Страх

37

Ближе к концу дня грозы закончились, уступив место хаотическому нагромождению облаков в небе.
Но стоило взобраться на самый верх береговых утесов Этрета, как хаос приобретал божественную красоту.

Камиль сидела у края обрыва, на огромной нежно-зеленой лужайке, лицом к таинственной игле, образовавшейся в результате веков выветривания. Любовалась этим чудом, которое бросало вызов всем законам природы, и воображала себе романиста Мориса Леблана – как он, сидя на этом самом месте, придумывал приключения Арсена Люпена.
Он рассказывал детективные истории, а она в них жила.
Но эта была самая гнусная из всех, что она знала в своей жизни.

Какая-то часть ее самой злилась на то, что она оказалась здесь и все глубже увязает во мраке, тогда как отпущенное ей время уже сочтено. Надо выражаться яснее: она скоро умрет и зря тратит те крохи энергии, которые ее еще оживляют. Камиль часто задумывалась, что бы она сделала, если бы ей осталось прожить лишь несколько дней. Потратила бы все свои сбережения, отправилась бы путешествовать, открывать великолепные пейзажи, занималась бы любовью с незнакомцами, не стыдясь своего тела, и сказала бы родителям, что любит их.

Ги Брока предоставил ей свое досье. И настоял, чтобы она пролистала папку тут же, у него дома. Но после их совместного обеда она предпочла подышать воздухом, немного прогуляться по улицам, а потом посидеть на краю обрыва.
Просмотрев по диагонали ужасающий отчет судмедэксперта о смерти Жан-Мишеля Флореса, а также отчеты прочих экспертов и фотографии с места преступления, она заинтересовалась заметками самого Брока, в основном касавшимися семьи Флорес.

В ее мозгу постоянно вставали два вопроса: почему были убиты отец и сын Флоресы? И почему смерть Жан-Мишеля обставили такими зловещими декорациями?
Никакой связи между темными делами Даниэля Луазо и ужасными убийствами Флоресов пока не обнаружилось, но Брока был глубоко убежден, что где-то она все-таки существует. И что фотограф Микаэль Флорес, быть может, обнаружил ее, чем и спровоцировал как собственную смерть, так и смерть своего отца.
К несчастью, он не успел довести до конца свои поиски.

Что же такого сделал Жан-Мишель Флорес, чтобы заслужить подобную участь? Он никогда не состоял на учете, никогда не привлекался полицией ни за какие нарушения закона. Зауряднейший гражданин, интегрированный в общество, слившийся с общей массой.
Камиль внимательно пробежала глазами заметки Брока. Жан-Мишель Флорес родился в Париже, отец – испанец, мать – француженка. Большую часть жизни он провел в Париже, где вместе со своей женой Элен владел обувным магазинчиком.

Их сын Микаэль родился в Париже, в общедоступной больнице Ларибуазьер. А месяц спустя Флоресы неожиданно переехали в Онфлер. Согласно заметкам Брока, все, казалось, было сделано в спешке: в этом нормандском городе они купили дом и сразу затем магазин готовой одежды, словно хотели сбежать из столицы как можно скорее.
Камиль внимательно прочитала рукописные заметки Ги Брока:
[…]

Я допросил сестру Жан-Мишеля Флореса. Она вспомнила странное поведение брата некоторое время спустя после рождения Микаэля. Он и его жена, обычно такие открытые и улыбчивые, внезапно сделались затворниками. Жили, отгородившись от мира, а потом закрыли свою лавку и уехали в Нормандию. «Вот так, ни с того ни с сего», – сказала сестра, щелкнув пальцами.

Однако Элен была женщина жизнерадостная. И была очень счастлива, произведя на свет сына. Сестра Жан-Мишеля была в родильном отделении вместе с ним и своими глазами видела, как 8 октября 1970 года родился ребенок. Ребенок, которого они желали больше всего на свете. Жан-Мишель очень любил свою жену. Они знали друг друга больше пятнадцати лет, всегда жили в Париже и регулярно ездили в Испанию, откуда Жан-Мишель был родом.

Не рождение ли Микаэля вызвало разрыв с близкими и их отъезд из столицы? Невозможно узнать наверняка. Как бы там ни было, Жан-Мишель Флорес переехал, чтобы начать новую жизнь вместе с Элен.
Но через полгода она покончила с собой, бросившись под поезд.

Другая подробность, и далеко не маловажная: сестра Жан-Мишеля была убеждена, что ее брат «во что-то ввязался», хотя не могла уточнить, во что именно. Через две недели после рождения сына он попросил у нее крупную сумму денег (больше 30 000 тогдашних франков, что было очень много), поклявшись, что вернет. Но так и не сдержал свое слово
[…].

Камиль закончила чтение, вопросов не убавилось, зато ей стало как-то не по себе. Почему мать покончила с собой после рождения столь желанного ребенка? Чем был вызван внезапный переезд и разрыв с родственниками? И зачем нужны были деньги?
После смерти жены Жан-Мишель остался вдовцом. Горе его подкосило. Он не захотел снова жениться и в одиночку воспитывал своего сына Микаэля, уже не покидая ни Онфлер, ни свой магазин.
А сорок лет спустя отца и сына убили.

Камиль задумалась. Она читала и перечитывала заметки, убежденная в том, что прошлое Флоресов что-то скрывает и что отгадка прямо здесь, перед ее глазами. Быть может, это имело отношение к рождению Микаэля? Разумеется, она вспомнила о маленьком скелетике, о фотографии беременной Марии с двумя монашками. И о семейном альбоме с вырванными листами… Об этой матери, которая никогда не улыбалась.

Но даже рассматривая проблему со всех сторон, она не нашла никакой зацепки, никакой связи с остальным расследованием. Впрочем, на что она надеялась? Над этим делом бились десятки полицейских, однако все, что смогли из него извлечь, умещалось на нескольких страничках…
Но в их руках не было ни скелета, ни альбома, ни фотографии некой Марии. Несмотря ни на что, Камиль продолжила свой поиск. Надо углубляться в прошлое все дальше и дальше. Дойти до самых истоков.

Ее мобильный телефон завибрировал. Она закрыла папку и посмотрела, кто звонит. Борис. Она немедленно ответила:
– Привет, Борис.
– Привет, Камиль. Как погода в Этрета́?
– Откуда тебе известно?
– Я тебя не первый день знаю.

Камиль подняла усталые глаза и помассировала виски. Было всего четыре часа дня, солнце все еще стояло довольно высоко. Большинство туристов сбежали, напуганные яростью грозы или по-прежнему угрожающим небом. Оставались только несколько влюбленных парочек да тех, кто выгуливал своих собак. Против света мужчины и женщины казались фигурками китайского театра теней.

– Обещаю, что все тебе объясню, – сказала Камиль, – но по телефону это слишком сложно. Да, ты прав, я пока не еду в отпуск. Дело бывшего хозяина сердца привело меня к двойному убийству – отца и сына Флоресов, так что я копаю потихоньку…
– Какая связь между Даниэлем Луазо и Флоресами? Особенно если учесть, что они погибли через полгода после твоего донора.
Камиль не хотела признаваться ему по телефону, что носит в себе сердце подонка. Человека, который похитил, а может, и убил двенадцать девушек.

– Их пути пересекались в прошлом, – с трудом нашлась она. – Ты же знаешь, как близко к сердцу я принимаю это расследование.
– Как раз случай это сказать.
– Борис… Я в самом деле хочу поблагодарить тебя за все, что ты сделал для меня.
Неясный вздох на другом конце линии.
– Ладно, – отозвался он. – Угостишь меня обедом в офицерской столовке, когда вернешься.
Камиль слегка улыбнулась:
– Ты заслужил право даже на ресторан. И вдобавок еще на боулинг, если у тебя есть новости о Марии.

– Да, есть, надо было сразу сказать. К счастью, мой испанский не так уж плох. Служащий в тамошней мэрии, с которым я говорил по телефону сегодня после обеда, нашел аж трех Марий, живущих в Матадепере, но только одна-единственная подходит по возрасту. Ее зовут Мария Лопес, сейчас ей пятьдесят восемь лет…
Камиль прижалась ухом к телефону. И пристально смотрела на два далеких неподвижных силуэта внизу, справа от себя.

– По словам этого парня, она всегда была немного слабоумной, – продолжил Борис. – А несколько месяцев назад ее поместили в психиатрическую больницу в Матари, городке километрах в двадцати от Барселоны, потому что она изрезала себя садовыми ножницами. Она так и держала их в руке, когда ее, полумертвую, обнаружили дома. Это тем более странно, если обратить внимание на дату помещения в больницу: пятнадцатое февраля две тысячи двенадцатого года.
Камиль почувствовала, как у нее перехватило горло.

– То есть меньше чем за неделю до смерти Жан-Мишеля и Микаэля Флоресов, – констатировала она удивленно.
– Вот именно. Трудно поверить в совпадение.
Молодая женщина усиленно размышляла. Письмо с фотографией, найденное на ящике со скелетом, было отправлено Микаэлю 27 сентября 2011 года, примерно за полгода до того, как Мария Лопес угодила в психбольницу. Стало быть, они знали друг друга. Быть может, даже встречались.

Без всякого сомнения, стоило увидеться с этой женщиной, попытаться разговорить ее, показать ей фотографии Микаэля…
От этих мыслей ее отвлек голос Бориса:
– Стало быть, после Этрета ты двинешься в Испанию? Готов поспорить. И сколько километров рассчитываешь сделать таким манером?
Взгляд Камиль был устремлен вдаль. Она увидела, что один из двух неподвижных силуэтов ткнул пальцем в ее сторону, а другой стал бодро взбираться к ней, пока не исчез за скалой.

Молодая женщина огляделась. Теперь она была почти одна. Тень, оставшаяся возле тропинки, не двигалась, человек явно наблюдал за ней. Камиль была в этом уверена. Заподозрив неладное, она встала.
– Вынуждена пока с тобой попрощаться. Будем на связи.
– Отлично. Жду твоего следующего звонка. И не через неделю, ладно?
– Ладно. Собственно, Борис…
– Да?
– Конец твоего письма… Он не оставил меня равнодушной. Хочу, чтобы ты это знал.

Она резко прервала разговор, не оставив ему времени ответить. Слова вырвались сами по себе, и она уже сожалела, что оставила маленькое окошко надежды им обоим. У нее нет права на любовь.

Далеко позади нее вновь появился второй силуэт, на краю невероятного поля для гольфа, устроенного вблизи обрыва. Камиль спустилась по травянистому склону и прошла по мосткам, которые вели к отверстию в скале. Достав свой мобильник, сделала вид, будто фотографирует панораму, а сама не спускала глаз с поля для гольфа.
Больше никого. Неужели ей померещилось?

Укрывшись в пещере, она торопливо проглотила печенюшку. Серебристая чайка спланировала прямо перед ней и, заложив короткий вираж, нырнула по направлению к Игле. Камиль проследила за ней взглядом, пока та не села на самом краю обрыва.
Неподалеку послышался шум осыпающихся камешков. Молодая женщина прижалась к каменной стенке в углублении и осторожно повернула голову.
Сердце сильнее застучало в ее груди: Даниэль Луазо просыпался.
Камиль сжала кулаки.

Внезапно круг света на входе в пещеру заслонила тень, похожая на опасное затмение. И стала приближаться к ней, все более тяжелая и угрожающая. Камиль приготовилась нанести удар.
– Кто вы? – спросила она.
Теперь силуэт оказался прямо напротив нее. По лицу незваного гостя по мере его продвижения вперед спускался солнечный луч, высветив его правый глаз. Кружок ясности во мраке.
Они были всего лишь на расстоянии метра друг от друга.
– Меня зовут Николя Белланже.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь