«Я сдался. Я устал притворяться» - Вахид, бежавший гей
Мне нужна помощь психолога. У меня не все хорошо. Я не могу спать. У моего друга повреждена психика. У моего знакомого вообще отсутствует ум. Они все разрушили. У меня бардак в голове. Я не знаю, что еще сказать.
Я благодарен за доброту, которую для меня сделала абсолютно чужая страна. Мне здесь нравится, я радуюсь, улыбаюсь, но внутри у меня все черно. Из меня счастье выбили в тот вечер, когда я первый раз попался.
Все, что они мне предъявляли, — это то, что я гей.
У них не было ничего, кроме одной подозрительной переписки. Я ничего никогда в письмах не обсуждал, никуда не выкладывал. Для меня всегда секс был личным делом. Я не любил афишировать. Мне сказали, что разорвут задницу. Напишут на спине «это педик», убьют и оставят на свалке. Они говорили это — и били ручкой пистолета в затылок. Люди в форме. Потом вымогали деньги. Несколько раз я платил. После был еще раз, через два года: мне назначили встречу якобы знакомые моей подруги. Я вышел во двор и увидел четыре огромные черные машины. Как в фильмах: ты сжимаешься, и тебя черная мгла накрывает. В тот момент, когда меня окружили, я все понял. Твою мать. Я даже не стал блокировать телефон. Человек, который был на две головы выше меня, его рука была толще моей ляжки, бил меня в живот, пока двое держали мои руки. Это реально было унизительно для этих людей: втроем держать и бить.
ЭТО СЛИШКОМ МНОГО ДЛЯ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА. Я ПЕРЕЖИЛ ДВЕ КАМПАНИИ. 94-Й ГОД. 99-Й ГОД. ПОТОМ ЭТИ ПОДСТАВЫ. Я ВЕЧНО В БЕГАХ. БЕЖЕНЦАМИ ТУДА, БЕЖЕНЦАМИ СЮДА. И СЕЙЧАС ОПЯТЬ БЕГА. КОГДА Я НАЧНУ СВОЮ ЖИЗНЬ? ПОЛЖИЗНИ ПРОЖИТО УЖЕ.
Я избежал того ужаса, который пережили многие мои друзья. Потому что мне успели сказать: «Беги! Беги!» Один звонок и одно слово. Я знал уже, что это такое: я 13 дней искал своего друга через всех. И нигде его не было. Они держали его. Он остался жив. Но человек перестал воспринимать мир настоящим. Он изменился так сильно, что я его не узнаю.
У него повреждено все внутри.
Если ты в Чечне просишь помощи у психолога — они тебя с потрохами сдают. Мой друг решил сходить к психологу: три сеанса — а на четвертом уже сидели муллы. Это частный психолог. Я хочу, чтобы вы это прописали — конченые психологи в Чечне. Мой друг говорит, что он просто обосрался в этот момент.
ОНИ ПРЕДЛАГАЛИ ПАРНЯ «ЛЕЧИТЬ», СИЛОЙ МОЛИТВЫ. ДОЛЖЕН БЫЛ МОЛИТВОЙ ВЫЛЕЧИТЬСЯ! ХОТЯ ПОТОМ ИЗ НЕГО ЭТУ ДУРЬ НЕ ВЫБИЛИ НИ ПЛАСТИКОВЫЕ ТРУБЫ, НИ ТОК.
Некому доверять в Чечне.
Когда муфтий сказал, что это все неправда и западные СМИ хотят очернить Чечню, я заплакал. Почему он так сказал? Почему он соврал? Почему вообще он должен был это говорить? Можно было бы посадить кого-то другого — и пусть он скажет. Но не ты, который читает молитвы вечерами.
Я знаю правду, я видел это. И он соврал мне. Все, во что
я верил, все, что говорили мне, развеялось по ветру, как прах, в тот момент. Все, что было заложено в меня, ушло. Потому что человек, которому я верил больше всех, сказал неправду.
Я плакал.
Я когда последний раз видел маму, она сказала: «Я знаю, что тебя мне не удержать. Что бы ты ни делал, я буду молиться за тебя». Она обняла со слезами и отпустила меня. Она не стала сопротивляться. Я никогда за всю жизнь не смотрел в глаза отцу. Я просто с опущенными глазами обнялся с ним и сказал: «Пап, мне так надо». Я считаю, что родители меня молчаливо приняли. Я до последнего не верил, что улечу. И мне было по барабану. Я не верил, что люди все за меня сделали. Все. Паспорт, виза, все расходы. Подозревал каждого. У меня пот от подмышек был кругами. Мне дали еду, жилье, одежду, деньги. И я не могу поверить в это. Внутри меня: «В чем подвох, мать вашу?»
Первые три месяца здесь я каждый почти день просыпался дома, я за окном видел Грозный. И страх. Я дрожал: как это случилось? Я спать лег здесь, а просыпаюсь снова там? Друг мне говорит: «Когда ты просыпаешься там, беги сюда».
И во сне я теперь помню, что я должен бежать сюда. И бегу. Один раз прямо выбежал в коридор. Потом пришел в себя. Нет больше никаких «дома». Все. Я знаю, где теперь я буду жить и развиваться. Здесь. И у меня все здесь получится.
В этой стране самое прекрасное, что люди не принадлежат моралям. Только закону. Мы иногда вспоминаем это все и смеемся. Если бы ты был там, в подвале, а если бы я был… Кто бы лучше из нас полы чистил, кто бы машины лучше мыл. Шутим: «А ты добавлял «Ферри» в ведро, чтобы машина блестела?» Представляете? Мы пытаемся, наверное, вспоминать это с юмором, чтобы не всегда плакать. И не обижаться, что ты родился таким. Я не знаю, кого обвинить, что я такой, и именно со мной все так случилось. Я не знаю, кого ненавидеть за это.