Сначала будет страшно. 7 жизней, которые мне пришлось прожить, чтобы стать настоящим предпринимателем. Сергей Лекторович

••••

Получить доступ

Предисловие редактора

Есть три причины прочитать книгу, которую вы держите в руках.

Причина первая, не главная: это очень интересная бизнес-история, ее можно проглотить за выходные, как хороший детектив.

Причина вторая, более серьезная: это книга – про страну. Тридцать лет постсоветской России, рассказанные почти ее ровесником. 1990-е, 2000-е, 2010-е. Автор рос вместе с ней, поднимался вместе с ней, совершал вместе со страной одинаковые ошибки и, главное, – продолжает развиваться дальше, как и она.

Причина третья, основная: это история, читатель, про тебя. Во всяком случае, если ты претендуешь на то, чтобы называться человеком активным, способным на собственные усилия, победы и поражения. Но пока что-то мешает – наверное, страх. В начале любого дела всегда страшно. Так вот, эта книга – лучшее средство от страха.

Ничего, что мы так быстро перешли на ты?

Как однажды говорил Вуди Аллен: «Мой первый прыжок в неизвестность оказался моим первым прыжком в известность». Потом добавил: «Ты накапливаешь в себе энергию изменения, ты чувствуешь, что в твоем старом теле уже живет новая версия тебя, и, хотя ты толком не знаешь, получится ли у тебя хоть что-то, ты просто прыгаешь».

Именно такой была жизненная тактика Сергея Лекторовича. Он начинал даже не с нуля, а с глубокого минуса. Раз за разом прыгал в неизвестность – менялся сам, менял свою жизнь и жизнь многих людей вокруг. Оказывал влияние на реальность – большую и маленькую.

Реальность маленькая – город Тольятти, в котором Сергей вырос и набрался амбиций. Каким образом мог их реализовать молодой подросток в 90-е годы в бывшем «советском Детройте», городе с надломленной пассионарностью? Конечно, на улице. Сначала длинные волосы, потом панковский ирокез, затем бритый череп ультрас – но даже тогда это не просто подростковая блажь, а первые проекты. Лекторович организовывал акции, драки и концерты радикальных рок-групп из Москвы. Создал свою уличную группировку, сделал ее главной в городе и даже помирил тольяттинских скинхедов с самарскими. Все это требовало умения развиваться, до конца отрабатывая «новую версию себя». Но как только этап был прожит и окончен, Лекторович пошел дальше – в политику. Напоминанием о прошлом стал лишь длинный шрам на щеке.

Прыжок в неизвестность – непростая жизненная стратегия. Первоначально – это дорога кочевника или разведчика, способного, в прямом смысле слова, уйти из привычного и обжитого пространства незнамо куда – за дальний лес, за окоем, за три моря. Сегодня психотерапевты называют это способом «выйти из зоны комфорта». Подобным шагом может быть предпринимательский риск, новый проект, любое непростое дело и личностная трансформация. Ты просто решаешься – и прыгаешь.

Но прыжки бывают разными. Возможно, пока ты молод, тебе подойдет рокет-джамп, «ракетный прыжок» – известнейший трюк в компьютерных играх, когда игрок (вернее, его игровой аватар), желая забраться особенно высоко, на следующий уровень игры, стреляет себе под ноги из ракетомета. Впервые такой трюк появился в Doom’е. Герой придает себе реактивную скорость, теряя некоторое количество «здоровья», но получая возможность оказаться в точке, недостижимой никаким другим способом.

Были ли такие прыжки у Лекторовича? Конечно, так он ворвался в политику. Стал лидером городской ячейки партии «Родина», собирал многотысячные митинги в Тольятти и Москве, защитил от рейдеров крупное предприятие, занимал первые полосы региональных СМИ, делал заявления на «Первом канале», бесил самарского губернатора и только каким-то чудом не оказался в тюрьме.

Но и этот период в какой-то момент был прожит и исчерпан. Лекторович пошел дальше – в бизнес.

Есть еще один важный тип прыжка – «прыжок Наассона». Он описан в Ветхом Завете – один из самых драматических моментов Исхода, бегства сынов Израилевых из Египта. Позади нагоняющая фараонская конница, впереди море, Моисей простирает свой жезл. «И расступились воды. И пошли сыны Израилевы среди моря по суше: воды же были им стеною по правую и по левую сторону»[1]. Но это потом, а первый шаг нужно было сделать в волну, в пучину, прыгнув с нависающего берега. Все боялись, и только Наассон, сын Аминадава, в достаточной степени преисполнился веры. И «когда воды моря уже почти захлестнули его», произошло чудо, и воды разверзлись. Имя Наассон означает «упорный», сейчас в Израиле оно присвоено отряду спецназа.

Совершил ли подобный прыжок Лекторович? Да. Так он менял себя после тюрьмы, в которую все-таки попал. Но не по политическим мотивам, а, как сам признает, вполне заслуженно – из-за собственной глупости и моральной слабости, за то, что, заработав первые серьезные деньги и связи, стал делать большие ошибки – причем не только в бизнесе, но и в жизни.

Тюрьма отрезвила, а полтора года беспрерывного чтения снова перезагрузили его личность. Оказавшись на свободе, Лекторович полностью перестроил бизнес, и сегодня его компания «Инновационные системы пожаробезопасности» (ИСП) самая прогрессивная на рынке. Он построил собственное производство в Тольятти, его продукцию используют Сбербанк, Роснефть, РЖД и сотни других организаций. Доходы компании увеличиваются каждый год почти вдвое – даже в нынешний кризис. Ее противопожарные системы отличаются премиальным качеством, «умом и сообразительностью» – они даже умеют регулярно отправлять своему владельцу эсэмэски. А высокий уровень сервиса ИСП сопоставим разве что с легендарной Zappos.

Но когда наступают зрелые годы и путь в неизвестность кажется все сложнее – какой прыжок мы можем совершить? Что такое прыжок вообще? Разбег, толчок, полет вперед и вверх с последующим приземлением. Причем приземление всего важнее – ведь как бы высоко ты ни прыгнул, если разобьешься, был ли смысл в достигнутой высоте? А правильное приземление можно обеспечить двумя способами – учиться грамотно падать на жесткую поверхность или свято верить в то, что какая-то дружеская сила подхватит тебя и понесет на руках, да не преткнешься о камень ногою Твоею[2].

Возможно, «прыжок кумира» и есть тот тип прыжка, который нужен в зрелом возрасте. Это ныряние со сцены, «stage-diving» – когда фронтмен во время концерта прыгает в толпу в расчете на то, что зрители удержат его и понесут на руках, передавая друг другу. Выглядит красиво, но риск действительно велик, даже если ты звезда мировой величины. Наберите в YouTube фразу stage diving fails – печальных примеров предостаточно. Тем не менее это прекрасный зрелый прыжок, когда ты предполагаешь, что тебя поддержат твои достижения, опыт, команда.

В юности – учиться падать. В зрелости – рассчитывать условия приземления. Будет ли такой прыжок у Сергея Лекторовича? Скорее всего, да.

Освоившись на российском плацдарме, он как раз сейчас готовит прорыв на глобальный рынок – в Европу, Азию, Америку. Потому что его жизненная траектория все та же – вперед и вверх. Лекторовичем движет не только жажда личной экспансии, но и какой-то безбашенный, рок-н-ролльный патриотизм. В этом своем наивном качестве он иногда напоминает реинкарнацию Данилы Багрова, который снова едет уделывать Америку, но теперь уже как предприниматель.

Книга написана от лица главного героя, но вжиться в эту роль нам было адски непросто. Потому что Лекторович невыносим. Работа тянулась два года, мы поменяли несколько райтеров, пару раз серьезно ругались с Сергеем, один раз даже собирались судиться, но снова и снова возвращались к работе. В некоторых эпизодах мы до конца так и не смогли найти общий язык. Его родной город, его друзья детства, его наставники, его команда – темы настолько личные, что каждое слово, произнесенное от первого лица, кажется неверным, неточным, неполным. Тогда в качестве компромисса мы, Лаборатория «Однажды», решили взять эти эпизоды на себя. Написать их в режиме «неавторских отступлений», исследовательских эссе – своеобразных чилл-аутов, куда читатель сможет зайти отдохнуть, когда от приключений неуемного главного героя уже закружится голова.

Почему мы вообще взялись помочь Сергею рассказать его историю и почему все-таки довели свое дело до конца? Потому что она – это история о самом трудном деле в жизни. Для большинства людей невозможном. О том, как менять себя. Смиряясь, но не сдаваясь. Уничтожать ветхую версию собственной личности – ради самообновления и выхода на новый уровень. Раз за разом пересобирать себя заново и двигаться вперед. Делать эволюционный рывок в самые кризисные моменты. Не оставаться самим собой, а становиться самим собой. Быть автором собственной жизни, даже когда эта жизнь настойчиво пытается навязать стандартный сценарий.

Книга не только мотивирует, она еще и имеет прикладную пользу. Лекторович – теперь уже опытный бизнес-практик, реализовавший мечту, которая слишком многим сегодня кажется недостижимой – построить большой, красивый и чистый бизнес, стартовав не в Кремниевой долине и даже не в Сколково, а в Тольятти, далеко не самом прогрессивном городе страны и мира. Сергей готов поделиться своим опытом, знаниями, достижениями, ошибками, чтобы тем же путем – вперед и вверх – мог пройти любой из тех миллионов молодых людей, кто уже накопил в себе энергию изменений, уже взрастил новую версию себя, но пока не знает, что делать дальше. Потому что сначала всегда страшно. И потом тоже страшно. Всегда страшно. Как преодолеть этот страх? Короткий ответ звучит так: просто разбегайтесь и отталкивайтесь от земли. Подробный ответ – в этой книге.

Дмитрий Соколов-Митрич

основатель Лаборатории «Однажды»

Жизнь первая. От ботаника до лидера уличной группировки

Стоять!

По одному взгляду на человека я могу определить, били его в детстве или нет. Крепкий, спортивный, накачанный? Били с большой долей вероятности. Броня не вырастает просто так. Когда-то подростком этот парень скорее всего прошел через испытания, и травматические события сформировали его защитный панцирь.

Я вырос в 1990-е в Тольятти. Для того, кто в контексте, эти несколько слов могут сказать обо мне если не все, то многое. В них не просто факт биографии, а свойство личности – то, что до смерти останется со мной.

Дедушка Витя по папиной линии однажды стоял на балконе и наблюдал, как я пытаюсь разрулить первый в своей жизни конфликт. Какой-то соседский ребенок отобрал у меня синий совочек.

– Отдай совочек.

– Не отдам!

– Но это мой совочек.

– Теперь мой!

Переговоры зашли в тупик. Дедушка прервал мое замешательство:

– Че ты с ним разговариваешь, дай в нос – и всё!

– Как это?

– Да как, пальцы в кулак сожми и дай.

Ну, я и дал. Эффект оказался поразительным. Обидчик совочек мой тут же бросил и побежал за мамой.

Так дедушка Витя научил меня драться. Для мальчика из Тольятти навык отнюдь не бесполезный.

…Однажды во время перемены я сидел и читал книжку, а по проходу между партами шел главный на тот период агрессор в классе (их обычно на каждый класс бывает по два, два основных хулигана) – шел и всем давал подзатыльники. А я сижу, учу и слышу – там движуха какая-то. И думаю – если до меня дойдет, я его убью сейчас. Такая недетская, но на самом деле именно детская мысль. И – бах! – мне прилетает.

Никакого вкуса к дракам я тогда еще не испытывал, шумных толп сторонился, все учителя называли меня домашним мальчиком и ставили другим в пример.

Я вскочил и побежал за ним по партам. Он, смеясь, перепрыгивал с одной парты на другую, пока не остановился на последней, развернувшись ко мне.

– Ну что? Куда бежишь придурок?

От удара ногой в живот он не успел договорить последнюю фразу и, скорчившись, полетел с парты вниз на пол, к детским шкафчикам с одеждой, которые располагались у нас прямо в классе.

Я смотрел на него сверху вниз и не знал, что будет дальше.

Было одновременно и радостно, и страшно.

Радостно от того, что я смог победить «непобедимого».

Страшно от того, что не знал, чем теперь это обернется.

Тут я увидел, что из его глаз пошли слезы. Он встал. Взял свой рюкзак и убежал с уроков домой.

Для меня это был первый мальчишеский урок – победы над своим страхом, кто бы его ни спровоцировал и каким бы ужасным поначалу он ни казался.

Спустя годы в одной из книг по психологии я прочитал про живущих в нас внутренних драконов, которые не дают нам действовать и останавливают нас перед лицом неизвестности.

Мой первый дракон был убит там.

А дальше история повторялась.

Хулиганы, гопники, бандиты, прибандиченные милиционеры – все это закрутилось в калейдоскопе событий, реальность словно проверяла меня на прочность.

Наша семья, как и многие другие в те времена, была в городе пришлой и по местным меркам подчеркнуто интеллигентной.

Мама через раз выходила из набитого суровыми заводчанами автобуса в слезах – просто оттого, что улыбка и просьба «Подвиньтесь, пожалуйста!» в автобусах не работали. Долго не могла привыкнуть, что в Тольятти доброжелательность принимают за слабость. Неласковый нрав горожан она, будучи врачом, объясняла болезнями из-за химических выбросов многочисленных производств. Поэтому все терпела и всех жалела.

Отец знакомился с городом на службе в Следственном управлении. Количество грабежей, разбоев, квартирных краж и особенно угонов автомобилей гарантировали ему почти круглосуточную работу много лет подряд. Возвращался домой он обычно в десятом часу вечера и стучал на машинке обвинительные заключения до поздней ночи. На кухне, чтобы нас не будить.

Квартиру мы получили в 16-м квартале Автозаводского района на одной лестничной площадке с семьей, дочка у которых была наркоманкой. Через несколько месяцев эта квартира превратилась в настоящий наркопритон. Брошенные шприцы на этажах и лестницах, сигаретный дым и толпы не самой благополучной молодежи по вечерам.

Однажды в детскую площадку, во дворе моего друга Арсения, въехала иномарка, за рулем которой сидел только что расстрелянный водитель.

Мир вокруг казался не самым безопасным для рано повзрослевшей девочки, приехавшей в город из деревни, – моей маме, а это передавалось и мне.

Мы жили на две зарплаты бюджетников с обостренным чувством справедливости. Я рос серьезным и домашним мальчиком. В три года переболел геморрагическим васкулитом и потому пропустил детский сад с сопутствующими радостями ранней социализации.

Предпочитал уличной песочнице игру на ковре в гостиной.

Одиночество не тяготило, мама не боялась оставить меня одного, если нужно было срочно бежать в больницу.

Я собирал конструкторы, разглядывал географические карты, играл сам с собой в шахматы, легко справлялся с домашними заданиями и много читал. Жизнь явно готовила меня к карьере типичного ботаника.

На этом пути были некоторые затруднения. Например, когда я носил длинные волосы и выходил на улицу – тут же становился мишенью. У каждой второй лавочки тебя тормозят местные молодые люди, несогласные с твоим текущим мировоззрением. Ты живешь с постоянной угрозой физической расправы, каждый день – вызов. Тольятти времен моей молодости – это город с очень низкой толерантностью. При этом по численности размером с два Цюриха и экономикой на порядок более слабой. Почему? В том числе и из-за агрессивной социальной среды.

Таким образом, запускается механизм самообороны, у тебя возникает бесконечная потребность самоутверждаться и постоянно себя побеждать. Это сублимация духовного роста в нездоровых обстоятельствах, через культивирование внутренней силы. Ты увеличиваешь толщину своего панциря, защиты.

Впоследствии у меня ушло десять лет на то, чтобы избавиться от этого панциря и вернуться к себе самому.

А если бы Тольятти был более толерантным, возможно, я бы нашел свое предназначение гораздо раньше, уже в двадцать лет занялся бы бизнесом, сейчас прошел бы огромный путь, вырастил в своей компании многих классных специалистов, заплатил бы на порядок больше налогов, принес бы своей стране больше пользы.

В прошлом году я был на лекции Ричарда Флориды, американского экономиста, автора теории креативного класса. У него есть такое фирменное высказывание: чем больше в обществе сексуальных меньшинств, тем лучше развивются культура и экономика. Естественно, у меня эти слова поначалу вызвали внутренний протест. Но потом Ричард перешел к аргументам. Он вовсе не утверждает, что именно меньшинства – движущая сила экономики. Просто, по его мнению, есть прямая зависимость между количеством гомосексуалов, богемы, с одной стороны, и творческих личностей, с другой. Но и то, и другое не причина, а следствие – результат жизни в развитой толерантной среде, которая, конечно, благотворна для креативного класса, а значит, и для экономического развития.

Конечно, из этого вовсе не следует, что по телевизору нужно пропагандировать однополую любовь. Есть две крайности. С одной стороны, убийственная нулевая терпимость, с другой – безграничная терпимость, которая тоже ведет к разрушению культуры и катастрофе. Зона развития – где-то посередине.

В общем, жизнь в таких городах, как Тольятти 1990-х годов, навязывает ложный выбор: или ты, или тебя. В результате у меня ушло много времени, чтобы вернуться к себе самому.

Потерянные ли годы, которые я потратил на то, чтобы избавиться от выстроенной защиты? Не думаю. «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Может быть, не пройдя этого «лишнего» пути со всеми его глупостями и трудностями, ты не получишь нужного результата.

Специальное лицо

– Сережа, а почему у тебя лицо такое странное?

– Я с улицы, мам.

– И?

– Это специальное лицо для улицы. Сейчас перестроюсь.

Однажды, уже в средней школе, нашего друга избили гопники на мотоциклах, из частного сектора.

Надо было что-то делать.

– Я их знаю – шпана с полтинника. Там их человек пятьдесят на пятаке тусит. Отморозки те еще, – сказал кто-то из наших.

Но оставлять это было нельзя.

Избить нашего пацана на нашей же территории – круче, чем выиграть в драке. А для нас означает капитуляцию и потерю самоуважения.

Мы решили, что точно должны отомстить.

Купили бутылку портвейна, выпили ее для храбрости и впятером поехали к сельским на автобусе. Наломали палок от местных заборов и лавочек. Одного отправили на разведку. Вернувшись, он сказал: там человек тридцать. Точно не справимся.

И тут неожиданно из-из угла прямо на нас выехал мотоциклист из числа неприятелей.

То ли от страха, то ли от безысходности я бросился на него, сбил с мотоцикла, и мы все толпой с бешеными криками рванули в переулок, изо всех сил размахивая палками.

«Убью! Порву! Твари! За Родину!» – орали мы во все горло, видимо, насмотревшись фильмов про Красную армию, и эти крики слились в звериный рев.

Вдруг произошло то, чего мы не ожидали.

Толпа замерла, через мгновение зашевелилась, и «блатная» молодежь бросилась бежать.

Мы били их, не встречая сопротивления. Только к нашему крику присоединились и их – от боли.

Из домов начали выходить родители, взрослые и кричать: «Что здесь происходит?» Я объяснил, что мы восстанавливаем справедливость, так как они избили нашего друга. Кто-то из взрослых сказал: «Бросайте палки, парни, никто вас бить не будет». Мы были неопытные и взрослым поверили, разоружились. А те просто взяли и ушли.

Нас тут же окружили. Ситуация на грани. И вдруг, удивляясь самому себе, я зарычал:

– Кто старший? Бригадный кто есть?

Откуда взялись слова в тот момент? Не знаю. Видимо, сработал какой-то инстинкт. На бригады тогда делился весь город, это были бандитские группы, вербовка в которые начиналась с малолетства. Иметь там завязки считалось по-настоящему пафосно – и почти у всех дворовых пацанов в бригадах были либо родственники, либо знакомые. Но я, домашний в общем-то мальчишка, сын врача и милиционера, ни с одним из них не был знаком.

Из толпы ко мне вышел какой-то шпендель: «Ну, я».

Мы отошли за угол. Поговорили. Обсудили все по «понятиям» – получалось, что в той ситуации его ребята оказались неправы, били по беспределу, без причины. И он это подтвердил.

Мы пожали друг другу руки и назад вернулись уже товарищами.

А потом до позднего вечера сидели в переулке на бревнах, обсуждая городские подростковые истории под гитару и самогон.

Ситуация на улице стала понятна. Но и в физматшколе, куда меня перевели родители, – одной из лучших в городе – правила оказались теми же.

Мои родители хотели как лучше. Они считали, что хорошая школа – подходящая среда для пятиклассника, читающего учебники по радиоэлектронике. Поэтому я сдал экзамены и поступил в нее.

Не думайте, что травят только слабаков. Они мало кому интересны, разве что чуть менее слабым. Потенциальных конкурентов, претендующих на лидерство, травят гораздо чаще – больше драйва и интриги. В том 6 «А», где я оказался, были сильные ребята одного социального круга, они пробовали меня, чужака, на зуб. Я ходил в школу как на войну. Чтобы отстоять свое место, мне понадобилось года полтора.

Опыт травли – это всегда история про потери и приобретения. Я заработал авторитет, но потерял внутренний суверенитет. В какой-то момент мой защитный панцирь начал работать автономно. Он стал управлять мной, а не я им.

Мои вчерашние враги говорили: «Серега теперь наш друг, он этого добился». Но было уже поздно – меня понесло. Ботаник во мне умер, и его место занял кто-то другой. Наверное, тогда я и принял решение, что больше никогда не хочу оказаться в слабой позиции. Тренировал идеально прямую осанку и учился не отводить взгляда. Не могу сказать, что этот выбор был однозначно правильным. Но тогда я его сделал.