Витрины

Мне было шесть и я смеялся: мама принесла какао «Несквик», детские гантели, апельсин и плюшевого бегемота фирмы Toppi. Недолго думая, мы назвали его Топиком. Я то и дело забегал на кухню, залезал сначала на табуретку, потом на столешницу, открывал дверцу шкафа и тыкал пальцем в нос весёлому зайцу. Настоящий. Как в рекламе.

Я не понимал — как так, у меня праздник, а мама грустная. Она стояла у раковины и мыла посуду скрипучей тряпкой. Мама говорила, что не успела взять мне фруктов — их привезли, но совсем мало. Денег бы ещё привезли — качала головой мама. А я удивлялся. Зачем деньги, если есть гантели и какао?

С тех пор прошло двадцать лет, я ем мясо каждый день, а не только с зарплаты. Мы сидим в солнечном кафе в центре Кёльна, вокруг нас комнатные цветы, на коленях покоятся салфетки. Мама взяла себе стейк и томатный суп. Теперь она думает о питании, соблюдает диету, теперь есть, из чего выбирать. Помнишь, я обещал тебе купить чёрную блестящую Волгу с водителем? — спрашиваю я, глядя в окно. Она улыбается, я смеюсь. Волги давно уже не выпускают.

На самом деле, я мечтал подарить маме чёрный Мерседес, точно такой же, что стоял у меня на полке. Новый, блестящий, похожий на лакричную конфету. Он подъезжает к ресторану спустя час, мы садимся и возвращаемся в квартиру. Водитель предлагает выбрать музыку, услужливо открывает маме двери, желает хорошего вечера. Да, номинально автомобиль не наш — но всё же, мама, я смог. Похоже, я держу свои обещания.

В Кёльне пусто, улицы застыли как на картинах Хоппера. Магазины не работают, но витрины светятся круглые стуки. Как так? — удивляется мама — У них что, дешёвое электричество? Я говорю, что не знаю. Почему-то они глушат автомобили на красный, но не гасят свет в собственных магазинах. Наверное, рождественская атмосфера важнее денег. Наверное, Рождество — единственное время в году, когда деньги неважны.

Телефон гудит в кармане, с карты списывают средства, но я не заглядываю в сообщения. Посчитаем потом, когда вернёмся в нашу большую холодную трёшку на окраине города, где дороги покрыты рытвинами и льдом. А пока везде светят гирлянды, мигают лампочки, на улицах стоят ёлки, которые никто не ворует.

Наш русский сосед говорит, что после Рождества ёлки тут никому не нужны, никто не ставит их на новый год и не держит наряженными до мая. Мама смеётся и утверждает, что хочет здесь жить. Не так-то это просто, тебе придется выучить язык. Я учила его в школе, я даже помнимаю некоторые фразы. Посмотри, как счастливы здесь старики, посмотри, как спокойно ходят по улицам молодые.

В Таиланде, конечно, далеко не так, совсем другой мир. Зато там солнце, вкусные фрукты, океан морепродуктов. Мяукающий рай. Ты вообще слышала что-нибудь о Таиладе в советское время? Могла представить, что побываешь? Мама говорит, что не слышала, что и представить себе не могла, что где-то можно жить настолько беспечно. Но еще удивительнее то, что сын возит её в отпуск, что не надо менять мне пелёнки, что отныне я решаю её проблемы и забочусь о ней.

Я действительно забочусь, хоть и своеобразно. Отключил телевизор, купил ноутбук. Мама неожиданно легко научилась работать на нём самостоятельно и почти ничего не спрашивала. Выкладывает фото в Одноклассники, хвалится перед теми, с кем выросла в одном военном городке. Они не виделись тридцать лет, облысели, располнели. Мама щурится, прилипает к экрану, а я беззлобно ругаю её за гордыню.

И всё-таки мне больше всего понравилось здесь — говорит она, допивая чай в кафе недалеко от набережной Рейна. Не торопись, мама, мы многое ещё посмотрим. Всю жизнь ты видела только хрущёвки, ларьки и станки, кирпич, типографскую краску, холод твоих химических лабораторий. Ты тёрла тарелки ледяной водой и мечтала мыть голову шампунем, а теперь я могу показать тебе свет и додать всё то, что ты на самом деле заслужила.

Я хочу, чтоб она растрогалась, но никак не распознаю ускользающую эмоцию. Стекло бликует и совсем не видно лица. И нет никаких мерседесов, нет никаких смс, я сижу на спальном мешке у магазина одежды, глажу пса и считаю мелочь в картонном стакане. Не будет ни перуанских альпак, ни исландских гейзеров, мне ничего из этого уже не нужно, я лишь поворачиваю книгу к светящейся витрине и радуюсь, что хозяин не выключил свет.

Потому что Рождество, пожалуй, единственное время в году, когда деньги совсем неважны.