Republic - «Импортозамещение? Трудно представить себе что-то более уродливое»
res_publica3 июля 2017 г. Евгений Карасюк.
Экономисты оценили вклад антикризисных программ правительства в ускорение роста ВВП.
В офисе консалтинговой фирмы ФБК (не путать с антикоррупционной фабрикой Алексея Навального) на днях обсуждали экономический рост. Существует ли он где-то, помимо бумаги ведомственных отчетов – например, в обновленных прогнозах Минэкономразвития, обещающих 2% по итогам года? И если существует, что дает стране в плане ощущений? Вне информационного контекста такой разговор показался бы чересчур отвлеченным. Но контекст есть, и его все больше: в телевизоре страна покончила с кризисом и теперь готовится выполнить президентскую задачу по форсированному выходу на темпы экономического роста выше среднемировых. ФБК собрала экономистов, скептически воспринимающих декларации российских властей. Попробуем структурировать этот скепсис, для наглядности придав ему форму по-детски простых вопросов.
Почему ВВП растет, а доходы населения падают?
Вопрос легко записать в риторический, но не будем спешить. Директор Института стратегического анализа ФБК Игорь Николаев большую часть своего доклада посвятил коэффициенту корреляции между ростом благосостояния населения и динамикой ВВП. Экономисты рассчитывают этот показатель, чтобы лучше понимать источники роста и итог распределения возникающих с ним благ. Есть страны, где коэффициент достигает 0,9 – например, Греция. Или 0,8 – например, ЮАР. Россия? С 1995 года корреляция прослеживается слабая, коэффициент – 0,62. А по квартальным данным и того меньше – 0,4. «Это нормально или нет, когда рост экономики не отражается в доходах населения?» – спросил Николаев и сразу выдал новую порцию цифр в качестве возможного ответа. В прошлом году Россия показала рекордную за новейшую историю долю социальных выплат – 19,2% всех доходов населения (даже для позднесоветского периода цифра внушительная: в 1985-м она не превышала 18%). В то же время процент доходов от предпринимательской деятельности оказался, напротив, рекордно низким – 7,8%. В 2003 году показатель достигал 18,6%.
Вывод: граждане все больше зависят от того, сколько им даст (или не даст) государство, и все меньше от результатов собственной деятельности. Сокращая участие в статистических успехах экономики, россияне в ответ не ощущают в своих кошельках улучшений динамики ВВП. Реальные доходы населения падают три года подряд.
Почему ВВП растет, а инвестклимат не улучшается?
Крупных достижений по улучшению инвестиционного климата в стране, о которых, например, любит говорить президент Путин, руководитель Экономической экспертной группы (ЭЭГ) Евсей Гурвич не наблюдает. Он напомнил место России в рейтинге глобальной конкурентоспособности Всемирного экономического форума 2016 года: 103-е – по избыточности госрегулирования, 123-е – по защищенности прав собственности. Даже Китай вопреки предпринятому Россией повороту на Восток обходит страну стороной. «На Петербургский экономический форум Китай фактически не приехал, – заметил модератор дискуссии Андрей Колесников из Московского центра Карнеги. – Потому что вкладывать сюда деньги бессмысленно. Слишком велик риск».
Подобная категоричность вызвала невольный протест одного из слушателей: «Риск? А в чем риск? Что мешает тому же Китаю инвестировать?» – «Игорь Иванович Сечин, в частности, мешает. То, что мы наблюдаем в последние дни, это катастрофа для инвестиционного климата», – не моргнув глазом ответил Колесников, очевидно имея в виду ситуацию вокруг ареста акций МТС и других активов предпринимателя Владимира Евтушенкова в обеспечение исковых требований «Роснефти». Странно, но только минувшей весной дюжина менеджеров этой государственной нефтяной компании получили из рук президента награды за «успешное выполнение задач по улучшению инвестиционного климата в Российской Федерации». И тут возникает следующий вопрос.
Почему ВВП растет, а эффективность инвестпроектов падает?
Если значение имеет только сумма привлеченных инвестиций в отрыве от результата работы этих денег, то какой в таких инвестициях смысл? Советник ректора РАНХиГС Владимир Гуревич вспомнил о хрестоматийном эпизоде освоения инвестиций при строительстве стадиона «Санкт-Петербург Арена» (ранее – «Зенит-Арена»): «Стадион был реальным вкладом строительной отрасли в повышение ВВП, а чем это закончилось?» Увеличением сметы с первоначальных 6,7 млрд до 48 млрд рублей. И все равно к качеству объекта остаются нарекания. Влияние, которое на экономический рост оказывают инвестиции, привлекаемые государством в государственные проекты под государственным управлением, хорошо видно на примере того же Китая: «В период инвестиционного бума Китай понастроил так много лишнего, что вынужден был сравнительно недавно создать корпорацию, которая займется ликвидацией многого из того, что построено. Деятельность этого ликвидатора будет учитываться как рост ВВП», – сообщил Гуревич.
Разумеется, российский рост чиновники объясняют не разрушением, а созиданием. Экономику, уверяют они, стимулирует дешевый рубль: отечественная промышленность переходит к выпуску более конкурентоспособной продукции на рынках, где прежде господствовал импорт. Стоит ли говорить, что независимые эксперты с этим не согласились?
Евсей Гурвич упомянул работу «Обменный курс и конкурентоспособность отраслей российской экономики», написанную им в середине 2000-х в соавторстве с экспертом ЭЭГ Анной Бланк и Алексеем Улюкаевым, в то время первым зампредом ЦБ: «В ней мы показали, что российские товары являются слабыми субститутами для импортных, поэтому импортозамещения не происходит нигде, кроме сельского хозяйства и ряда узких подотраслей. То же самое и сейчас: эластичность спроса на импортные товары близка к минус единице – импорт дорожает, сокращается в объеме, но расходы на него остаются прежними. Переключения спроса на отечественные товары при ослаблении рубля не происходит. Импортозамещение – это из области хотелок».
«Импортозамещение? Более уродливых форм этого процесса трудно себе представить», – откровенно признал спикер, предварительно попросив, чтобы его личное мнение не принималось за официальную позицию государственной Академии народного хозяйства.
Почему ВВП растет, а сырьевая зависимость не уменьшается?
Вопреки недавнему заявлению премьера Медведева о новой, менее сырьевой структуре российской экономики Владимир Гуревич напомнил, насколько хрупок достигнутый баланс: «Доходы федерального бюджета на 50–60% составляли поступления от продажи нефти и газа. Когда же вместе с ценой доля нефтегазовых доходов упала до 34%, в России стали представлять это достижением – изменением модели экономики. Однако стоило ценам на сырье подрасти в первом квартале этого года, как доля соответствующих доходов бюджета увеличилась до 42%».
Неустойчивость темпов роста российской экономики подтверждается даже погодой, продолжил Гуревич. Последняя зима в Европе выдалась холодной, и это позволило «Газпрому» увеличить добычу («Это прирост ВВП?»). Газотранспортная система заработала на большую, чем предполагалось, мощность («Это прирост ВВП?»). В результате увеличения добычи и транспортировки газа Россия получила рост чистого экспорта («Это прирост ВВП?»).
«А если в следующем году европейская зима будет теплее? – задал спикер последний из серии своих риторических вопросов. – Что тогда? Каким будет прирост нашего ВВП?»
Читайте ещё больше платных статей бесплатно: https://t.me/res_publica