Россыпь в Игарке

🔥Мы профессиональная команда, которая на рынке работает уже более 5 лет и специализируемся исключительно на лучших продуктах.

У нас лучший товар, который вы когда-либо пробовали!

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ (ЖМИ СЮДА)<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

_______________

ВНИМАНИЕ! ВАЖНО!🔥🔥🔥

В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ, в поиске НАС НЕТ там только фейки !!!

_______________

Игарка. Конечно, Игарка. И никак иначе.

Россыпь в Игарке

Купить через гидру Конопля Костанай

Спроси сегодня, знаешь ли ты Игарку, молодые припомнят распространённый в интернет эпизод, как вахтовики пытались сдвинуть с места примёрзший к грунту самолёт в аэропорту. А люди постарше помнят, что Игарка была обозначена на всех картах мира. Бывало, и небольшая карта, и оба на ней полушария, а Игарка всё-таки на ней есть. И книги про наш город писали. Некоторые известны меньше. Московская писательница Ирина Левченко Герой Советского Союза, участница Великой Отечественной войны, в послевоенные годы выпускница двух военных академий, подполковник запаса. Она была весьма популярна среди читателей в нашей стране в шестидесятые годы как автор и военных повестей, и художественных произведений о героях созидательного труда. В мирное время она успела побывать во Вьетнаме, охваченном войной с Америкой, даже усыновила вьетнамского мальчика Чан Зыонга, оставшегося сиротой после смерти в войне родителей. Конечно, она никак не могла остаться в стороне, когда услышала весть о большом пожаре в Игарке в июле года. Прилетела в наш город, встречалась с очевидцами пожара, и с теми, кто приехал помогать восстанавливать город. Сегодня его можно найти в библиотеках, либо заказать букинистическое издание в интернете. Спасибо Вам за то, что вы трудом мужественным и созидательным даёте вдохновенье и счастье писать о вас. Ирина Левченко Названия конкретного города не указано. Енисей соответственно Есень, а Курейка — Сурейка. Придуманное Ириной Левченко для города имя Яруга на мой взгляд, менее благозвучно, но, судя по звучанию слова и его окончанию, остаётся городом с женским именем. Впрочем, есть у автора и прямые подсказки об Игарке. В нём-то уж точно история нашего города тридцатых годов. Действительно, была в Игарке шестидесятых комсомольским вожаком молодёжи Светлана Рунова. И местом её предыдущей работы — была научно-исследовательская мерзлотная станция, в одном из коридоров которой были видны срезы вековых деревьев. В название романа вынесен жизненный лозунг Светланы. В книге он Виталий Сергеевич Чередниченко. Батурины — тоже известная в Игарке фамилия. Возможно, писательница встречалась, думаю, не могла не встречаться с моей классной руководительницей — учителем литературы Лидией Фёдоровной Батуриной. Город делится на две части: Старый город и Новый. Между ними — лог, отделяющий одну часть от другой, и построенный мост через пересыхающий летом ручей, становящийся в период вскрытия протоки полноводной рекой. Так и было в моём детстве. В книге же главное предприятие в Яруге — лесокомбинат, на нём биржа пиломатериалов. Стеллажи, ящики, рамы делались в Яругстрое. Как погода позволит, высадим рассаду в клумбы около домов. Пусть Яруга зацветает. В теплицах уже зеленеет рассада. В Яругском педучилище хорошие условия. Всё бесплатно. В шестидесятые полёт до Красноярска длился шесть часов. В детстве я любила плыть в отпуск на пароходе. Возвращались обычно уже самолётом. Гладкие металлические лавки вдоль бортов, неуютные и холодные. Когда самолёт взлетает, приходится держаться обеими руками, иначе, как на детской горке, соскользнёшь по лавке в самый хвост. Другое дело в кабине лётчиков. Здесь и уютно. Отсюда и обзор, что называется круговой. Внизу далеко и широко разлапилась тундра: коричнево-бурый мох, множество озёр с протоками. Пройдёмся по городским улицам. Одному из героев романа комсомольцу Алексею Рудакову было поручено обойти десять домов по улице Горького, определить, все ли ребята посещают школу. Игарская улица Мира, переименованная впоследствии в улицу Бориса Лаврова — одного из первых руководителей строительства города и репрессированного, в реальности в новой части города. И все идут в одну сторону — к большим воротам лесокомбината. Всю ночь тут горят звезды. Земные, ярко-алые. И горят они тоже в зачёт земных дел: выполняет завод план — зажигается его звёздочка. В начале шестидесятых проходная игарского лесокомбината находилась на улице Шмидта. Дом крепкий, двухэтажный, довольно просторный. На втором этаже исполком и городской комитет партии. На первом — горком комсомола. У крыльца ящик с песком, со всех его четырёх сторон — скамеечки. В Яруге, городе сплошь деревянном, на улицах курить воспрещается. В действительности так, до переезда в новое здание в первом микрорайоне, горком партии, исполком горсовета и горком комсомола располагался на центральной улице новой части города — улице Карла Маркса. Горком — в новом. Лог — широкий — по верхнему обрезу метров восемьсот. И глубокий: весной его заполняют воды Есеня, и тогда речники заводят сюда свои баркасы, буксиры, лоцманские катера — здесь спокойней в половодье. Зимой не пройдёшь — снегу много, утонуть можно. Из Старого города в Новый ведёт узкая — двум машинам едва разъехаться, — выстланная досками дорога. Она петляет от управления комбината, мимо Восточного города есть такой в Яруге — общежития сезонников , огибает биржу пиломатериалов, круто спускается вниз на единственный мост — тоже деревянный, минует сквер, школу, Интерклуб, проходит по улице Шмидта и ведёт почти до горкома. Всё в Яруге деревянное: и дома, и мостовые, и тротуары. Лишь у самого горкома пересекаются две настоящие бетонированные улицы — одна идёт к причалу, другая — улица Энгельса, главная магистраль Нового города, кончается уже на самой окраине, там, где совсем было пусто и голо, а сейчас строится будущее Яруга — первые кирпичные дома. Красивейший вид открывается отсюда на Есень. Не менее узнаваемы, чем сам город, природа, его окружающая, климат и те природные явления, которые жизни в Заполярье не просто придают экзотики, но и выкристаллизовывают характер северян, делают их мужественными, стойкими, но, в то же время, чрезвычайно отзывчивыми и доброжелательными. А на дворе черным-черно. Не первую зиму зимует Ветка в Яруге, но никак не привыкнет к долгой темени, перемежающейся короткими сумерками. В декабре — январе — и того нет: круглые сутки чёрная ночь. Такая чёрная, что, кажется, вдыхаешь в себя не обыкновенный воздух, а стылую черноту. Сугробы намело огромные. Кое-где жители отгребают снег, и он белыми бастионами стоит вокруг домов. Иные ленятся, прорубают лишь узкие проулочки к крыльцу и длинные коридоры к окнам. Дома словно разбухли, потолстели. Не дом, снеговая гора под железной крышей. С крыш снег сбрасывают обязательно: не сгребёшь — продавит… Толстые дома-снеговики стоят как стены древнего лабиринта. В узких проулках, ведущим к подъездам, фонари, мерцая, расплываются, будто тают в морозной дымке. Жёлтым отсвечивают квадраты окон в снежных коридорах-штольнях. А ветер, колючий и злой, гудит в сугробной улице-трубе. То ворчливое бу-бу-бу, то взвоет неведомым голосом сердито, грозно и, затерявшись, заблудившись в домах сугробах, поскулит тоскливо, потом смолкнет. И умчится за Есень — там простор, есть где разгуляться. Говорят, кто однажды перезимует в Заполярье, останется там сердцем навсегда, полюбит этот суровый край. Дальше смена зим будет проходить менее болезненно и почти стремительно. Видимо, Ирина Левченко, собирая материал для своего романа, пережила и полярную ночь. Но, скажу я вам, невыносимая тоска и безнадёжность наваливается на вас в этот самый трудный на Севере период времени года с декабря по февраль. Даже горящие круглые сутки уличные фонари не вселяют радости. У Левченко общая картинка зимнего полярного дня передана правильно, а характерное чувство безысходности в описании зимы отсутствует. Видимо, было не в тему с показом героики труда. Зато удача увидеть северное сияние на небе — самое позитивное, что может озарить жизнь зимовщика и наполнить душу оптимизмом. Оно становилось всё ярче и внезапно, засветившись ослепительно, распалось, раскинулось в радужную дугу. Из световой дуги выбросились переливчатые лучи. Поначалу невысокие — как всплески, они вырывались всё выше и выше, рассекая черноту, и вот уже, кажется, горят, мерцают, плещутся миллионы сплетённых разноцветных огней. Появление в марте солнца, его проникающие сквозь небесный туман лучи — как надежда, что всё в жизни будет гораздо лучше, придёт весна, а с ней ледоход и навигация — самое ожидаемое событие, потому в памяти и сохраняющееся, сколько бы лет ты не наблюдал этот интригующий и всегда неожиданный момент вскрытия реки. Ветка с утра пораньше успела сбегать на протоку. Из всех времён года она больше всего любила весну. Не за теплеющие изо дня в день солнце, не за свежесть первых коротеньких ростков травы и маслянистую пахучесть раскрывающихся почек. Первый наивный цветок подснежника не вызывал у неё восторженного умиления. Ветка любила наблюдать, как просыпается река. Поэтому любила она не просто весну, а те весенние дни, когда начинает трещать скучный посеревший лёд и река, поднимаясь всё выше, как бы делает глубокий вдох полной грудью, набирает силы. Сплошное ледяное поле, покрытое утоптанным снегом, где ещё вчера проходила автомобильная дорога, разрывает хитроумная сеть трещин. Река выворачивает огромные льдины, умытые, отливающие полированно-перламутровой сине-зеленью. Холодные кубы, параллелепипеды, тетраэдры громоздятся друг на друга, и эти причудливые нагромождения отсвечиваются серебристыми на ярком солнце зеркалами, разбрасывая вокруг солнечных зайчат, а к вечеру мерцают глубокой прозрачно-льдистой голубизной. Они ещё цепко держат реку-великана. Но великан уже набрал силы, вот-вот наступит мгновение — глубокий выдох с облегчением: наконец-то! У игарчан весьма популярен анекдот. Жителя нашего города, выбравшегося летом в другой город, спрашивают:. Действительно, лето может быть холодным, дождливым, а иногда таким жарким, как и в южных краях. На термометре — тридцать… Жара на улице и духотища. И Есень зовёт. Вода в Есене в самые жаркие дни холодная… Договорились идти купаться. Самое лучшее место — около пионерского лагеря. Ничего, что туда добрых пять километров. По бетонке за кирпичными красными домами — они на днях будут заселяться — мимо строящегося больничного городка в рощице тонких северных берёз, а там рукой подать. Зато как широк в тех местах Есень. Семь километров ширины, переливчатой на солнце. Быстрый Есень, обманчива его раскидистая тихая ширь. Градообразующее предприятие в реальном городе Игарке и вымышленном, художественном — Яруге — лесопильно-перевалочный комбинат. Ни зимой, ни летом не могла она равнодушно пройти мимо, потому что с моста открывался обзор величественной панорамы биржи пиломатериалов — штабельного городка. Его ровные квадраты улиц и проулков нравились Ветке строгой простотой и организованностью. Да и как не радоваться: штабеля биржи — сердце Яруга. О том, как зимой, всю зиму рабочие в мороз и в метель отрывают от этой горы те же — в три обхвата — брёвна, смёрзшиеся и звенящие, как отпаривают древесину в огромных чанах и как слабенькие на вид девушки управляют пилорамой. В Яруге настали тёплые солнечные дни. Снег растаял даже в самых затенённых дворах. А под штабелями он всё ещё стыл слежавшимся комом. Штабеля досок уложены на специальном настиле, возвышающемся на метр над землёй, на подпорках. Доски уложены решёткой, как классический пионерский костёр: ряд долевых — ряд поперечных, с просветом для продува. Скоро навигация. Лето обещает быть тёплым. Солнышко и ветер обсушат готовые для отправки длинные восьмиметровые доски. Если снег не выбрать из-под стеллажей, он ещё долго продержится, до новой зимы. Эти впечатления и у меня от неизменных субботников и воскресников, когда мы приходили помочь работникам комбината очистить от снега подстопные места, так называлось основание у штабеля. Яркие лучи солнца высушивали поверхность. Биржа была готова возводить новые штабеля, чтобы успеть до начала навигации просушить свежераспиленные доски. Открытие и закрытие лесоэкспортной навигации — в городе всегда праздник. Ирина Левченкео тоже уделила внимание этим судьбоносным для города событиям, скорее всего, ей удалось и поприсутствовать на проводимых на погрузке митингах по этому поводу, с обязательными выступлениями руководителей и рядовых стивидоров, капитана морского судна, виновника торжества. Апофеозом митинга был подъём либо спуск флага навигации, доверено это действо всегда было лучшему бригадиру погрузки форману, на английский манер. Издавна сложилась традиция: чуть не всем городом встречать первый корабль, открывающий навигацию, и провожать последний. Последний никогда не бывает один. Потому что последние уходят уже через лёд, на каждый лесовоз ледоколов не напасёшься. Чтобы убедиться, нужно увидеть, как ледокол выводит караван огромных океанских судов-лесовозов, следующих за ним в строгой кильватерной колонне. Причудливы названия иностранных судов, Но интереснее знать, откуда они прибыли. На корме обычно указан порт приписки: Берген, Лондон, Копенгаген, Гамбург. Читаешь, и словно весь мир проплывает перед твоими глазами. Весь мир приходил с поклоном в Яругу за знаменитой ангарской сосной. Счастливого пути! Мне часто снится этот сон. Я иду по улицам нашего города, по той самой его части, которая сгорела. Миновали разлапистое здание Интерклуба — одноэтажное, с тремя крыльями — флигелями, оно светилось на солнце зеркальным стеклом эркеров. Обошли справа пожарную каланчу… Пожарки в Яруге две. Одна в старом городе — главным образом гараж, другая здесь в Новом — с каланчой, потому и считается главной штаб-квартирой самого начальника пожарной охраны. Красные пузатые машины выкачены на площадку. Страница за страницей мы неизбежно приближаемся к главному событию — пожару, случившемуся 27 июля года. На моём сайте есть несколько очерков разных авторов, в том числе и мои воспоминания. А вот хроника событий по версии Ирины Левченко. Из текста я просто по крупицам выцеживала события, относящиеся к пожару. Замечу, что в одном автор романа была неправа, всё это случилось в обычный рабочий день, а не в субботу. В романе, лето, как и было на самом деле, — необыкновенно сухое. Все свободные от работы намереваются идти купаться. В час дня рабочие площадки опустели. Город, разморённый непривычным зноем, словно спит. От домов, от земли поднимается лёгкая рябенькая прозрачная дымка. Гудок гудит протяжным басом, гудит и не смолкает. Вот он уже не один. На улице мигом собралась толпа. Пожаром в Яруге не в новинку. Город деревянный, всякое бывает. Загорелся на бирже штабель? С пожарки небось уже заметили, машин у них много — зальют. Поэтому в толпе хоть и чувствовалась тревога, но разговоры велись неторопливые. Штабель, окутанный дымом, начал медленно подниматься, он стал как чёрное облако, подвешенное за огненные всплески. Минуты, секунды, мгновения — в таких случаях нет единицы времени, нет, потому что будто цепенеет само время, — лохматое тёмное облако рассыпалось, и горящие доски рухнули вниз…. Толпа шарахнулась к стенам домов, искала укрытия. Шарахнулась, колыхнулась и раскололась: женщины кинулись в разные стороны, мужчины — все в одну, к штабельному городку. Оторванный от земли огромной силой борющихся течений горячего и холодного воздуха первый загоревшийся штабель рассыпался на огненные стрелы охваченных огнём досок. И сразу задымилось во многих местах. Рядом кто-то уже натягивал на вновь загоревшийся штабель тяжёлый, неуклюжий брезент, пытаясь задушить огонь. Павел с рабочими натягивал брезент на окутанный дымом штабель. Подоспевшие пожарники выкладывали длинный шланг, похожий на пятнистого питона. И, как питон, завидевший добычу, шланг на глазах быстро распух, зашипел и с треском выбросил первую тугую струю. В гул огня, треск горящих досок вплетался резкий свист выбрасываемой брандспойтом воды. Вот уже тише огонь, сник, сдаётся, убегает по почерневшей земле, погибает под кинжальными ударами воды, ещё чуть-чуть и штабель спасён. Слабый огонёк, осторожным зверьком высунувшийся из-под обвалившегося штабеля, потрогал рыжей своей лапкой мокрую землю, отдёрнул, зашипев, и пополз, пополз вверх, мелькая в решетчатых сплетениях досок, куда-то в глубину. И вот уже не осторожный зверёк, а разъярённое чудовище вырвалось на волю, вздыбив опалённое дерево. Пожарники молча и угрюмо скатывали шланг: что тут говорить? И пожаре на бирже сообщили в Красноярск. Потом передали: пожар усиливается. Есть опасность городу. Пусть дадут команду Норильску прислать взрывчатку. Председатель горисполкома, он проходит в романе как герой по фамилии Чередниченко, дал распоряжение эвакуировать население всех близлежащих к бирже улиц Старого города, подготовить к эвакуации детские учреждения, больницу, банк. Готовили к эвакуации и горком. Но это на всякий случай. Новому городу опасность не угрожает — через лог огню не перебраться, на дне — вода. Значит, основное внимание на защиту Старого города. Передай записку начальнику порта — пусть попросит помощи у иностранцев. На кораблях помпы мощные. В больницу Чередниченко послал легковую машину горкома в помощь санитарным. Вывезены больные и персонал. Но не все: осталось трое больных. Им утром сделаны тяжёлые операции. Перевозить их нельзя. Главный хирург возражает — опасно. Оперированные ещё не проснулись от наркоза. Им невдомёк, что в городе пожар и что огонь рядом. И около них ещё трое — главный хирург, сестра и санитар. С начала пожара прошло всего-навсего два часа. Из окна штабельный городок уже не виден. Лишь чёрный дым и пламя. Из окна было видно: из бушующего вихря огня на бирже медленно, будто в кошмарном сне, поднимался наверх огненный столб. Он поднимался всё выше, и вот уже это не огненный столб, а красно-чёрный клубок на длинной ножке из рыжего дыма. Красно-чёрный ком качнулся, тонкая ножка надломилась и…. Медленно кружась, в сторону Нового города летит высоко-высоко длинная почерневшая доска, охваченная почти бесцветным на солнце пламенем. Неужели перелетит — лог-то по верхнему срезу метров восемьсот?!. Доска крутится, словно ввинчивается в воздух, вот она над логом, вот перелетела, резко клюнула вниз, снова выпрямившись, и мягко спланировала прямо на крышу дома у обрыва. Город горит. Горит не там, где мы с тобой подготовили. Я едва успел перебросить на эту сторону две пожарные машины. Начальник пожарной охраны ни за что не хотел соглашаться. Я приказал своей властью: пусть меня судят, но на этой стороне должны быть пожарки. Все остальные машины за логом. К нам им не попасть — мост рухнул. Будем спасать город. Комсомольский участок — по улице Горького, вдоль бетонки и до причалов. Нельзя пропустить огонь к продовольственным складам, к бензохранилищу, хлебозаводу. И надо спасать причалы. Рухнул соседний дом. Жутко как рухнул… Стоял —стоял, вроде и не очень горел, вдруг снова занялся и рухнул. Вокруг дома люди, много людей. Впереди всех милиционер. Рушится клуб. Сейчас полыхнёт и рухнет. Как тот дом, что напротив. Жутко и с хрустом. На просьбу начальника порта о помощи, высказанную в самой вежливой форме, старший на рейде, капитан английского судна, не менее вежливо ответил:. У нас шланги короткие. Со своей стороны просим вас нам предоставить быстрейшую возможность выхода из порта в безопасную зону. Просим прислать катера. От причалов лесокомбината уходили иностранные корабли. Маленький катер, пыхтя, оттаскивал их к берегу зелёного острова, одного за другим. Палубы судов высоко подняты над водой — балласт сброшен, а нагрузиться не успели. Их груз объят пламенем, там, на бирже. И они уходят. Уходят подальше от огня. Поблёскивают на солнце объективы фотоаппаратов. Ещё бы! Бешеное пламя в клубах чёрного дыма. Горит биржа, такое не часто увидишь. Находясь в безопасности, как не заснять на память. Огонь с биржи перекинулся на город. А они уходят. Уходят восемь кораблей, огромных, океанских, увозят с собой драгоценные помпы. На лесовозах такие мощные помпы. Поближе к причалу — струя воды и до биржи бы достала. Пламя полновластным хозяином идёт по городу. К тридцати градусам по Цельсию, дарованным природой, сверх всякой меры добавила слепая стихия огня. В пятидесяти метрах от пламени тлеет одежда. Трудно дышать. Чадящий дым окутал город. Казалось, среди круглосуточного полярного летнего дня на город внезапно опустилась ночь. В дыму, как призраки, двигались люди с лопатами, вёдрами, топорами. Все способные выдержать самое трудное сидели на крышах. А на бирже один за другим вздымались чёрно-красные громады штабелей, и на город летели неумолимые огненные стрелы. Железные скобы впились в доски. Пылающие развалины огрызались всплесками огня. Скобы накалились. Невозможно держать голыми руками — печёт. Ребята размахивают ими — чтоб остудить. И снова удар: скоба в умелых руках серьёзное оружие. Дым, дым, дым… Он заслонил небо. Сам воздух, кажется, ушёл куда-то, и остался лишь чёрный, удушливый дым. Полыхнул огонь внутри дома, словно кто-то застонал протяжно и безнадёжно. Жар всё невыносимее. Дым сплошной пеленой — удушливый. Горячий воздух устремляется вверх. Холодный — со свистом под стеллажи, как в хорошее поддувало. Штабель начинал шевелиться, словно дышал. Подышит, подышит, да и взмывает вверх огненным грибом. Метров на пятьдесят, на семьдесят поднимется и — рассыплется. Охваченные пламенем доски подгоняет всё усиливающийся ветер. Широгоров один из героев романа яростно рубил стояк стеллажа. Пусть валятся доски наземь, штабеля хоть и сгорят, но в воздух не поднимутся. Часть биржи всё-таки спасена. Эта часть штабелей отделялась от прочих широким пролётом с пустыми, не загруженными ещё стеллажами. Уцелевшие штабели блокированы пожарными машинами. Они, как орудия прямой наводки, выстроились в ряд — шланги навстречу пламени. На земле по опилкам огню не пробраться — не подпустят пожарники. Но если вновь поднимутся ввысь огненные груды досок, тогда ни биржи не спасти, ни города. Инвалютная контора цела. Горел барак рядом. Он уже обрушился и догорал. Непосредственная опасность конторе не угрожает. Новому городу тоже не угрожала, а он горит! Документы сложили в сейф, вынесли на улицу, сейф подхватил лесовоз и отвез его в безопасное место. Танкист Григорий Максимов один из героев романа. И огонь, как живое существо, жадное, голодное, озверевшее, то отступал под напором струй водяной пушки танка, то, ощерившись, наступал. Пожарные машины заняли оборону вокруг уцелевшего участка биржи. Огонь у его танка вода. Водой на огонь. А массой? Он надвигал всю массу танка на штабеля. Штабеля рушились, танк продвигался вперёд, и танкист не заметил, как его танк очутился в центре огненного моря. Он едва успел откинуться, когда красновато-жёлтый язык пламени попытался лизнуть его в лицо через открытый люк. Правый рычаг до отказа, танк резко развернулся, левый — танк крутанулся влево, отшвыривая пламенеющие доски. Крутой поворот на все триста шестьдесят градусов. Чередниченко приказал, чтобы ты быстренько шёл в Новый город. Колёсным не пройти, мост рухнул. Один танк переползёт через лог, — подбежал к нему один из пожарников. Над городом опустилась чёрная, удушливая дымовая ночь. Визг, шум, крики. Треск горящего дерева. Грохот обрушивающихся стен. Из окон квартир люди черпаками обливают стены своих домов. Вода со стен тут же испаряется. Не жара — пекло. Мужчины на крышах — сбрасывают головёшки. И тоже не успевают. Дома занимаются огнём один за другим. Горит Интерклуб — гордость города. Реальное название Северный городок. Женщины скорее мешают: мечутся, хватают какие-то мелочи, роняют, снова подбирают. Милиционеры выносят всё по порядку. Грузят на автомашины. Гружёные машины отходят одна за другой. Одна за другой подходят порожние. А вокруг огонь. Две пожарные машины, которые заблаговременно на свой страх и риск перебросил Чередниченко с биржи, мечутся по бетонной мостовой улицы Горького. Степенно разворачивается танк. Перебрался-таки через лог. Отсекать, отсекать огонь. Бетонка хорошая преграда. Пожарники уже не надеются спасти дома по правой стороне — раз уж занялись, всё равно нет спасения: дерево сухое. Они обильно поливают водой всю левую сторону. Это не черпаком из окна — это шквал воды. И бесперебойно. Или две машины, или танк. Заправляться ездят по очереди. Прибили водяной струёй огонь на развалинах Интерклуба — здесь тоже вроде бы дальше не должно пойти. Медленно приближаются к центру города две пожарные машины и танк. Чередниченко подъехал к горкому, вышел из машины, с тоской огляделся. На противоположной стороне улицы горят дома. Стена горящих домов. Спасаем город. В восточной части распространение огня приостановлено. Бензосклад и причалы защитили комсомольские отряды. Население эвакуируем заблаговременно. Со всех сторон к горкому бежали люди. Здание занялось с крыши и со двора. От реки до горкома встала живая цепь людей. Опаляющие лица, невыносимый жар, чёрный удушливый дым, реальная опасность для жизни — в любую минуту может опрокинуться дом горящими стенами внутрь… Но горком должен выстоять. Гарь и копоть, копоть вокруг…Трудно даже узнать тех, кто рядом: все одинаковые, закопчённые. Зато локоть к локтю, как в бою. Вереница вёдер с водой. Они не просто передаются по цепочке, они словно бегут, торопятся, будто ожили, будто в них душу свою живую и непреклонную вложили те, кто едва мог дышать в дыму. И когда поник последний всплеск огня, ребята, ещё не веря в свершившееся чудо, столпились у горкома. Лишь теперь стало очевидным, что сделали. Отчётливо вырисовывалась граница пожара. Позади за бетонкой, догорали дома, впереди от горкома и дальше ветер разгонял дым, выглянуло солнце. В лучах его заалел торжествующе-трепетный флаг на крыше. По всей линии от Восточного городка до горкома отсекли огонь. Пожар дальше не пойдёт. И от самых причалов до горкома остановлен огонь. Блокированы все очаги пожара. Приступаем к ликвидации этих очагов. Не расходиться! Будем разбиваться на бригады! Теперь уже известно, что возродить город, восстановить лесокомбинат и продолжить отгрузку пиломатериалов на экспорт Игарке помогала вся страна, в первую очередь, Красноярский край и Норильск. Если уплотнить — шестьсот. Потребуется больше — заберём своих детей и весь лагерь отдадим. И норильчане безо всякой оплаты вывезли игарских ребятишек, лишившихся крова, в лагерь в Курейке, взяли не только школьников, но и четырёх-, пятилетних.. Летом лесокомбинат — это экспорт. А биржа пиломатериалов сгорела. На месте аккуратного штабельного городка — чёрное пепелище. Доска не птица феникс, из пепла сама не возродится. Её могут сделать только люди. И люди работают. Как работают! Обычно за зиму заводы напилят столько доски, что летом получают возможность передышки — на капитальный ремонт. Сроки ремонта как раз подошли, а заводы вынуждены работать с двойной нагрузкой. Всем понятно: контракты с иностранными фирмами не разорвёшь — та доска, что сгорела, уже запродана, и запродана на золото. Во чтобы то ни стало нужно сохранить государству это золото и не допустить убытков. Яругские заводы пилят, но этого недостаточно. Готовая доска стала поступать на самоходных баржах из Есеньска. И порт, приспособленный к приёмке круглого леса — сырья для распиловки на яругских заводах, перестроился: принимает доску, грузит суда прямо с барж. Порт лихорадит. Надо принимать, кроме всего, ещё и строительные материалы для ударной комсомольской: разборные дома, брус, кирпич, стекло, гвозди…. С подготовкой свайных оснований произошла заминка: нужны котлы. Дома на вечной мерзлоте строятся на сваях… Чтобы забить сваю, необходимо под неё отогреть землю. Для отогрева и требуются пропарочные котлы. Из такого котла пар идёт по шлангам к металлическим трубкам — иглам. Длина каждой иглы пять метров, как раз на размер свай. Пар острой струёй вонзается в мерзлоту. Поэтому трубки и называют иглами, что они прокалывают мерзлоту. Когда игла уйдёт на все пять метров, трубки вытаскивают и на их место копром забивают сваю. Роман, как и большинство художественных произведений тех лет, заканчивается на оптимистичной ноте. Город восстановлен. Комбинат работает в штатном режиме. Главные герои обрели личное счастье. Я же вижу в нём главное: создано еще одно художественное произведение, посвящённое нашему любимому родному городу. И это, пожалуй, навеки. И никак иначе. В интернете она продаётся. Наберите по поисковику — Купить книгу И никак иначе. Сравните цены у разных продавцов. И сделайте заказ. Ваш адрес email не будет опубликован. Ну и что? В Яруге главная магистрально Нового города — улица Энгельса. Северное сияние Зато удача увидеть северное сияние на небе — самое позитивное, что может озарить жизнь зимовщика и наполнить душу оптимизмом. Жителя нашего города, выбравшегося летом в другой город, спрашивают: — Ты что такой белый? Бывает, только я в тот день на работе был. Густой протяжный гудок донёсся с протоки. Все выбежали на улицу. В самой середине штабельного городка поднимался чёрный лохматый дым. Аж пять машин сразу… — Огонь вырвался! Ой, как высоко! Минуты, секунды, мгновения — в таких случаях нет единицы времени, нет, потому что будто цепенеет само время, — лохматое тёмное облако рассыпалось, и горящие доски рухнули вниз… — Гори-им! Берите инструмент. Голыми руками огонь не взять! Распахнуты двери склада. Люди выносят кирки, лопаты, острые скобы, топоры. А то опять поднимет. Алёша вынырнул из-за штабеля, и за ним, догоняя его, вырвался клуб дыма. Кому не хватает топоров, беритесь за брезент. Но штабеля загораются один за другим. Огненные стрелы разят метко. Пламя охватывало всё большую и большую площадь. Горели уже десятки штабелей. Но поник, бессильно лёг на землю не огонь, а шланг. В машине кончилась вода. Из кабинета Чередниченко на биржу страшно смотреть. Море, океан, бушующий шторм огня. Красно-чёрный ком качнулся, тонкая ножка надломилась и… Медленно кружась, в сторону Нового города летит высоко-высоко длинная почерневшая доска, охваченная почти бесцветным на солнце пламенем. На просьбу начальника порта о помощи, высказанную в самой вежливой форме, старший на рейде, капитан английского судна, не менее вежливо ответил: — Мы весьма сожалеем, но не имеем возможность оказать помощь. Могли бы помочь… Могли бы помочь… Пламя полновластным хозяином идёт по городу. Рухнуло здание. Все стены внутрь, как будто затянуло их в жаркую воронку. Растаскивай в стороны и гаси по частям. Временный медпункт организовали в педучилище. Поначалу на бирже казалось затушить — и всё. Отступать, но не сдаваться. Плачь, вопли, истерики. Падают дома. Свечой полыхает пожарная каланча. Уж если сама пожарка горит — где там остановить огонь. Отстояли старые общежития Восточного городка. Отсекать огонь. Только отсекать. Четыре час утра. Огонь бушует уже четырнадцать часов. Погашен очаг пожара со двора. Над мокрой крышей курится пар. Время — восемь часов утра. Город продолжает борьбу со стихией. Надо принимать, кроме всего, ещё и строительные материалы для ударной комсомольской: разборные дома, брус, кирпич, стекло, гвозди… С подготовкой свайных оснований произошла заминка: нужны котлы. Читайте также: Пожар. Свидетельство очевидца Дорогие мои земляки часть 3 Дорогие мои земляки часть 6 Большой пожар Игарки Дорогие мои земляки. Еще много интересных материалов:. Предыдущий пост Весенний остров. Следующий пост Улица родная. Хочу купить эту книгу. Действительно, очень мощно описаны подробности пожара, впечатляет. Добавить комментарий Отменить ответ Ваш адрес email не будет опубликован. Еще больше историй!