«Я тоже ненормальный, как прочие наши...»

[...] Я сел в машину, поехал домой. Утром раз, в обед вторично, теперь снова, плюс грызня и беготня за ней по всему городу, а дома еле выпросил обед, на мои деньги купленный и сваренный. Иногда так подумаю -- к чему биться как рыба об лед. Действительно, я тоже ненормальный, как прочие наши, если не бросил давно все к дьяволу. А теперь приеду домой как раз вовремя, чтоб совершить еще чудесную автомобильную прогулку к черту на рога за корзиной каких-нибудь помидоров и вернуться после в город провонявшим насквозь камфарой, иначе голова тут же в машине расколется. Твердишь ей, что в этом аспирине одна только мука, на водичке замешанная, для мнимых больных. Вы, говорю, еще не знаете, что такое настоящая головная боль. По-вашему, говорю, я бы сидел за рулем в этой проклятой машине, если б от меня зависело? Я и без нее бы прожил, я привык без всего обходиться, но если вы желаете рисковать своей жизнью в этом ветхом шарабане с сопляком Нигером за кучера, то дело ваше, говорю, притом о таких, как Бен, господь заботится, поскольку хоть что-то он ему обязан уделить, но если думаете, что я доверю тонкий механизм ценой в тысячу долларов черномазому подростку или даже взрослому, то вы лучше сами купите им машину, потому что кататься, говорю, вы любите, чего тут скрывать. 

   Дилси сказала, что матушка в доме. Я вошел в холл, прислушался -- нигде ее не слышно. Поднялся наверх, но только хотел пройти мимо ее двери, как она окликнула меня. 

   -- Я всего лишь хотела узнать, кто идет, -- говорит. -- Я все ведь одна да одна и каждый шорох слышу. 

   -- А кто вам велит, -- говорю. -- Если бы хотели, могли бы весь день по гостям, как другие. 

   Подошла к двери. 

   -- Не заболел ли ты, -- говорит. -- Тебе пришлось сегодня обедать в такой спешке. 

   -- Ничего, сойдет, -- говорю. -- Вы что-нибудь хотели? 

   -- Не стряслось ли чего? -- говорит. 

   -- А что могло стрястись? -- говорю. -- Неужели нельзя мне днем заехать лишний раз, чтобы не переполошить весь дом? 

   -- Ты не видел, Квентина не пришла еще? -- спрашивает. 

   -- Она в школе, -- говорю. 

   -- Четвертый час, -- говорит. -- Три пробило по крайней мере полчаса тому назад. Она должна бы уже быть дома. 

   -- Должна? -- говорю. -- А она за все время хоть раз вернулась домой засветло? 

   -- Из школы она должна прямо домой, -- говорит матушка. -- Когда я была девочкой... 

   -- Вас было кому в руках держать, -- говорю. -- А ее некому. 

   -- Я бессильна совладать с ней, -- говорит. -- Я столько раз пыталась. 

   -- А мне вмешаться тоже не даете почему-то, -- говорю. -- Вот и радуйтесь. -- Прошел к себе в комнату. Заперся тихонько на ключ, постоял. Она подошла, ручку подергала. 

   -- Джейсон, -- говорит за дверью. 

   -- Чего вам? -- говорю. 

   -- Я все думаю, не случилось ли чего. 

   -- Только не у меня, -- говорю. -- Вы ошиблись адресом. 

   -- Я вовсе не хочу тебя сердить, -- говорит. 

   -- Рад это слышать, -- говорю. -- А то я усомнился было. Совсем было засомневался. Вам что-нибудь угодно? 

   Помолчала. "Нет, ничего". Ушла. Я достал шкатулку, деньги отсчитал, обратно ее спрятал, отпер дверь и вышел. Вспомнил про камфару, но уже все равно поздно. Притом осталось мне один раз в город и обратно. Она у меня в дверях стоит, ждет. 

   -- Вам что-нибудь из города привезти? -- спрашиваю. 

   -- Нет, -- говорит. -- Я вовсе не хочу вмешиваться в твои дела. Но не знаю, что бы я стала делать, Джейсон, если бы с тобой что-нибудь случилось. 

   -- Со мной все в порядке, -- говорю. -- Просто голова болит. 

   -- Ты бы хоть аспирину принял, -- говорит. -- Раз уж не можешь без этого автомобиля. 

   -- При чем тут автомобиль? -- говорю. -- Как от автомобиля может болеть голова? 

   -- Ты сам знаешь, от бензина у тебя с детства голова разбаливалась, -- говорит. -- Я бы хотела, чтобы ты принял аспирину. 

   -- Продолжайте хотеть, -- говорю. -- Хотение -- вещь безобидная[...]