Йорке.
Когда Эйприл погибла и потом, через время в наш дом пришла Чэнь, она, увидев фотографии Эйприл в косынке, заинтересовалась. Я рассказал. Чэнь попросила у меня разрешения и тоже начала носить косынки и платки.
Фрагмент-5
Остин.
Младшие браться Эйприл — близнецы Джимми и Карл. Одному, Джимми, имя дал отец, а второму — мать. Она перед этим как раз прочитала исторический роман про Карла Великого. Впечатлилась и назвала своего сына Карлом.
Был на ферме старенький Ford Model T еще двадцать какого-то года и вот, Джек, решил, наконец-то, купить новую машину. А старый Ford продать. Близнецы (им тогда было по 14 лет) упросили отца не продавать машину, а отдать им. Джек отдал. Ребята его за пол-года весь перебрали, отреставрировали, покрасили и стал Фордик, как новенький. Так они и катались на нём. И на нём же поехали поступать в UT Austin (универ в Остине) на инженеров. Поступили и, когда там учились, всегда приезжали домой на этом старом отреставрированном Ford T.
Фрагмент-6
Остин.
Захожу в дом, разуваюсь и прохожу по коридору в кухню. Старшие с моими дочками уехали на восточное побережье — купаться и загорать, близнецы были в университете и мы с Чэнь остались вдвоём. Захожу в кухню и вижу, как Чэнь повернулась ко мне, входящему. Правой рукой она помешивала что-то на сковородке, а её левая рука лежала на выпуклом уже животе.
Помню мысль... Нет, острое желание, погладить выпуклый теплый животик. В котором кто-то упорно толкался. Сын?
10.12.2017