Сын

Глава 40

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь

Бетти зашла в переполненную аптеку, взяла талончик на очередь в отдел рецептурных препаратов и нашла свободный стул у стены, где сидели покупатели, которые либо пялились в никуда, либо что-то набирали на мобильных телефонах, невзирая на таблички, запрещающие использование телефонов. Она уговорила врача выписать ей более сильное снотворное.

«Это сильный бензодиазепиновый препарат для временного пользования», – сказал он и повторил то, что она уже и так знала: это опасный круговорот, это может привести к зависимости и не избавит ее от корня зла.

Бетти ответила, что корень зла в том, что она не может спать. Особенно после того, как она осознала, что находилась одна в помещении вместе с одним из самых разыскиваемых убийц в стране. С мужчиной, застрелившим женщину в ее собственном доме в Хольменколлосене. А сегодня газеты написали, что его подозревают также в убийстве жены судовладельца, что он, судя по всему, зашел в случайный дом неподалеку от Драммена и отпилил ей голову. Последние дни Бетти ходила как зомби, полупроснувшаяся, полусонная, с галлюцинациями. Она повсюду видела его лицо, не только в газетах и телевизоре, но и на рекламных плакатах, в трамвае, в отражениях магазинных витрин. Он был почтальоном, соседом, метрдотелем.

А теперь она увидела его и здесь.
Он стоял у прилавка в белом тюрбане или, может быть, просто в повязке на голове. Он положил упаковку одноразовых шприцев и канюль на прилавок и расплатился наличными.

Зернистые фотографии и так называемые газетные фотороботы давали не слишком много информации, но Бетти заметила, что женщина, сидящая на стуле рядом с ней, что-то прошептала своему соседу, указывая на мужчину у прилавка, так что, вполне возможно, она тоже его узнала. Но когда мужчина в тюрбане развернулся и направился к выходу, немного заваливаясь на один бок, Бетти поняла, что снова обманулась.

Пепельно-серое, закрытое, каменное лицо было совершенно не похоже на то, которое она видела в люксе номер 4.

Медленно проезжая в машине мимо больших вилл, Кари нагнулась вперед, чтобы видеть номера домов. После бессонной ночи она приняла решение. Сэм считает, что Кари не стоит так серьезно относиться к работе, если она не собирается там оставаться. Конечно, это правильно, но Кари любила, чтобы во всем был порядок. А это могло затормозить ее в будущем, могло закрыть двери. Поэтому она решила навестить его лично.
Кари остановилась у нужного дома.

Она подумала, не проехать ли через открытые ворота прямо к крыльцу, но припарковалась на улице и пошла по круто поднимающемуся вверх заасфальтированному тротуару. В саду шумела поливалка газонов, а в остальном было совершенно тихо.

Кари поднялась по лестнице и позвонила. Из дома раздался яростный собачий лай. Она подождала. Никто не вышел. Она развернулась, чтобы спуститься вниз, и заметила его. Солнце отсвечивало от прямоугольных очков. Наверное, он вышел из-за угла дома, скорее всего из гаража, двигаясь быстро и бесшумно.
– В чем дело?
Руки его были сложены за спиной.
– Я инспектор полиции Кари Адель. Мне нужно с вами кое о чем побеседовать.
– И что это за кое-что?

Он засунул руки за спиной за ремень, как будто собирался подтянуть свои бежевые брюки и одновременно выпустить рубашку, ведь на самом деле стоял жаркий летний день. Или запихать за пояс пистолет и прикрыть его рубашкой, чтобы не было видно.
– Симон Кефас.
– Вот как. И почему, чтобы поговорить о нем, вы приехали ко
мне
?
Кари покачала головой:
– По его мнению, если я пойду обычным полицейским путем, могут возникнуть утечки. Он считает, что крот по-прежнему среди нас.
– Ах вот как он считает?

– И поэтому я подумала, что лучше будет обратиться прямо к высокому начальству. К вам, начальник полиции.
– Ну-ну, – произнес Понтиус Парр, почесывая узкий подбородок. – Давайте зайдем внутрь, инспектор Адель.
Радостный эрдельтерьер набросился на Кари у входной двери.
– Виллок! Мы об этом уже говорили…

Собака опустилась на четыре лапы и удовлетворилась тем, что лизнула руку Кари, хотя хвост ее в это время вертелся пропеллером. По дороге в гостиную Кари объяснила: ей сообщили, что начальник полиции работает дома.
– Прогуливаю, – улыбнулся начальник полиции, жестом пригласив ее сесть на манящий диван, усыпанный подушками. – На самом деле на этой неделе я должен был уйти в отпуск, но пока убийца на свободе… – Он вздохнул и погрузился в кресло из комплекта с диваном. – Так что там с Симоном?

Кари кашлянула. Прочистила горло. Она думала о том, как подаст свою историю, со всеми оговорками и заверениями в том, что она совершенно не собирается сплетничать, а просто хочет понять, насколько качественно они работают. Но сейчас, сидя здесь с таким расслабленным и дружелюбным начальником полиции, который даже сознался в прогуле, ей показалось более естественным перейти прямо к делу.
– Симон ведет свою игру, – сказала она.
Начальник полиции поднял бровь:
– Продолжайте.

– Мы расследуем дело отдельно от Крипоса, мы с ними не сотрудничаем, а теперь он не сотрудничает даже со мной. И ладно бы только это, но проблема в том, что, кажется, у него есть какой-то план. И я не хочу оказаться замешанной, если окажется, что он делает что-то незаконное. Он сам попросил меня отойти в сторону, прямо заявив, что не собирается следовать правилам.
– Вот как? И когда же это было?
Кари вкратце рассказала ему о встрече у Ивера Иверсена.

– Хм, – произнес Парр, до бесконечности растянув «м». – Плохо. Я знаю Симона, и хотел бы я сказать, что это на него не похоже. Но к сожалению, похоже. А вы сами как думаете, что у него за план?
– Он хочет самостоятельно поймать Сонни Лофтхуса.
Парр зажал подбородок большим и указательным пальцем.
– Понимаю. Кто еще об этом знает?
– Никто. Я пришла прямо к вам.

– Хорошо. Обещайте, что никому другому не расскажете. Вы сами прекрасно понимаете, что дело деликатное. В этом расследовании на полицию направлено всеобщее внимание, и мы не можем допустить, чтобы отдельные личности вели себя непрофессионально.
– Конечно, я понимаю.

– Предоставьте это мне. Сейчас вы уедете отсюда, и мы будем считать, что нашей встречи никогда не было. Может быть, прозвучит слишком драматично, но таким образом вы избавите себя от любых обвинений коллег в распространении сплетен. Подобное может затормозить ваше продвижение.
Затормозить. Об этом она не подумала. Кари вздрогнула и быстро кивнула:
– Спасибо большое.

– Не за что, это я должен поблагодарить вас, Адель. Вы поступили правильно. А теперь возвращайтесь и продолжайте работать. Как говорится, словно ничего и не случилось. – Начальник полиции встал. – На самом деле я спешу продолжить мое безделье, у меня есть только один день, а потом опять все сначала.
Кари поднялась, испытывая радость и облегчение оттого, что все прошло более безболезненно, чем она смела надеяться.
В дверях начальник полиции остановился:
– Где сейчас Симон?

– Не знаю, он просто уехал с места, где сегодня ночью обнаружили труп в машине, и с тех пор его никто не видел.
– Хм. Значит, у вас нет никаких предположений?
– Последнее, что я сделала, – это дала ему список гостиниц, где предположительно может находиться Лофтхус.
– Исходя из?
– Из того, что он расплачивается наличными. Сейчас почти никто этого не делает.
– Умно. Удачи.
– Спасибо.
Кари спустилась по лестнице и уже дошла до поливалки, как вдруг услышала крик у себя за спиной. Кричал Парр.

– Я подумал, мне надо упомянуть об одной вещи, – сказал он, догнав ее. – Судя по тому, что я слышу, нельзя исключать, что в конце концов именно вы найдете для нас Лофтхуса.
– Да? – произнесла Кари, зная, что ее реплика прозвучала самоуверенно ровно настолько, насколько ей бы хотелось.
– И если это произойдет, помните, что он вооружен и опасен. И то, что вам, одной или с коллегами, придется защищаться, будет воспринято с пониманием.
Кари смахнула с лица постоянно падающие на него пряди.

– И что это значит?
– Только то, что порог для использования оружия с целью остановить этого убийцу очень низок. Помните, он уже пытал одного государственного чиновника.
Кари почувствовала приятный дождичек, принесенный порывом ветра от поливалки.
– Хорошо, – сказала она.
– Я поговорю с начальником Крипоса, – произнес Парр. – Может, неплохая мысль сделать вас с Осмундом Бьёрнстадом напарниками в этом деле. Мне кажется, вы одинаково смотрите на ситуацию.

Симон смотрел в зеркало. Годы шли. Часы шли. Он был уже не тот, что пятнадцать лет назад. Он был уже не тот, что семьдесят два часа назад. Когда-то он мнил себя непобедимым. Когда-то считал себя подонком. Он пришел к выводу, что оба утверждения неверны, а он – человек из плоти и крови, у которого была возможность либо поступить правильно, либо позволить низшим инстинктам управлять собой. Но значило ли это, что он, как и любой человек, обладает свободной волей? Разве мы все, получив на руки задачу с одинаковым условием, одинаковыми шансами на успех и одинаковым пониманием того, как выгоднее поступить, не совершаем один и тот же выбор раз за разом? Некоторые говорят, что ты можешь изменить взгляд на вещи, что, к примеру, в твоей жизни может появиться женщина, ты можешь поумнеть и прийти к новому осознанию того, что важно. Да, но только оттого, что важными сделались другие вещи, в задаче изменились всего лишь числа, а считаешь-то ты все равно как и раньше. И свой новый выбор ты будешь повторять раз за разом. Это определено сочетанием химических веществ в мозгу, доступной информацией, инстинктом выживания, сексуальным влечением, страхом смерти, приобретенной моралью и стадным чувством. Мы наказываем людей не за то, что они плохие, а за то, что они совершили неверный выбор, неверный с точки зрения стада. Мораль не была послана нам с небес, и она не вечна, это только правила, пригодные для поддержания благополучия стада. А те, кто не в состоянии следовать этим правилам, этим общепр

Симон Кефас подумал, что сегодня вечером в зеркале он увидел робота. Собранного, сложного, с заключенным в него множеством возможностей. Но все равно робота.

Так за что же он наказывает, этот мальчишка? Чего он хочет? Спасти мир, который не желает быть спасенным? Устранить то, что может приносить нам пользу, хотя мы и не хотим этого признавать? Потому что кто бы смог жить в мире без преступности, без глупых восстаний идиотов, без иррациональности, порождающей прогресс и изменения. Без надежды на лучший – или худший – мир. Вот чертова неугомонность, постоянная потребность акулы перемещаться для получения кислорода. «Вот и хорошо. Давай останемся здесь. Вот так». Но так не бывает.

Симон услышал шаги. Он удостоверился, что пистолет снят с предохранителя.
В дверном замке повернулся ключ.
Шаги были быстрыми. Кто-то спешил. Симон считал секунды, не сводя глаз со своего отражения в зеркале над раковиной в ванной. Мальчишка увидел, что все в точности так, как и при его уходе, подсознательно немного расслабился, стал менее осторожным. Он мог зайти и сюда, но уже выложив имевшееся у него оружие. Симон продолжал считать.

На счет «двадцать» он открыл дверь и вышел в комнату, держа пистолет перед собой.
Мальчишка сидел на кровати.
На голове у него была повязка. Перед ним на полу лежал «дипломат» из шкафа. Он был открыт и заполнен пакетиками с белым веществом. Симону не надо было спрашивать, что это такое. Мальчишка вскрыл один из пакетиков. В левой руке он держал чайную ложку с порошком, в правой – горящую зажигалку. На кровати лежала связка одноразовых шприцев и поднос канюль.

– Кто ширнется первым? – спросил мальчишка.