Прозрение
Бурцев Михаил ИвановичСодержание «Военная Литература» Мемуары
Глава вторая.
Начало
На переднем крае
На одном из заседаний бюро военно-политической пропаганды мне было поручено составить краткий отчет о том, как развертывается политическая работа среди войск и населения противника. Данные отчета показывали, что только за первые две недели войны бюро утвердило 67 пропагандистских материалов, изданных тиражом 90 миллионов экземпляров{25}. Военные советы фронтов и армий, органы политпропаганды обеспечивали распространение материалов в тылу врага как средствами авиации и артиллерии, так и разведподразделениями. Часть пропагандистских материалов передавалась подпольным организациям и партизанским отрядам.
Органы политпропаганды приступили к выпуску газет на немецком, польском, финском и румынском языках. Уже в июле издавалось 18 таких газет (из них 10 — на немецком), а в августе добавилась еще одна — газета Главного политического управления «Фронтиллюстрирте» («Фронтовая иллюстрация»), выпускавшаяся тиражом 200 тысяч экземпляров.
Начались регулярные передачи по радио — тоже на немецком, финском, румынском и польском языках. Эти передачи вели радиоредакции, созданные при седьмых отделах управлений политпропаганды фронтов, использовались и мощные громкоговорящие установки (МГУ), усиливающие звук до 2-3 километров. Правда, на первом этапе войны их было немного — всего 20, но меры для их промышленного производства были приняты. Такие установки изготовлялись также силами и средствами фронтов и армий.
Органы политпропаганды фронтов и армий, имевшие соответствующую полиграфическую базу, могли и сами выпускать листовки, адресованные солдатам и офицерам вражеских частей. Еще на основе опыта Халхин-Гола [47] я пришел к выводу: общеполитическая пропаганда по кардинальным вопросам войны и мира, обращенная к вражеской армии, лишь тогда оказывает наибольшее воздействие, когда эта пропаганда сочетается с агитацией, в том числе по частным, но острым, насущным для солдат вопросам, подводящим к общеполитическим выводам.
Конкретную оперативную агитацию и призваны были вести фронтовые, армейские и дивизионные политорганы. Они имели возможность освещать в листовках и агитпередачах самые злободневные темы: о потерях в живой силе и технике в только что закончившемся бою, об отмене отпусков на родину, о перебежчиках, порвавших с преступной войной... Конечно, нелегко было писать листовки или тексты агитпередач на конкретные темы: с одной стороны, надо хорошо знать, что происходит в частях противника; с другой — обладать мастерством политически острой обработки такого рода информации. Но зато листовка или агитпередача, построенная на конкретных примерах и фактах и обращенная к солдатам определенной части, оказывалась убедительной и доходчивой.
Надо было учитывать, что немецкий солдат находится под непрерывным воздействием приказов гитлеровских генералов и офицеров, под давлением господствующей фашистской идеологии, в плену ложных, клеветнических измышлений о нашей стране и ее армии. Он был приучен относиться к советским листовкам как к «вражеской пропаганде». Вот почему наше слово, обращенное к немецкому солдату, должно было быть острым, разоблачающим, по-настоящему контрпропагандистским, наступательным.
В первые месяцы войны наши войска, как известно, вели тяжелые оборонительные бои. Несмотря на мужество и героизм личного состава, соединения и части вынуждены были отходить. В этих условиях не представлялось возможным развернуть в полной мере боевую агитацию среди солдат противостоящих немецких частей, да и сведения об этих частях были довольно скудными. И все же органы политпропаганды повели эту работу с первых боев и сражений.
Начальник управления политпропаганды Западного фронта бригадный комиссар Д. А. Лестев в первом же политдонесении сообщал о «непрерывном» распространении листовок среди вражеских войск, о выходе газеты «Ди вархайт» («Правда») для немецких солдат, а также газеты «Вольность» для населения Польши, Д. А, Лестев [48] одобрительно отозвался о работе батальонного комиссара В. Л. Макухина, временно исполнявшего обязанности начальника седьмого отдела. Этот отдел в дальнейшем возглавил бригадный комиссар Илья Игнатьевич Никифоров, опытный политработник, окончивший институт адъюнктов Военно-политической академии имени В. И. Ленина. Уже при нем распространялись листовки: «Кому нужна эта война?», «Кто наживается на крови немецких солдат?», «Слова и дела Гитлера», «Условия жизни военнопленных в СССР». Листовки разбрасывались летчиками над окопами и в тылу противника. Замечу кстати, что авиацией Западного фронта в летние месяцы 1941 года было распространено в общей сложности около 50 миллионов экземпляров листовок. Иначе говоря, на каждого солдата группы армий «Центр» приходилось по 35-40 экземпляров.
Многие листовки были сброшены в ходе Смоленского сражения, когда войска Западного фронта нанесли ряд чувствительных ударов по врагу в районах Ельни и Духовщины, заставив его перейти к обороне. Все, чего достигли гитлеровцы, грозило обрушиться. «Потери превосходят успех!» — доносил своему начальству командующий немецкой 3-й танковой группой генерал Гот.
В те дни были изданы листовки о срыве гитлеровского плана «молниеносной войны», о разгроме отборных частей и о потерях вермахта в живой силе и технике, о чувствительных контрударах наших войск. Начальник седьмого отдела Никифоров сообщал мне, что появились пленные, которые изъявляют желание принять участие в пропаганде среди немецких солдат. Политотдел 16-й армии, например, привлек к агитпередачам через МГУ военнопленного: обращаясь к своим товарищам, солдатам 671-го немецкого полка, он призывал их прекращать ненужную для немцев войну.
А политотдел 31-й армии в качестве агитатора использовал перебежчика, который до этого служил в 3-й немецкой танковой группе, числился в команде захоронения и, естественно, был осведомлен о больших потерях группы. Ему было о чем рассказать через «звуковку» — сам он захоронил сотни танкистов. Выступления перебежчика имели успех. На одном из участков фронта сразу же после агитпередачи к нам перешли с листовками-пропусками, изданными политотделом армии, 17 немецких солдат. [49]
К осени армейские политорганы{26} стали получать новые звуковещательные средства. Ленинградский райком ВКП(б) Москвы помог политотделам 342-й и 356-й дивизий в изготовлении на предприятиях столицы двух звуковещательных станций (ЗВС). Подхватив эту инициативу, отдел снабжения Главного политического управления, возглавляемый генерал-майором И. А. Лосиковым, организовал производство таких агитмашин в мастерских. А несколько позже промышленность приступила к выпуску окопных громкоговорящих установок (ОГУ), которые усиливали звук — слышимость достигала одного километра. Эти установки придавались политотделам стрелковых дивизий. Так создавалась материальная база для устной агитации, наиболее динамичной и мобильной формы «внешней политработы».
Мне приходилось много раз убеждаться в том, что живое слово агитатора, тем более если этот агитатор антифашист, обращающийся к своим соотечественникам, не оставляло их равнодушными.
Агитпередачи проводились и перед боем и после него. В основу выступления агитатора обычно брали какой-нибудь факт, например потери немецкой части в только что закончившемся бою. При этом, естественно, учитывалась обстановка: одно дело — агитация в условиях обороны, другое — в условиях наступления. В зависимости от обстановки политорганы определяли стиль выступления, даже тон его, не говоря уже об аргументах и лозунгах. Смешно было бы, скажем, призывать вражеских солдат, находящихся в окружении, к дезертирству, но перебегать к нам — призыв вполне реальный. Эти на первый взгляд простые истины важно было усвоить, потому что, как уже было отмечено, создавались условия для того, чтобы устная агитация становилась все более массовой.
Надо сказать, что противник открывал огонь едва ли не сразу же после обращения к солдатам, с первых фраз передачи. Огонь нередко выводил из строя наши МГУ и ОГУ, их экипажи, так как они, как правило, находились в нескольких сотнях метров от вражеских окопов, а динамики — и того ближе.
Агитпередачи проводились также с помощью авиации. Военный совет того же Западного фронта разрешил сформировать [50] специальную агитэскадрилыо из 12 самолетов По-2 «для прицельного распространения листовок и агитвещания на вражеские войска с воздуха». В самолеты были вмонтированы «звуковки». Эта эскадрилья (командир капитан Н. В. Волков, комиссар старший политрук П. А. Вязовкин) находилась в оперативном подчинении начальника седьмого отдела политуправления фронта. За время войны она совершила 2740 агитвылетов, распространила 1 240 тысяч листовок и провела сотни агитпередач, адресованных солдатам противостоящих частей противника. Эскадрилья награждена орденом Красной Звезды; все ее летчики также были удостоены правительственных наград.
Широкую пропаганду на войска группы армий «Север» проводили политорганы Ленинградского фронта. Как известно, с лета на ленинградском направлении развернулись кровопролитные сражения, невиданные по своему упорству и ожесточению: воины фронта, моряки Балтийского флота грудью встали на защиту города Ленина, колыбели социалистической революции. Здесь в полной мере использовались и средства идеологического воздействия на противника. Большое внимание идеологической борьбе уделял член Политбюро ЦК, секретарь ЦК и Ленинградского обкома ВКП(б), член Военного совета фронта А. А. Жданов. Революционные традиции Ленинграда, несгибаемая стойкость и величайшее мужество защитников города служили наряду с общеполитическими тезисами сильнейшими аргументами пропаганды, обращенной к войскам противника. С самого начала она велась массово, комплексно, сосредоточенно — в распоряжении политорганов были все средства пропаганды: печать, радио, наглядная агитация и звуковещание.
Для войск противника политуправление фронта издавало три еженедельные газеты — на немецком, финском и шведском (для финской армии) языках, а в октябре прибавилась еще и иллюстрированная газета. Ежедневно работали две широковещательные радиостанция с многочасовыми агитпрограммами. Использовалась и городская радиотрансляционная сеть, мощные динамики которой были установлены на переднем крае обороны. Вражеским солдатам беспрерывно внушалось: «Ленинграда вам не взять, на подступах к нему вы найдете себе могилу!» И ежедневные потери во вражеском стане подтверждали это. Пропаганда усиливала то морально-психологическое [51] воздействие, которое оказывали на солдат противника несокрушимая оборона и успешные контратаки защитников города.
В августе — сентябре 1941 года летчики-балтийцы производили бомбардировки Берлина и других городов Восточной Германии. Была доставлена туда и пропагандистская литература. Только 7 августа при первом налете было сброшено 250 тысяч листовок, в которых немецкому населению разъяснялось, почему их бомбят и кто в этом виновен. Была также сброшена газета «Фронтиллюстрирте» (ее фотоснимки запечатлели, как гибнут немецкие солдаты на восточном фронте, а в помещенном здесь же обращении военнопленные призывали своих соотечественников бороться за прекращение захватнической войны).
В последующем, вылетая на боевое задание, летчики всякий раз захватывали с собой и пропагандистские материалы. Этим добавочным, как говорили летчики, оружием их в достатке обеспечивали работники седьмого отдела, пропагандисты высокой квалификации. Достаточно указать, что из десяти сотрудников отдела пять были докторами и кандидатами наук. Возглавлял седьмой отдел политуправления фронта полковой комиссар С. И. Тюльпанов — энергичный, инициативный политработник.
Активно вели «внешнюю политработу» и на Северо-Западном фронте. Помнится, еще 3 июля меня пригласили к прямому проводу.
— Провели агитпередачи по «звуковке», — сообщал бригадный комиссар К. Г. Рябчий, начальник управления политпропаганды.
Он просил совета, подключать ли к этому делу военнопленных, в частности перебежчиков, которые изъявили желание рассказать своим товарищам, почему они перешли на сторону Красной Армии и какое гуманное отношение встретили здесь.
Управление политпропаганды, сообщал далее Рябчий, наряду с распространением листовок, полученных из Москвы, издало 8 листовок-лозунгов, выпустило первые три номера газеты «Зольдатен фройнд» («Друг солдата»). Ее редактировал опытный пропагандист-международник, знаток немецкой психологии батальонный комиссар Н. Ф. Ян-цен. Он поместил в газете материалы, не только разоблачающие преступную войну Гитлера и зверства вермахта на советской земле, но и напоминающие немецкому народу [52] о той дружбе, которая многие годы связывала его с советским народом.
С Северо-Западного фронта к нам особенно часто поступали заявки на пропагандистскую литературу. У меня сохранилась, например, запись от 8 августа, в которой К. Г. Рябчий просит дополнительно выслать листовки — пропуска в плен, а также такие листовки, как «Спасай свою жизнь!», «Стой! Здесь страна рабочих и крестьян!», «Обращение пленных немецких летчиков». Эти листовки отличались политической остротой, конкретностью, а потому и вызывали у немецких солдат возрастающий интерес.
Политорганы фронта, разрабатывая тематику пропагандистских выступлений, прежде всего опирались на факты. Однажды в руки пропагандистов 27-й армии попала записка немецких рабочих одного из военных заводов, обнаруженная в неразорвавшемся артснаряде. В записке выражалась «солидарность с войнами Красной Армии и готовность, насколько позволят возможности, помочь в справедливой борьбе». Последующие дни показали: какая-то часть снарядов действительно не разрывалась, значит, свое обещание немецкие рабочие старались выполнять. Листовка с фотокопией записки, изданная политотделом, была разбросана над окопами немецких солдат — их призывали следовать примеру рабочих завода.
О масштабах пропаганды на войска противника, развернутой на Северо-Западном фронте, свидетельствует, наверное, и такая цифра: только в сентябре 1941 года здесь было распространено 11 миллионов экземпляров листовок и газет.
Не могу не сказать доброго слова о политработниках Юго-Западного фронта. Они с первого часа войны оперативно выпускали и распространяли листовки и газеты, адресованные немецким и румынским солдатам, вели агитпередачи с переднего края обороны. Эту работу в начале войны возглавил батальонный комиссар П. В. Рябошапко, начальник седьмого отдела.
В передачах, как и на других фронтах, участвовали военнопленные. Помнится — это уже было в районе Киева, — к нам перелетел и приземлился немецкий бомбардировщик Ю-88. Его экипаж согласился выступить в агитпередаче, заявив «решительный протест против преступного [53] восточного похода Гитлера». Заявление экипажа было также издано специальной листовкой.
Наша пропаганда оказывала определенное воздействие на противника. Особенно на союзников Германии. Из опроса пленных нам стало известно, что румынское командование издало приказ выделить в каждой дивизии по 250 человек для сбора и уничтожения советских листовок. Но правду, как говорится, не уничтожить. Наши листовки по-прежнему попадали в окопы солдат. И не только в окопы. В те дни лондонское радио сообщало: «По всей Румынии распространяется большое количество листовок и воззваний к народу и армии с призывом прекратить самоубийственную войну»{27}.
Вспоминается и такой факт. В конце июля начальник политуправления Юго-Западного фронта бригадный комиссар А. И. Михайлов доложил в Главное политическое управление о том, что в районе Липовец против 8-го стрелкового корпуса нашей 12-й армии брошены в бой 5-й и 6-й полки словацкой дивизии. Но словаки не хотели воевать: побросав оружие, они начали группами перебегать в расположение корпуса. Гитлеровцы с тыла открыли огонь. Многие словаки скрылись в лесу, до наших окопов успели добежать лишь несколько десятков человек. Они-то и подтвердили, что словаки ненавидят гитлеровцев и не будут воевать против Красной Армии.
Работники политуправления фронта и политотдела 12-й армии (при активном участии опытного пропагандиста батальонного комиссара М. А. Усова, участника боев на Халхин-Голе) умело использовали сложившуюся ситуацию: они направили добровольцев из числа перебежчиков за линию фронта — в лес, где рассеялись словаки, — с задачей привести их на нашу сторону. Добровольцы захватили с собой листовку, обращенную к солдатам словацких частей и рассказывающую о договоре между СССР и Чехословакией. Акция политработников увенчалась успехом: число перебежчиков значительно увеличилось. А немецкое командование, опасаясь окончательного разложения словацкой дивизии, отвело ее в тыл.
Пропаганда на войска противника стала вестись еще более широко и активно, когда политорганы этого фронта были укреплены кадрами. Политуправление фронта возглавил дивизионный комиссар Сергей Федорович Галаджев, [54] один из самых способных политработников, с которыми мне довелось встречаться. Высокая партийная принципиальность, деловитость, глубина мышления, творческое осмысление опыта — все это позволяло ему квалифицированно руководить работой по разложению войск противника. Многим ему обязаны работники седьмого отдела, в том числе полковой комиссар И. П. Мельников, выдвинутый начальником отдела и не имевший пока опыта в этой специфической области политработы.
Существенную помощь политуправлению оказала пропагандистская группа ГлавПУ РККА во главе с полковым комиссаром А. А. Самойловым, побывавшая на фронте тем летом{28}. Члены группы работали в армиях и во многих дивизиях, писали листовки и вели агитпередачи. Подытоживая результаты своих наблюдений и впечатлений, Самойлов в докладной записке начальнику Главного политического управления резонно отмечал: «Жизнь требует развивать инициативу политотделов армий и дивизий, создать им лучшие условия для того, чтобы они сами могли вести не только устную, но и печатную агитацию среди противостоящих им частей противника». Это предложение было поддержано на заседании бюро военно-политической пропаганды.
Я ограничился коротким рассказом о работе политорганов четырех фронтов только потому, что и на других фронтах использовались в основном те же формы и методы, да и масштабы пропаганды были примерно такими же, отличаясь лишь тактическими приемами в соответствии с обстановкой, характером боевых действий, национальным и социальным составом солдат и офицеров противника. Закончить же этот беглый обзор хочу такой цифрой: за военные месяцы 1941 года командованием и политорганами Красной Армии было издано и распространено среди населения и войск противника 668 миллионов экземпляров различных пропагандистских материалов{29}. Это немало, если судить по абсолютной цифре, но и немного, если учесть состав гитлеровского блока. [55]
Разумеется, важны не цифры сами по себе, а то, что стоит за ними. Сегодня, располагая всесторонними данными, можно утверждать, что в начале войны советская пропаганда оказывала определенное влияние на население и армии союзных Германии государств, а также на прогрессивную, трезво судившую о событиях часть населения, солдат и даже офицеров Германии. (Читатель, надеюсь, убедится в этом из последующего изложения.) Но я покривил бы душой, если бы не признал, что в то время для основной массы немецких солдат наша правда оказалась не очень доступной и потому малодейственной. Временные успехи вермахта стояли на пути нашего слова к сознанию немецких солдат, все еще опьяненных триумфальным шествием по Европе. Нет, пачками они не сдавались, напротив, рвались вперед, слишком самоуверенные, для того чтобы быть восприимчивыми к нашей пропаганде. В той сложной военно-политической обстановке мы далеко не всегда находили убедительные и доходчивые аргументы, которые заставили бы немецких солдат убедиться в фашистском обмане. И одна из главных причин такого положения — наше недостаточное знание врага, переоценка его слабых и недооценка сильных сторон...
Кто он, наш враг?
Да, знания противника, его морально-политического потенциала — вот чего нам тогда действительно не хватало. Мы острее начинали понимать, как важно знать буквально все: историю Германии, ее экономику, культуру, идеологию господствующего класса, обычаи, нравы и традиции народа, его психический склад, особенности развития армии. Важно было знать не только армию вообще, но и те ее войска, которые действуют на том или ином направлении, то есть конкретные противостоящие части, знать досконально, чем эти части дышат. Для этого надо было полнее изучать трофейные документы — приказы, распоряжения, письма, данные наблюдения за противником в ходе боев, разведывательные сведения, материалы допросов военнопленных (с применением анкетирования) и многое-многое другое. В изучении вражеской армии хорошо помогала командирам и политработникам «Инструкция по опросу пленных», разработанная сотрудниками нашего отдела. Эта инструкция, утвержденная в октябре 1941 года начальником Главного [56] политического управления, была размножена типографским способом и разослана во все политорганы армии и флота.
И вот постепенно, от встречи к встрече с противником, вырисовывалось его подлинное лицо. Оно оказалось не таким, каким представлялось нам накануне и в начале войны.
Выяснилось, что из пяти с лишним миллионов солдат и офицеров вермахта, вторгшихся на нашу землю, около трех миллионов были членами национал-социалистской партии. Все они прошли школу фашистской молодежной организации «Гитлерюгенд» (гитлеровская молодежь). И то, что формально на время службы в армии они утрачивали членство в партии, сути дела не меняло. Они творили зло. «Мы разговаривали с населением языком пулеметов. Крики, стоны, кровь, слезы и много трупов... Никакого сострадания мы не ощущали. В каждом местечке, в каждой деревне при виде людей у меня чешутся руки, хочется пострелять из пистолета по толпе...» Это — запись из дневника, найденного у убитого немецкого солдата Эмиля Гольца. Так гитлеровец характеризовал сам себя.
Мы, конечно, знали классовую сущность фашизма как открытой террористической диктатуры наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала. Но трудно было представить, насколько преуспели в своих «деяниях» гитлеровцы. Фашистская диктатура включала в себя огромный аппарат власти, нацистскую партию, сеть молодежных и женских организаций, партийные войска СС, гестапо, концентрационные лагеря... И все это было направлено на подавление воли и сознания немецкого народа. В ход были пущены устрашение и демагогия, обман и подкуп. Фашизм использовал при этом милитаристские традиции пруссачества, а также некоторые черты национального психического склада — привычку немцев к повиновению, их преклонение перед авторитетами. С исключительной методичностью нацистский пропагандистский аппарат обрабатывал население. «Мы начинаем с трехлетнего возраста, — откровенничал гитлеровский приспешник Роберт Лей. — Как только ребенок начинает сознавать, мы всовываем ему в руки флажок. Дальше — школа, союз гитлеровской молодежи, штурмовые отряды, военная служба. Мы ни на минуту не предоставляем его самому себе. А когда он пройдет через все это, им завладевает [57] в свою очередь «Рабочий фронт» и не выпускает его до самой смерти, нравится ему это или нет...»
Нравилось это немцу или нет, но он проходил через «евангелия» Лея, Геббельса, Геринга, Розенберга и прочих присных, через «библию» фашизма — «Майн кампф» Гитлера, а в вермахте — под строжайшим надзором офицеров через своеобразный катехизис, так называемое национал-социалистское образование. Солдатам доказывалось превосходство германской расы, разъяснялся закон об охране ее «чистоты» и прямо говорилось, что «каждый новорожденный станет боеспособным солдатом»: «Мальчик — будущий солдат, девочка — будущая жена и мать солдата»; доказывалось, что солдат — «оруженосец нации», Германия же — это «народ без пространства», но рядом с ней есть «пространство без народа». Завоевать это пространство провозглашалось задачей немцев. Все они ответственны перед Адольфом Гитлером, «фюрером империи». Система «фюреров» сверху донизу обеспечивала по замыслу нацистов авторитет и силу власти «национал-социалистского государства», в котором якобы все равны — и рабочий и капиталист; разумеется, подробно излагались сведения о нацистской партии, о ее структуре, о СА, СС и т. д. И наконец, клятва, которой Гитлер «прикреплял» к себе солдат: «...буду безусловно повиноваться фюреру германского рейха и народа Адольфу Гитлеру... хочу быть в любое время готовым отдать свою жизнь за эту мою присягу».
Немцам вдалбливалось, что Гитлер олицетворяет добродетели германской расы, что он и Германия — понятие единое. Немудрено, что все это отучало думать. Больше того, фашизм объявлял борьбу самостоятельному мышлению: «тот, кто думает, всегда пребывает в сомнениях»; «народ с твердой верой — единственная сила, с помощью которой фюрер приведет к великой победе»; «высшая государственная задача — не терпеть никаких мыслей, а культивировать единое национал-социалистское убеждение». Даже давний и верный сподвижник Гитлера, его правая рука, министр вооружения А. Шпеер, осужденный Нюрнбергским судом за тяжкие преступления перед человечеством, признал, что в гитлеровском рейхе «у 80 миллионов людей было отнято право на самостоятельное мышление, они были подчинены воле одного человека».
Радио и газеты, книги, театр и экран внушали: «Любыми средствами завоевать весь мир, создать великую [58] германскую империю, тысячелетний рейх»; «Вытеснить и истребить славянские народы»; «Убить каждого, кто против нас»; «Уничтожай в себе жалость и совесть, убивая всякого русского, советского, этим ты прославишься навеки»; «Сотрем с лица земли Москву и Ленинград. Уничтожим русскую нацию». Так фашизм разлагал немцев — трудолюбивый и талантливый народ, некогда давший миру величайших философов, поэтов, писателей, композиторов, художников, творения которых перешагнули границы Германии. Сейчас через границу Германии перешагнул вооруженный до зубов ландскнехт.
Мы, конечно, знали об этой системе оболванивания немцев: до 1939 года она проводилась совершенно открыто под лозунгом «Дранг нах Остен». После заключения с Советским Союзом Договора о ненападении антисоветская пропаганда перекочевала в солдатские казармы, на закрытые сборища нацистов, а с началом войны она вновь зазвучала в полный голос, только стала еще более шумной, еще более крикливой и злобной. Но мы не представляли себе, насколько глубоко яд нацизма проник в души многих немцев, насколько кровавый террор обезволил их, насколько страх и слепое повиновение связали им руки. Значительно позже выяснилось, что нацисты уничтожили 10 000 одних только активистов и функционеров КПГ. Правда, в Германии продолжали действовать силы Сопротивления (сегодня мы даже знаем точное число антифашистских организаций — 112), возглавляемые коммунистами, но они находились в глубоком подполье и не могли в то время стать массовыми, чтобы открыто выступить против нацистского аппарата насилия и террора. Однако ничто не могло поколебать нашей уверенности в том, что классовая солидарность, пролетарский интернационализм возьмут верх. «Мы верили, — говорил Л. И. Брежнев, — что дух сопротивления фашизму жив и на немецкой земле, что в подпольных группах и тюремных казематах бьется сердце будущей Германии»{30}.