Прозрение
Бурцев Михаил ИвановичСодержание «Военная Литература» Мемуары
Глава четвертая.
Перелом
В боевом содружестве
Коренной перелом в ходе войны не мог не сказаться на сознании немцев. Правда, в самой Германии в условиях фашистского режима, как и в частях вермахта, противники войны и нацизма не имели какой-либо возможности выступать широко и открыто. Зато процесс пробуждения политического сознания глубоко захватил немецких военнопленных, свобода волеизлияния которых в СССР ничем не была стеснена. Примечательно, что именно в дни Курской битвы был образован Национальный комитет «Свободная Германия» (НКСГ),сыгравший весьма положительную роль в борьбе против фашизма.
Тут я должен вернуться к событиям уже минувшим. Читатель, видимо, помнит антифашистскую декларацию «Обращение 158», принятую еще в октябре 1941 года. Это обращение положило начало борьбе за создание «Свободной [182] Германии». К нему затем присоединились многие тысячи немецких солдат и офицеров.
Политическая активность военнопленных оживилась с новой силой, когда в лагерях появились немецкие коммунисты-политэмигранты. Они стали работать инструкторами по массово-политической работе. В течение 1942 года только в 11 лагерях состоялось 250 собраний и митингов; было прочитано свыше 1000 лекций и докладов. С пленными беседовали немецкие коммунисты, писатели. Они помогали пленным определить свое отношение к войне, понять, почему назрела необходимость свержения гитлеровского режима. Происходило все это, конечно, не просто. В лагерях шла ожесточенная идейно-политическая борьба, в ходе которой все больше пленных вырывались из-под влияния рьяных нацистов, нередко провоцировавших даже физические столкновения. Но джин уже был выпущен из бутылки, и не было такой силы, которая смогла бы загнать его обратно. Больше того, 2 января 1943 года пленные немецкие солдаты из лагеря № 78 приняли на собрании письмо к Сталину, в котором просили разрешить им создать «антифашистский корпус» для «открытого боя с гитлеровской военной машиной, чтобы восстановить честь немецкого народа»{64}.
Десятки тысяч немецких солдат, побывавших в сталинградском котле, оказались особенно восприимчивы к антифашистской агитации. Они дали новый стимул развитию антифашистского движения в лагерях военнопленных, выступили ярыми противниками войны. Они считали Гитлера виновником гибели свыше 200 тысяч немцев, павших под Сталинградом. В «Обращении ко всем немецким пленным в СССР», опубликованном в издававшейся нами газете «Дас фрайе ворт», пленные, взятые под Сталинградом, писали: «Товарищи в лагерях! Объединяйтесь на борьбу против Гитлера. Кто сегодня стоит в стороне, тот предает родину». В ответ на это обращение редакцию буквально захлестнул поток резолюций с собраний и митингов немецких военнопленных из всех лагерей, поддержавших предложение своих товарищей. «Время действовать наступило, — говорилось в резолюции пленных из лагеря № 27. — Необходимо единство, единство и еще раз единство нашего народа для борьбы за мир и свободу — вот историческое требование переживаемого [183] момента. Чтобы организовать борьбу за мир, за свободу и независимость нашего народа, мы предлагаем создать Национальный комитет «Свободная Германия».
В лагерях стали возникать различные «комитеты борьбы», «инициативные группы», призывавшие пленных к объединению. На массовом митинге в Красногорском лагере, проведенном по инициативе руководителей Коммунистической партии Германии, был избран Подготовительный комитет из активных пленных-антифашистов и коммунистов-политэмигрантов. Комитет направил во все лагеря своих представителей для разъяснения идей объединения антифашистов и организации выборов делегатов на учредительную конференцию. Председатель Подготовительного комитета поэт коммунист Эрих Вайнерт пригласил на учредительную конференцию в качестве гостей и представителей Главного политического управления Красной Армии.
Всплывает в памяти залитый ярким светом клуб одного из заводов под Москвой, близ станции Павшино. Здесь 12-13 июля 1943 года состоялась конференция немецких офицеров и солдат совместно с немецкими общественными и профсоюзными деятелями, бывшими депутатами рейхстага. Гудящее, как улей, фойе, заполненное людьми в темно-зеленых мундирах, нередко весьма поношенных и в заплатах, но чистых и аккуратно выглаженных. Делегаты из разных лагерей оживленно беседуют с германскими коммунистами — Вильгельмом Пиком, Вальтером Ульбрихтом, Вильгельмом Флорином. Узнаю знакомые лица уже прошедших боевое крещение в антифашистской борьбе на фронте Ф. Гольда, Г. Кесслера, Э. Хадермана, Э. Каризиуса, Ф. Райера — они тоже окружены плотным кольцом возбужденных и радостных делегатов. Кто-то рассматривает стенды выставки, кто-то читает стенные газеты. У многих в руках свежий номер «Дас фрайе ворт». Делегаты движутся по кругу из конца в конец фойе. Жужжит кинокамера: операторы снимают хронику конференции. А в стороне от этого живого и бурного потока напряженно застыла в углу небольшая группа высших офицеров вермахта, полковников и подполковников, некоторые из них с Рыцарскими крестами. Это гости с непроницаемыми лицами, еще не присоединившиеся к новому движению.
Находясь в зале, где испытанные бойцы Коммунистической партии Германии находили общий язык со своими [184] соотечественниками, вырванными из плена фашистской идеологии, мы, советские коммунисты и политработники, испытывали чувство законной гордости. Ведь все это стало возможным благодаря стойкости и героизму нашего народа и его армии, тем победам, которые они одержали под Москвой и Сталинградом. Теперь, на конференции, шло объединение антифашистов — представителей разных слоев немецкого народа, создавался их боевой союз под руководством КПГ. Я перенесся мысленно в 1935 год, когда марксистско-ленинские партии, в том числе КПГ, вырабатывали на VII конгрессе Коминтерна тактику единого фронта. Кто бы мог тогда подумать, что народный национальный фронт Германии будет складываться на форуме немецких военнопленных?! Но на конференции речь шла именно об этом — о единой политической программе борьбы с фашизмом, которую изложил Эрих Вайнерт в докладе «Путь чести нашего народа». И эта программа нашла поразительно единодушную поддержку делегатов ив различных лагерей военнопленных! Исстрадались люди, изжаждались мира, добра, справедливости... То, о чем говорил Э. Вайнерт — страстно, талантливо, поэтически образно, — выражало коренные интересы немецкого народа. Он призывал объединиться на платформе спасения Германии путем борьбы за свержение Гитлера и прекращение войны, за установление дружбы с народами всего мира, прежде всего с советским народом, и зал отвечал на его слова скандированием:
— Долой Гитлера! Да здравствует свободная Германия!
Надо было видеть волнение, которое переживали старейшие немецкие коммунисты, встретив одобрение своим мыслям о преобразовании Германии на широкой демократической, антифашистской основе, об активной антивоенной агитации среди солдат и офицеров гитлеровской армии. Надо было слышать выступления делегатов, разоблачавщих фашизм, обнажавших его человеконенавистническую сущность. Штабной офицер, прошедший через «сталинградский ад», говорил о Гитлере как о невежде и предателе армии и народа. Летчик, бывший эсэсовец, рассказав о своем нелегком пути к прозрению, публично отрекся от фашизма и его военной организации. Пастор призвал делегатов «загореться бурей страстей и идти на смелое дело против Гитлера, за свободную и независимую Германию». Бывший учитель, капитан-артиллерист, показал [185] всю бездуховность, опустошенность гитлеровской культуры и образования. Рядовой солдат трижды проклял с трибуны Гитлера от имени живых и павших немцев...
Взволнованное и проникновенное слово о родине, о любви к ней, о борьбе за ее освобождение от фашизма произнес бывший депутат рейхстага и председатель ЦК Компартии Германии Вильгельм Пик. Он напомнил о борьбе, которую вела Компартия Германии с первого же дня прихода к власти фашистов, о первых обращениях компартии к народу в связи с преступной войной, развязанной Гитлером против СССР, показал преемственность антифашистского движения с прежней политической борьбой немецкого пролетариата во главе с его авангардом — Коммунистической партией, подчеркнул общность интересов советского и немецкого народов в антифашистской борьбе, в войне против гитлеровского рейха. Определив цели антифашистского движения, главная из которых — свержение гитлеровской клики, В. Пик призвал участников конференции, всех честных немцев вступить на стезю великой освободительной борьбы за торжество свободной и независимой Германии.
«Немцы! События требуют от нас немедленного решения!» — так начинался манифест «К германской армии и германскому народу!», принятый на второй день конференции. В первом его разделе — «Гитлер толкает Германию в бездну» — говорилось о беспримерных в истории военных поражениях гитлеровской армии, о том, что час ее крушения приближается, что Германия нуждается в мире, но с Гитлером никто не заключит мир, поэтому образование подлинно национального немецкого правительства является неотложной задачей немецкого народа.
«Наша цель — свободная Германия», — декларировалось во втором разделе манифеста. Речь шла о демократической власти, которая уничтожит гитлеровский режим, восстановит и расширит политические права и социальные завоевания трудящихся, возвратит законным владельцам разграбленное нацистами имущество, конфискует имущество виновников войны, немедленно освободит жертвы нацистского террора, учинит справедливый суд над виновниками войны. Манифест гарантировал амнистию всем тем приверженцам Гитлера, «которые своевременно и на деле отрекутся от всего и примкнут к движению за свободную Германию», призывал солдат и офицеров [186] на фронте «смело расчищать себе дорогу на родину, к миру», а трудящихся в Германии — «не давать себя использовать как пособников продолжения войны». Заканчивался манифест словами: «За народ и отечество! Против Гитлера и его преступной войны! За немедленный мир! За спасение германского народа! За свободную и независимую Германию!»
Манифест был подписан членами Национального коми 1ета «Свободная Германия», в состав которого были избраны 21 военнопленный и 12 политэмигрантов. Президентом НКСГ стал Э. Вайнерт, а одним из его заместителей — солдат М. Эмендорфер.
Образование Национального комитета «Свободная Германия» и его манифест вызвали большой резонанс во всем мире — иностранная пресса охарактеризовала этот факт как подлинную сенсацию. И лишь фашистские правители не делали никаких официальных заявлений. Только через два месяца, когда молва о НКСГ и его манифесте докатилась до населения Германии, фашистская пропаганда развернула бешеную клеветническую кампанию, объявив НКСГ делом рук «советских комиссаров», которые создали-де его в своих «шпионско-диверсионных целях».
Что касается наших союзников — США и Англии, то они расценили НКСГ как правительственный орган будущей Германии и даже выразили протест против разрешения его антифашистской деятельности. Понятно, что такая позиция вызвала у нас недоумение, так как в самом факте образования НКСГ мы видели расширение фронта антифашистской борьбы. В те дни газета «Правда» справедливо отмечала: «Образование комитета и распространение манифеста будут способствовать тому, что ряды противников гитлеровской тирании в самой Германии, в немецкой армии... будут теперь увеличиваться еще быстрее. В этом прежде всего и заключается политическое значение образования Национального комитета «Свободная Германия»{65}.
Антифашистская программа НКСГ вполне согласовывалась с целями и задачами войны советского народа и всей антигитлеровской коалиции. Естественно, что правительство СССР удовлетворило просьбу НКСГ разрешить ему вести антифашистскую пропаганду среди населения [187] Германии и личного состава вермахта с территории Советского Союза и передовых позиций Красной Армии. НКСГ получил возможность иметь в Москве и под Москвой свои штаб-квартиры, свой радиопередатчик «Фрайес Дойчланд» и издавать газету того же названия. Он мог печатать официальные воззвания, брошюры, другую массовую литературу, мог посылать своих представителей и уполномоченных на фронт и в лагеря военнопленных для ведения антифашистской агитации. Разумеется, вся эта деятельность НКСГ проходила при содействии и всемерной помощи командования и политорганов Красной Армии. Главному политическому управлению было поручено поддерживать постоянный контакт с НКСГ, помогать ему в пропаганде, за которую он принялся энергично и сразу же: менее чем за полгода по заказам НКСГ было издано 85 пропагандистских материалов общим тиражом свыше 50 миллионов экземпляров; в действующую армию по его направлению выехали 17 фронтовых и более 50 армейских уполномоченных и доверенных НКСГ, вокруг которых сплачивался многочисленный антифашистский актив{66}.
Но прежде чем поведать о боевом содружестве представителей НКСГ с командирами и политработниками Красной Армии, я должен рассказать о том, как возникла другая антифашистская организация немецких военнопленных, действовавшая на первых порах независимо от НКСГ, а затем примкнувшая к нему. Речь идет о Союзе немецких офицеров (СНО). Я уже упоминал о группе высших немецких офицеров, настроенных оппозиционно и к Гитлеру, и к нацистскому режиму, но державшихся особняком на учредительной конференции, где они были в качестве гостей. А между тем участие офицеров в антифашистском движении немецкие коммунисты считали крайне необходимым. С этой целью еще 18 июня в Суздаль, где находился их лагерь, выезжал председатель ЦК КПГ Вильгельм Пик. Мне довелось сопровождать его.
Ехали по бывшему Владимирскому тракту, историю которого В. Пик знал хорошо. И он провел параллель: в начале века по Владимирке гнали в Сибирь на каторгу русских революционеров, боровшихся за будущий Советский Союз, а теперь, почти в середине века, по той же [188] дороге едут коммунисты-интернационалисты, чтобы агитировать своих классовых врагов принять участие в общей борьбе за будущую Германию. Мы вспомнили поездку с той же целью в Красногорский лагерь, но тогда — на встречу с офицерами младшего и среднего звена, а теперь... Как-то встретит руководителя КПГ аристократическая верхушка вермахта?
Информацию о настроениях пленных немецких генералов и высших офицеров мы получили от профессора А. А. Гуральского, советского ученого-историка, талантливого педагога и пропагандиста, уже несколько дней находившегося в этом лагере. По его оценке, к моменту нашего приезда всех пленных немецких генералов и высших офицеров можно было бы разделить на две группы. К первой он относил тех, кто видел бесперспективность продолжения войны, считал, что ее нужно кончать и после войны ориентироваться на близкие отношения с Советской Россией. Такие настроения характеризовали, в частности, генерал-фельдмаршала Паулюса и его адъютанта полковника Адама, генералов фон Зейдлица, Корфеса, Латмана, фон Даниельса, полковников Штейдле, Ван Гувена, Бехлера... Диаметрально противоположных взглядов придерживалась вторая группа: генералы Шмидт, Гейтц, Роденбург, Сикст фон Арним и другие. Они стояли за продолжение войны, яро защищали Гитлера, превозносили нацизм. Однако полярность точек зрения не мешала обеим группам занимать в одном вопросе одинаковую позицию: на сотрудничество с коммунистами не идти, против своей армии не выступать, ухудшению военного положения Германии не способствовать. Первая группа была, как выразился профессор Гуральский, «благоприятной и перспективной, но...». В этом «но» мы убедились в тот же день, беседуя с Паулюсом. Впрочем, беседы, как таковой, не получилось: генерал-фельдмаршал на откровенность не пошел.
Лагерь размещался в средневековом монастыре-крепости, и Паулюс занимал келью в деревянной сторожевой башне, можно сказать, по традиции: в ней содержались некогда опальные высокопоставленные священнослужители. За небольшим столом у оконца теперь сидели друг против друга два человека, родившиеся на одной земле, говорившие на одном языке, но во всем остальном совершенно разные. Хозяин был аристократически гостеприимен: в меру любезен, холодно-вежлив, но [189] без эмоций. Он старался казаться спокойным, выдержанным, но частый тик на левой щеке выдавал внутреннее волнение. Адам внимательно наблюдал за ним и выражал готовность в любую минуту прийти на помощь, но в разговор не вступал, хотя по-своему реагировал на вопросы, которые В. Пик задавал Паулюсу. А вопросы — один к одному: острые, наступательные, обвинительные. Почему выполняли преступный приказ Гитлера и загубили сотни тысяч вверенных вам немецких жизней? Почему отклонили условия капитуляции и обрекли на смерть тысячи солдат и офицеров? И вообще, почему вы, генералы вермахта, гнали на гибель миллионы немцев, чтобы завоевать Советскую страну для германских фашистов и империалистов?.. Паулюс отвечал лаконично и уклончиво: «Я солдат и политикой не занимался», «Выполнял приказы высшего командования», «Верил Гитлеру, как и все, не задумываясь, прав он или нет»...
Но В. Пика нельзя было обезоружить или обескуражить такими ответами. Он знал, кто такой Паулюс. Не солдафон и не выскочка из ефрейторов. Военная косточка, профессор академии, один из самых образованных генералов вермахта. Генштабист, которому Гитлер доверил участвовать в разработке «Барбароссы». И он «вне политики»? «Над схваткой»? Ну нет! Разве коммунисты не говорили, что Гитлер — это позор для Германии? Разве они не предупреждали, что Гитлер — это война? Разве война не ввергла Германию в катастрофу, о которой также предупреждали коммунисты?! Есть только один путь спасти родину: бороться за свержение Гитлера и его фашистского режима, за прекращение войны, за создание свободной, миролюбивой, демократической Германии. Это — путь подлинно немецких патриотов, трудный, но благородный путь, и он, Вильгельм Пик, приглашает его, фельдмаршала Паулюса, не убояться стать на этот путь-Паулюс не принял в тот день протянутой ему руки. Но кто знает, почему он так поступил, чего стоило ему это решение, что творилось в его душе? Много лет спустя полковник В. Адам — а он был не только адъютантом, но и близким Паулюсу человеком, другом, советчиком, — напишет в своих мемуарах: «Разговор с Вильгельмом Пиком дал Паулюсу и мне сильные импульсы для переоценки наших взглядов. Эта беседа впервые ясно показала нам необходимость активного сопротивления Гитлеру [190] и продолжению войны»{67}. Да и сам Паулюс со временем будет вынужден признать, что беседы с В. Пиком побудили его выйти за узкие рамки военного мышления и задуматься, хотя и очень поверхностно на первых порах, над общими политическими взаимосвязями{68}.
Так почему же Паулюс не сразу принял предложение В. Пика? Быть может, разгадка этого кроется в ответе генерал-фельдмаршала на мой вопрос: как он расценивает перспективы Гитлера после Сталинграда? «Военных средств у Гитлера вряд ли достаточно не только для победы, но и для заключения почетного мира, — сказал он и тут же добавил: — У фюрера есть козыри, и он пойдет на все, чтобы их использовать, а эти козыри — ваши союзники...»
Человек осторожный и расчетливый, Паулюс, видимо, выжидал и только через год с лишним, в августе 1944-го, открыто присоединился к НКСГ. Но за это время он стал во многом другим. Покидая после войны Советский Союз, он 24 октября 1953 года писал в газету «Правда»: «Я хотел бы сказать советским людям, что некогда я пришел в их страну в слепом послушании как враг, теперь же я покидаю эту страну как ее друг»{69}. Слово свое он сдержал.
В. Пик пробыл в лагере десять дней и все эти дни выступал с лекциями и докладами, а после них — новые встречи, беседы. Мне также довелось говорить с пленными, чаще с румынскими и итальянскими офицерами. Как правило, они единодушно осуждали войну и фашизм, охотно принимали обращения к своим соотечественникам на родине и на фронте. Особняком держались лишь румынские генералы, взятые в плен под Сталинградом. Однако они страшно довольны были тем, что пребывают вне опасностей фронта. Весь их вид и все их слова недвусмысленно давали понять, что они не хотят подвергать свою жизнь новым испытаниям. В те дни они не присоединились к тем многим тысячам румынских солдат и офицеров, которые проявили готовность повести вооруженную борьбу вместе с Красной Армией против гитлеровцев за освобождение своей родины. Этот благородный порыв соотечественников активно поддержали подполковники [191] Н. Камбря и Я. Теклу, а несколько позже, в октябре 1943 года, они возглавили сформированную 1-го румынскую добровольческую дивизию, названную именем национального героя Тудора Владимиреску.