Я убил Альфреда Хевнрока
КРИПОТААвтор: Жан Рэ
Оригинальное название: J'ai tué Alfred Heavenrock
1947 год
Перевод с французского: В. Козовой, 1966
Я прислонил велосипед к столбу и развернул карту, которую мне вручили у Кольсона, Миввинса и Миввинса. Это была карта Кента и части Суррея, но служащий, который дал мне её, уверял, что в Кенте будет полегче.
Он, конечно, соврал, потому что из всех, с кем мне когда-либо приходилось иметь дело, жители Кента оказались неименее расположенными приобретать шеффилдские бритвы, мыльные палочки, флаконы с мягкой водой и всё то, что делает лицо мужчины гладким и чистым.
Пока из Лондона через Левишем я добирался до Сент Мери Крей, карта казалась достаточно точной, но, начина с Опингтона, я стал обнаруживать в ней массу пропусков и неточностей. Напрасно я искал Челсфилд, который служащий отметил на карте красным карандашом, чтобы уверить меня, что здесь пойдёт бойкая торговля. К счастью, меня выручил худой и всклокоченный незнакомец.
Весь в траве и налипших комьях грязи, он появился из густого кустарника, где, должно быть, хорошенько отоспался.
— У вас не найдётся огонька? — спросил он, прикоснувшись к тому, что некогда было шляпой.
Огонёк у меня нашёлся, о чём я ему и сказал.
— Сигарет у меня тоже нет, — добавил он.
Я протянул ему сигарету, зажёг спичку, и он взглянул на меня глазами преданной собаки.
— Вы здесь что-нибудь ищете? — спросил он между двумя затяжками.
— Челсфилд.
— Вы пошли в противоположную сторону, но жалеть не стоит: там слишком много идиотов. А это Рагглтон.
— Рагглтон? На карте его нет.
— Это не обязательно. Немецкие самолёты сделали всё, чтобы от него не осталось и следа. Вы прислонили свой велосипед к последним остаткам моего дома.
Он повернулся. Намереваясь уходить.
— Если вы приехали сюда что-то продавать, отправляйтесь лучше в Эльмс — там люди немножко поумнее, чем в Челсфилде, - сказал он.
— Значит это всё, что осталось от Рагглтона? — пробормотал я, поглаживая столб.
— Не совсем. Есть ещё дом мисс Флоренс Би. Чудом уцелевший. Вы будете проезжать мимо него по дороге в Эльмс, он стоит напротив кладбища. Дом сдаётся, но кому придёт в голову его снимать?
Держа велосипед за руль, я пошёл вдоль кладбища, изрытого вражескими бомбами ещё более добросовестно, чем Королевская долина отрядом лорда Кернарвона; я увидел мисс Би, прислонившуюся к ограде своего сада и ожидавшую, пока я подойду.
Это была женщина лет сорока, с лицом приятным, но несколько суровым. Она заметила, что я бросил взгляд на жёлтую табличку, прибитую к ограде, и улыбнулась.
— Если вы из конторы по найму… — начала она.
Я покачал головой.
— Будь вы джентльменом, я попытался бы продать вам дюжину палочек для бритья, — сказал я. Улыбнувшись в ответ.
Должно быть возможность обменяться парой слов с себе подобными предоставлялась мисс Би не часто; поэтому она постаралась оттянуть минуту, когда придётся вернуться к безмолвию и одиночеству, и произнесла пару общих фраз насчёт трудного и ненадёжного времени, которое мы переживаем.
С того момента, когда, получив место у Кольсона, Миввинса и Миввинса, я выехал из Лондона, и вплоть до той минуты, как я улыбнулся мисс Би, мне и в голову не приходило ничего, кроме продажи лезвий и мыла.
Секунду спустя я стал строить план, не имеющий ничего общего с зарабатывание хлеба насущного.
И в этот момент родился Альфред Хевнрок.
Я внимательно осмотрелся и покачал головой.
— Странно, — сказал я почти шёпотом, — в самом деле странно…
Говоря это, я переводил взгляд с таблички на кладбище, стараясь в то же время не выпускать из поля зрения и мисс Би.
— Странно? — переспросила она.
— Да, если вспомнить, что мне однажды говорил Альфред. Альфред Хевнрок — мой кузен, человек, не похожий на других, особенно в том, что касается идей. Чудак и пройдоха, хотя и мой кузен.
— Хевнрок, — задумчиво пробормотала мисс Би, — имя мне чем-то знакомо.
Она, конечно, врала, надеясь растянуть неожиданный разговор.
— Де нет, — продолжал я, — мне думается, ни при Гастингсе, ни позже в палате лордов или общин не было ни одного Хевнрока. Единственный, у кого есть деньги, это Альфред Хевнрок, а с меня довольно и участия в войне.
Она посмотрела на меня с симпатией.
— Садитесь, пожалуйста, мистер…
— Дэвид Хевнрок, друзья называли меня Дейв, и я говорю о них в прошлом только потому, что их останки покоятся во Франции, где они сражались с немчурой.
Мы сели на скамейку под деревом.
— Почему вы произнесли «странно», переводя взгляд с кладбища на объявление о сдаче дома? Я следила за вашим взглядом, — быстро добавила она.
Я сделал мину человека, потрясённого до глубины души.
— Вы действительно заметили?.. — наивно произнёс я. — Ну что ж, видите ли…
Ангел пролетел. Для мисс Би тишина была наполнена ожиданием, а для меня искусно разыгранным смущением.
Но мой план обретал реальные черты…
— Ну что ж, — проговорил я в действительном смущением, — однажды Альфред говорит мне:
— Знаешь, Дэвид, — он никогда не зовёт меня Дейв, — знаешь, надоел мне Лондон.
— Поезжайте в Бэс или Маргейт, — посоветовал я.
Он заворчал.
— Оставьте свои курортные проспекты при себе; вы, конечно, рассчитываете заработать комиссионные, но со мной номер не пройдёт. Чего я хочу, так это дом в совершенно безлюдном месте, где-нибудь рядом с кладбищем, куда больше никто не заглядывает, ни мертвецы. Ни родственники. Вот что он сказал.
Мисс Би широко раскрыла глаза.
— Господи, неужели? — воскликнула она.
— Альфред — человек не похожий на других, — повторил я, — и хотя я не стану утверждать, что он помешанный, потому что зашибать деньгу он умеет лучше всякого, но он в некотором роде… эээ… маньяк.
— Что вы говорите?
— Я имею в виду, что его хобби — столоверчение и чтение спиритических книг. И клянётся он только имеем доктора Ди, колдуна времён королевы Елизаветы.
— Какой ужас! — воскликнула мисс Би, обратив на меня сверкающий взгляд и ожидая дальнейшего.
Но пока я поостерёгся развернуться вовсю.
— Мне просто противно выслушивать его глупости, — продолжая я, — но, увы, приходится, потому что от времени до времени Альвред понемногу помогает мне, правда, совсем жалкими крохами. И всё же я, быть может, окажу ему услугу, рассказав о вашем доме: это как раз то, что ему нужно.
Я поднялся, делая вид, что собираюсь расстаться с ней, хотя мой план требовал разговора гораздо более продолжительного.
— Позвольте предложить вам… стакан вина, — сказала мисс Би, немного поколебавшись.
Я сделал отрицательный жест.
— Я не пью ни вина, ни спиртного.
Она бросила на меня взгляд, полный восхищения.
— В таком случае не откажитесь от чашечки чаю.
Поколебавшись для виду, я согласился.
Она ввела меня в гостиную, приятную на вид и богато обставленную; я сразу заметил две акварели Хистлера и великолепное столовое серебро, но не подал виду.
Чай оказался первоклассным, как, впрочем, и сигареты «Муратти».
— Расскажите ещё о вашем кузене, — попросила мисс Би, — раз он будет моим съёмщиком.
— Нет, нет, — воскликнул я, — пока я вам ничего не обещаю! Альфред действительно человек необычный, и хотя он суеверен и верит в дьявола, не рассчитывайте выколотить из него хорошенькую сумму. Когда речь заходит о деньгах, он становится жёстким и невероятно расчётливым — настоящая электронно-вычислительная машина.
— Вы меня не поняли, — возразила она. — Я буду рада сдать этот дом со всей мебелью за вполне умеренную сумму, лишь бы покинуть наконец эти проклятые места. У меня есть участок в Донкастере, и я мечтаю там устроиться.
— Какое счастье иметь такую возможность, — пробормотал я.
Женщины не раз говорили мне, что, когда, выражая горечь, я опускаю уголки рта, он выглядит очень красиво. Пожалуй, они не ошибаются.
Так что я состроил гримасу в таком роде, и мисс Флоренс её заметила.
— Не надо грустить, мистер… Дейв, — пролепетала она. — Участок в Донкастере ещё не составляет счастья.
— Мне бы составила хорошая пуля, и лучше в самое сердце, — тихо проговорил я, изобразив на лице великую печаль. — Лучше бы мне остаться рядом с Перси Вудсайдом, которому она досталась в Октевиле, или с Брэмом Стоуном — чуть подальше…
Ни Перси Вудсайда, ни Брэма Стоуна не существовало на свете, и подобная пуля могла меня настичь разве что в результате невероятного стечения обстоятельств, ибо служил я в тылу, где был помощником фармацевта.
— Не предавайтесь горечи, Дейв, — взмолилась она.
Она погладила меня по руке.
— У каждого свои заботы… Кстати, вы женаты?
Я пожал плечами:
— Слава богу, нет. Я не мог бы предложить жене ничего, кроме любви и прозрачной воды, а в поговорке сказано, что для пропитания этого слишком мало.
На этот раз я не соврал.
Я видел, как она улыбнулась.
Она была приятна на вид, и я не без удовольствия смотрел на её рот, слишком крупный, пожалуй, на её сверкающие зубы и тёмные глаза. И одновременно я любовался великолепной камеей, висевшей у ней на груди, которая стоила, должно быть, фунтов тридцать.
— Рассказывайте о вашем кузене, — повторила она, сожалея, по-видимому, что что разговор принял такой оборот.
— Я не могу вам описать его. Он считает себя красавцем, но на самом деле отвратителен: закрученные кверху усики, огромные рыжие брови и ужасные дымчатые очки. У него появилось брюшко… терпеть не могу толстяков, руки у него всегда грязны, словно он только что рылся на чердаке… и, кроме того, он… пьёт.
— Просто вы трезвенник, — улыбаясь, сказала мисс Би, — это и объясняет вашу отвращение. Вам бы не помешало быть снисходительней…
— Если бы речь шла о виски или даже о джине, ещё ладно. Но у него всегда в кармане бутылка киршвассера, что за ужас! И это ещё не всё. Если вы отказываетесь составить ему компанию, вы ему нанесёте смертельное оскорбление, ибо это — единственное, чем он любит поделиться с ближним. Сколько страданий принёс он мне. Предлагая насильно эту мерзкую жидкость!
Мисс Флоренс рассмеялась:
— Вы преувеличиваете! Если мне предлагают стаканчик свежего и ароматного киршвассера, я не отказываюсь.
Я нахмурился с недовольным видом.
— Не будьте злюкой, — сказала она игриво, — не стоит судить других слишком, нужно прощать им маленькие слабости. Разве у вас их нет?
Я проникновенно посмотрел на неё:
— У меня они есть, и не только маленькие, но и большие; это не просто слабости, это недостатки. Прежде всего я хочу, чтобы к мёртвым относились с уважением и не нарушали их божественного покоя с помощью колдовства…
— Но это совсем не недостаток! — вскричала моя новая подруга.
— Согласен, если бы я не вёл себя как грубая скотина, когда оскорбляют то, что для меня священно…
— Вы были… грубы?
— Да, я груб. Я не раз бросался на Альфреда с кулаками в ответ на его речи. Видите ли, я из тех, кто защищает своих друзей, а все мои друзья мертвы, и я продолжаю защищать мёртвых!
Её губы задрожали.
— Господи, — медленно проговорила она. — Дейв, вы настоящий мужчина.
Я поднялся и, дождавшись, пока она протянула мне руку, пожал её.
— Прощайте, мисс Би, — сказал я. — Я скажу Альфреду, но вы же видите, что я не имею на него никакого влияния.
— Почему «прощайте»?
Я опустил глаза и поспешно сложил губы в горькую гримасу.
— Потому что… Ах, не знаю… Прощайте!
Я быстро вышел, не оборачиваясь, и сел на велосипед. И пока я катил, я не отрывал взгляда от зеркальца. Мисс Флоренс Би, застыв у ограды и держа руку на сердце, следила за мной…
Мне понадобилось ещё несколько дней на то, чтобы окончательно обдумать свой план и раздобыть пять-шесть фунтов. Велосипед принадлежал Кольсону, Миввинсу и Миввинсу, но я продал своего Шекспира, прекрасное издание, о котором буду сожалеть всю жизнь. Мне стоило некоторого труда раздобыть бутылку хорошего киршвассера, с синильной кислотой было проще.
Краску для волос, такую, чтобы она превратила меня в огненно-рыжего и которую можно было бы снять в один миг, найти было труднее, но в конце концов я достал и её. Накладные усы, дорогой кричащий костюм, очки с дымчатыми стёклами — всё это было делом двух-трёх часов.
Когда-то в колледже я играл в любительских спектаклях, и все в один голос уверяли меня, что я создан для театра.
Жизнь любит опровергать пророчества. С тех пор я переменил десятки профессий, чуть ли не все, за исключением актёрской.
Но теперь, взглянув в зеркало, я увидел перед собой законченного Альфреда Хевнрока. По моим расчётам, этому новорождённому с усами и в очках предстояло просуществовать максимум сутки…
— Мистер Альфред Хевнрок, — сказала мисс Флоренс Би, — я узнала вас с первого взгляда, настолько точно вас описал ваш кузен.
— И, конечно же, вовсю надо мной потешался, — ответил я кошмарным скрипучим голосом. — Иначе быть не может.
— Ничего подобного, — сказала мисс Би.
— Бросьте, я знаю Дэвида: это завистник, которому в жизни не повезло, и он считает, что выше плоской порядочности на свете ничего нет. Правда болван?
— Я не нахожу, — ответила мисс Флоренс, покусывая губы.
— Та-та-та, болван и к тому же грубое животное. Он распускает руки, даже когда не задеваешь его лично. Конечно, на фронте это было уместно, что и говорить. Тем более что парень он отважный, хотя я и не из тех, кто восхищается военной доблестью. Как он вам показался? Хорош, не правда ли?
— Да, он очень мил, — искренне сказала мисс Би.
— Вот видите! Все женщины такого мнения. И вы думаете, что он извлекает из этого какую-нибудь пользу? Ничего подобного, этот осёл добродродетелен!
— Хотите осмотреть дом? — спросила мисс Би ледяным голосом.
— Для этого я и приехал, — ответил я и, грубо хохотнув, добавил: — А ещё для того, чтобы посмотреть, так ли вы хороши, как он расписал вас.
Мисс Би выпрямилась, её щёки пылали.
— Оставим это, мистер Альфред Хевнрок, — произнесла она, делая ударение на имени, — и соблаговолите следовать за мной.
— Во сколько вам обходится прислуга? — спросил я.
Затаив дыхание, я ждал ответа.
— У меня никого нет вот уже несколько месяцев. Место уединённое, но мне здесь нравится. И всё-таки содержать дом одной мне не легко.
Я сделал недовольную гримасу.
— Вы наверняка найдёте кого-нибудь в Эльмсе, — быстро сказала она.
— Или в Лондоне, можете не беспокоиться, — добавил я. — но мне как раз нужно полное уединение.
Я подошёл к окну и стал разглядывать кладбище. Делая вид, что погрузился в размышления, я пробормотал:
— Да, да… именно это… то, что мне нужно.
Я обернулся к ней и проговорил самым скрипучим и пронзительным голосом, на какой был способен:
— Послушайте, моя милая… (я заметил, как она вздрогнула от отвращения). Я человек откровенный и скажу сразу, что золотом я швыряться не люблю. Ваша конура мне нравится, но не вздумайте требовать неимоверную цену.
— Сто фунтов в год? — спросила она. — И аренда на три года.
— Вы спятили! — завопил я. — Половина, и дело с концом.
— Ах, что вы, устало проговорила она, — цена вполне умеренная.
— Ладно, шестьдесят фунтов, и я плачу наличными…
Я вынул из кармана пачку банкнотов. Бумажки были поддельные, я заплатил три шиллинга за сотню. Мы остановились на шестидесяти фунтах, и я не скрывал своей, вернее Альфреда Хевнрока, радости.
— А теперь, милая, составьте расписку. Вы обделали хорошенькое дельце, но я тоже не сожалею, хотя, на мой взгляд, это дороговато. А теперь бутылочку?
— Мне нечего предложить вам, — холодно ответила она.
— У меня есть всё, что нужно, — сказал я, извлекая из кармана свою бутылку, и, подойдя к буфету, взял два стакана.
Жребий был брошен; мисс Флоренс предстояло умереть; жидкость в стакане, который я собирался ей протянуть, должна была убить её в две минуты.
Я уже присматривался к несгораемому шкафу, который даже не был прикрыт как следует, к раскрытой сумочке на столе, набитой банковскими бумагами, и к кое-каким драгоценным безделушкам.
Но внезапно я оставил этот план и тотчас замыслил другой, на который не падала тень виселицы.
Не могу представить, сколько это заняло у меня времени. Пожалуй, вопрос о времени совсем отпадает, настолько это было мгновенно и непроизвольно.
Я поставил стаканы на буфет и убрал бутылку.
— Послушайте, милая, — пробормотал я, — вы знаете, что он не такой идиот, как мне казалось?
Она перестала писать и вопросительно посмотрела на меня.
— Красотка… нет, в самом деле… и если я, чёрт меня задери, заметил это только сейчас, то лишь потому, что всё время думал о деле. А дело прежде всего, согласны?
— И что же?
— Ну так вот, знаете ли вы, что эта тряпка Дэвид решил никогда больше с вами не встречаться?
Она выронила ручку, и на бумаге появилась большая клякса.
— Потому что он в вас влюблён… чтоб ему провалиться! Он сказал — простите мне мой смех, — что никогда не сможет любить никого, кроме вас. Да, да, так он и сказал, кретин.
Она провела рукой по глазам и протяжно вздохнула.
— Глупый мальчишка, — закричал я ещё более пронзительно, — если бы я был на его месте, знаете, что бы я сделал?
Я подошёл к ней и впился губами в её шею. Ах, друзья мои, какая тигрица! Она вскочила, опрокинула стул, что-то разбилось на столе, должно быть, чернильница, и я получил самую великолепную пощёчину из всех, какие когда-либо доставались мужчине.
— Убирайтесь! — закричала она. — И чтобы вашей ноги больше здесь не было!
— А… дом? — пролепетал я.
— Скорее я устрою из него приют для бродячих собак, чем сдам такому хаму! Убирайтесь!
Альфред Хевнрок исчез в тот же день вместе со своими приставными усами, рыжей шевелюрой, очками и бутылкой киршвассера, и его место в жизни занял Дейв Хевнрок.
Два дня спустя я позвонил в дверь мисс Флоренс, и на мгновение мне показалось, что ей станет дурно.
Я поспешно прикрыл за собой дверь.
— Кажется, меня никто не видел, — прошептал я, — Я добрался окольным путём.
— Почему? — спросила она. — Вы можете приходить сюда без всяких опасений.
— Нет, — глухо проговорил я.
Только теперь она обратила внимание на мой растерзанный вид, блуждающий взгляд и дрожащие руки.
— Я хотел вас увидеть в последний раз, Флоренс, — пробормотал я.
— Господи, что с вами случилось, Дейв?
— Случилось… позвольте мне задать вам вопрос… один-единственный, но ужасный!
— Нет, нет, я вас слишком хорошо знаю, вы не можете задавать таких вопросов, — и она взяла мои руки в свои.
Совсем тихо я проговорил:
— Альфред сказал мне, что вы… о, нет, Господи, я не могу это произнести!
— Я настаиваю, — сказала она и её губы приблизились к моим.
— Что он приставал к вам, что вы ни в чём ему не отказали, что… О нет, нет!..
Вдруг я почувствовал прикосновение её губ.
— Он солгал, последний подлец! Вы мне верите, Дейв?
Я отстранился и обхватил голову руками.
— Теперь… я вам верю… но простите… я поверил ему и…
— И что?
Я выпрямился, глаза мои горели.
— Я потерял голову, кровь прилила к лицу… я схватил со стола какой-то тяжелый предмет и ударил его.
— И ударили его, — как эхо, отозвалась она.
— Он упал и не шевелился больше.
— Он… не шевелился… больше, — повторила она. Наступило молчание, очень долгое, невыносимо тягостное; потом она громко всхлипнула и бросилась мне на грудь.
— Мой любимый, мой прекрасный… ты сделал это… ради меня!
Я мягко оттолкнул её.
— Мне нужно уходить. Не жалей ни о чём, Флоренс, ибо и я ни о чём не сожалею. Пусть исполнится судьба. Прощай!
— Нет!
Она заперла дверь.
Она задала мне лишь один вопрос насчёт моего «преступления» и сделала это единственный раз.
— Труп?
— В реке, — пробормотал я, — Ужасно, правда!
— Прекрасно.
Я ожидал, что мисс Би предложит мне сумму, необходимую для морского путешествия, которое могло бы меня развеять.
Ничего подобного. Несколько дней спустя мы отбыли из Рагглтона в Донкастер и через три недели поженились.
Никогда не было пары более прекрасной, более счастливой. Жена моя была очень богата и запретила мне искать работу. Год спустя у нас родился мальчик.
Лаонелу было год и десять месяцев, когда однажды Флоренс вернулась с прогулки в страшном волнении.
— Дейв, ты уверен, что Альфред мёртв?
Я изумлённо посмотрел на неё.
— Ну конечно, дорогая. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что я видела его!
— Невозможно!
— И, однако, это так. Я шла вдоль кладбищенской стены, и вдруг открылась калитка и он оказался передо мной. Это был он: рыжие волосы, противные усики.
— Простое совпадение, — пробормотал я.
— Нет, о нет! Он ухмыльнулся и вдруг своим жутким фальцетом послал мне ругательство, страшное ругательство, которое я от него услышала в тот день.
Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног; я узнал, что такое настоящий ужас.
Несколько дней спустя Флоренс, сидевшая у окна, вдруг издала страшный крик:
— Вот он!
Наступили сумерки, в сгустившемся сумраке кричал козодой. Я прижался лицом к окну.
В вечернем тумане медленно удалялась едва различимая человеческая фигура — Альфред Хевнрок.
Но сумерки и туман чаще всего обманывают наши глаза призрачными фантасмагориями.
Дейв, любимый!
Я больше не могу! Он вернулся. Он преследует меня. Он требует. Он угрожает. Я должна уступить ради тебя, мой любимый, ради нашего Лайонела. Я ухожу с ним. Я не верю, чтобы мы когда-либо увиделись.
Да смилостивится надо мной бог!
Твоя несчастная Флоренс. Три года назад я получил это письмо и с тех пор перечитываю его каждый день. Флоренс не вернулась. Она не вернётся никогда. Я чувствую это, я это знаю. Нельзя безнаказанно искушать дьявола.
Лайонел растёт, у него огненно-рыжие волосы и резкий скрипучий голос. Сколько ни мой его руки горячей водой, они всегда грязные. Он очень злобен и страшно любит деньги, единственное удовольствие для него — новые и блестящие шиллинги. Гуляя с няней, он всегда тянет её на кладбище.
Однажды у соседей угощали вином. Лайонел разглядывал бутылки и вдруг завопил:
— Дайте мне! Дайте мне!
Он показывал на склянку с киршвассером.
А его маленькие друзья зовут его Фредди. Почему?
…О, мой прекрасный Шекспир, как жаль, что я расстался с тобой, и как громко звучат в моём уме, отданном во власть ужаса, твои глубокие и тёмные слова: «На свете, друг Горацио, есть много вещей, которые твоей философии и не снились…»
Подробнее об авторе
КРИПОТА - Первый страшный канал в Telegram