Руки Бога

 Я иду по городскому парку и дышу его голосами.
Я медленно вдыхаю музыку и выдыхаю радостный визг малышни.
Тихий гул карусели - вдох, похожие на печатную машинку выстрелы в маленьком тире - выдох.
На секунду я вижу себя маленькой. Останавливаюсь и смотрю по сторонам. На той карусели мы катались с моим братом. А на этой скамейке нас ждали мама, папа и старшая сестра.

Мне хочется получше рассмотреть мои воспоминания и я сажусь на скамейку. Около меня громко бегают дети. В каждом из них я вижу Ваню, своего брата, маленького старшего сына... От них пахнет счастьем и жизнью. Я улыбаюсь и закрываю глаза.

Моему сыну 2 месяца. Завтра нас выписывают. Мы едем домой.

Я пытаюсь навести порядок в своей памяти. Нужно аккуратно сложить всё, что произошло со мной за последние полтора месяца.

     глава III

-Как сына назвала?- заведующая отделением большая и красивая. Смотрит на меня с улыбкой. Мне рядом с ней надёжно и спокойно.

-Ваня. - тихо говорю я.

-Это правильно. Иван-твёрдое такое имя. Основательное. Они живучие - Иваны.

Её слова для меня - райская музыка.

Она ведёт меня в подвал и говорит, что "дом старый, ни хрена никому не надо, мамашки лежат в нечеловеческих условиях, а куда им деваться? - у них тут самое бесценное - крохи умирающие".

Я иду по подвалу и на ходу спрашиваю себя - готова ли я спускаться ещё ниже, чтобы дотянуться до своего сына? И отвечаю – «да, готова».

- Мамы отдельно, дети отдельно. Мамы кормят детей каждые три часа, в остальное время делают, что им вздумается. - Она смотрит на меня и в глазах я вижу жалость. - Ну чего ты? Не дрейфь, старушка! Дома же и стены помогают! А это и есть наш дом. Знай, у Бога рук нет. Мы и есть Его руки. Так что давай, переодевайся и дуй в цедилку!

Это так прекрасно - знать, что ты дома, рядом твой ребёнок и его держит на руках Бог...

...Посреди серого подвала с низкими потолками, счастливая женщина снимает с себя одежду и радостно напевает: -Дуй в цедилку, дуй в цедилку, ду-у-у-й в це-ди-и-и-и-и-лку!...

***

Мы в новом корпусе, ура!

У нас маленькая прозрачная комната и мы вместе.
В соседнем боксе лежат мальчик и девочка. Одни. От них отказались мамы. У девочки врождённая патология кишечника и на вторые сутки она умирает.

Я прижимаю к себе спящего Ваню и сквозь стеклянную стену вижу, как, закрыв лицо руками, рыдает медсестра Оля. В палатах, обнимая детей, мамы затихают от страха и слёз.

Мой мальчик теперь умеет есть сам. Нам снимают зонд. Каждый набранный грамм – маленькая победа. Нет, огромная победа. Обычный ребёнок – ест, спит и почти не плачет.

«Я задыхаюсь от нежности, от твоей- моей свежести..» - шёпотом пою я ему и слышу, как под подушкой звонит телефон. Мамин голос в трубке говорит спокойно и твёрдо. И от этого ещё страшнее.
Я кладу спящего ребёнка в кроватку и выхожу в коридор.

-Оля, покормишь Ваню? Мне очень нужно уйти. У меня умер брат..

Мы с мужем заходим в палату, где на кровати лежит мой младший брат. Рядом стоит мама. Не плачет. У окна сестра и её муж. Мама разговаривает с сыном и гладит его по лицу. Я смотрю на маму и почему-то чувствую себя предательницей – мой сын выжил, а её нет.

Эти мысли приводят меня в отчаянье.

Вернувшись в больницу, я понимаю, что молока у меня больше нет.

В маленькой часовне идёт отпевание.

«Мама, мамочка, родная моя! Мне совсем нечего тебе дать.. Весь огонь я отдала маленькому мальчику, у меня ничего не осталось, совсем ничего.. Прости меня..»

С кладбища мы с мужем едем в больницу. Город стоит в пробке. Я выхожу из машины и иду пешком. Слёзы не вытираю. «Плачь! Не смотри на людей. Просто плачь»…

Я снимаю с себя чёрное платье. «Что это? А, молоко? Ну, здравствуй. Хорошо, что вернулось».

 ***

Оля заворачивает Ваню в новый конверт. Мы обнимаемся и она плачет. От радости, наверное.

Все наши хранители выходят, чтобы пожелать нам никогда больше не возвращаться в эти стены. Мне хочется поцеловать им руки, но я теперь стесняюсь.

Я сажусь в машину, убеждённая, что вернулась в свой старый мир.

ВОЙНА МИРОВ

Почему человек всегда верит, что поменяв декорации своей жизни, он тем самым меняет и саму жизнь? Почему, покидая больницу, я была уверена, что все свои битвы я уже выиграла? Я искренне думала, что отвоевав у смерти своего ребёнка, я заслуживаю безмятежного материнства и тихого отдыха. Ведь я ни секунды, ни одной самой маленькой секундочки не сомневалась, что самое страшное в нашей жизни уже позади..

         глава IV

 «Почему ты не радуешься?» - спрашиваю я у себя.

Потому что мне здесь плохо.

В этой квартире я не жила ни одного дня. Мы сняли её, когда я была беременна. В первую же ночь после переезда, меня на скорой увезли в больницу, где я провела почти 5 месяцев. Это был чужой и незнакомый мне дом.

«Но ведь это такая ерунда, по сравнению с тем, что твой сын жив! Тебе не привыкать жить в съёмном жилье, устроишься, обживёшься».

Да, обживусь. Но это не главное. Мне страшно от того, что я хочу обратно в больницу. За два бесконечных месяца я научилась жить в комнате со стеклянной бронёй. Я смотрю на мужа и понимаю, что хочу видеть на его месте медсестру Олю и врача Ирину Ивановну. И я упорно снимаю халат перед входом в комнату и долго ищу ему место. Так же как и себе... Я чувствую себя солдатом, который давно вернулся с фронта, но никак не найдёт в себе силы, снять с себя шинель..

Я застряла между мирами.

Держа сына на руках, я успокаиваюсь.

"Ничего не бойся, я справлюсь"- беззвучно обещаю я ему.

Ваня отъедается, на прогулке крепко спит, быстро набирает вес, ночью почти не плачет. Педиатр ребёнком довольна, невролог не сомневается, что к году от недоношенности не останется и следа. Я привыкаю к новой квартире и больше не вспоминаю про больницу. У нас есть ровно два месяца передышки, но мы об этом ещё не знаем...

Всё меняется в один день. Мгновенно.

Сегодня Ване 4 месяца. Он отказывается от еды, не может спать даже на руках и непрерывно кричит.

В панике я вызываю врача.

- Странная Вы женщина! - врач смотрит на меня, как на дурочку. - Нормальный, здоровый ребёнок. Зубы, живот, магнитные бури-всё, что угодно может беспокоить ребёнка.

Я успокаиваюсь, но странное новое чувство заставляет меня замирать на ходу: - Что-то не то.. Что-то не то..

Ване 6 месяцев. Он по-прежнему не спит, плохо ест и всё время кричит. От этого крика я схожу с ума. Когда он засыпает, я сажусь на кухне и плачу. На большее сил у меня нет.

- Что с моим ребёнком? - спрашиваю я у врачей. Но они уверяют меня, что массаж и ванна с валерьянкой – это всё, что нужно сейчас моему сыну.

- Ему полгода, он плохо держит голову, не сидит, не берёт игрушки. Разве это нормально?

Но они продолжают утверждать, что для недоношенного ребёнка это вариант нормы.

«Что с моим ребёнком, Господи?»

Я больше не могу выносить этот кошмар. Я знаю только одно место, где мне смогут помочь. И я одеваю ребёнка и везу его туда, где живут ангелы. Туда, куда нам так желали никогда больше не возвращаться…

Лучший детский невролог пишет заключение. Я одеваю Ваню.

- Можно начинать оформлять инвалидность. – не отрываясь от письма говорит врач.

Я продолжаю одевать ребёнка и, не поднимая головы, тихо спрашиваю:

- А зачем?..

И как же страшно от того, что ответ мне хорошо известен.

Врач кладёт ручку и поворачивается ко мне.

- У него детский церебральный паралич. Мы, конечно, сейчас начнём его колоть. Положим в наше отделение. Но только всё равно, на будущее утешить мне Вас нечем.

У меня в голове туман. Вата. В голове, в ногах.. Я даже не слышу, как плачет Ваня.

- И ещё. Сядьте. – она смотрит на меня так внимательно, что я понимаю – сейчас она скажет что-то такое, от чего я закричу. Или ударю её.

И она говорит..

-Дальше вам будет очень трудно. С каждым годом всё труднее. Ваш ребёнок не сможет ходить, говорить. Я могу Вам помочь быстро оформить бумаги для передачи ребёнка в спец. учреждение.

Господи, что она несёт? Неужели она не видит, КАК я люблю своего ребёнка? Зачем она это говорит?.

Я держу Ваню так крепко, словно эта женщина может отнять его у меня прямо здесь, в этом кабинете.

Я выхожу в коридор.

«Что мне делать дальше? Жить? А как жить? Что говорить людям, мужу? Я совсем ничего не знаю, кроме того, что люблю этого ребёнка! Господи, не оставляй меня…»

Я стою посреди пустыни с больным мальчиком на руках. Солнце выжигает мне глаза, но мне больше нечем их закрыть.