Португалия установила радикальную политику по борьбе с наркотиками, и она работает. Почему остальной мир не перенимает этот опыт?

Лонгрид

Оригинал опубликован 5 декабря 2017

В 2001 году Португалия декриминализовала наркотики. С тех пор резко снизилось количество передозировок, случаев заражения ВИЧ и преступлений, связанных с наркотиками. 

Когда в страну пришли наркотики, это сразу стало заметно. Это были восьмидесятые, и в то время один из десяти человек уже был вовсю вовлечен в мир героина: банкиры, студенты, плотники, светские тусовщики, шахтеры. Вся Португалия погрузилась в панику.

Альваро Перейра (Álvaro Pereira) работал семейным врачом в городе Ольян на юге Португалии. «Люди вводили себе наркотики в вену на улицах, людных площадях, в парках», – говорит он. «В то время ни дня не проходило без того, чтобы не был ограблен какой-то местный бизнес или человек на улице».

Кризис начался с юга. В восьмидесятые в Ольяне, рыболовецком городке в пятидесяти километрах от испанской границы, люди жили зажиточно. Прибрежные воды наполняли сети рыбой, приходившей с Кадисского залива и Марокко, развивался туризм, валюта шла потоком через южные районы страны. Но к концу десятилетия на берегах Ольяна появился героин. За одну ночь любимый уголок доктора Перейры превратился в один из крупнейших центров наркооборота в Европе: в то время один из ста португальцев боролся с героиновой зависимостью, но на юге цифры были еще выше. Местная пресса забила тревогу, в заголовках появились смерть от передозировки и растущий уровень преступности. Португалия стала регионом с самой высокой скоростью распространения ВИЧ-инфекции в Европейском союзе. Перейра вспоминает, как отчаявшиеся пациенты и их семьи, в страхе, шоке и с мольбами, шли бурным потоком к нему за помощью. «Я вмешался только потому, что ничего об этом не знал», – говорит он.

По правде говоря, тогда мало кто что-то знал. Сорок лет авторитарного правления, которое было установлено в 1933 году под предводительством Антониу ди Салазара, привели к тому, что образование пришло в упадок, ослабли социальные и политические институты, подростки стали раньше бросать школу – всё это работало на то, чтобы сделать население покорным. Страна была закрыта от внешнего мира; эксперименты и расширявшая сознание культура 1960-х прошли мимо Португалии. Когда режим закончился военным переворотом в 1974, страна внезапно открылась для новых рынков и веяний. При старом режиме Coca-Cola была под запретом, и нужно было иметь лицензию, чтобы владеть зажигалкой. Когда марихуана и, позднее, героин хлынули в страну, население было абсолютно к этому не готово.

Перейра работал с растущей волной зависимостей единственным способом, какой знал: с каждым пациентом поочередно. У двадцатилетней студентки, живущей с родителями, есть семья, которая могла бы ей помочь в выздоровлении; у мужчины среднего возраста, который расстался с женой и живет на улице, другие риски, и ему нужна другая помощь. Перейра импровизировал и привлекал к помощи организации и отдельных людей из местного сообщества.

В 2001, почти двадцать лет с тех пор, как Альваро Перейра случайно специализировался в наркологии, Португалия стала первой страной, декриминализовавшей владение и потребление всех незаконных веществ. Если тебя поймали с личным запасом, то вместо того, чтобы отправить под арест, тебе сделают предупреждение, возьмут небольшой штраф или попросят обратиться в местную комиссию – из врача, юриста и соцработника – чтобы подобрать лечение, снизить вред здоровью и найти доступные службы поддержки.

Кризис опиоидной наркомании удалось вскоре стабилизировать, и в последующие годы резко снизилось количество опасных ситуаций вокруг наркопотребления, упали показатели заражения ВИЧ и гепатитом, уменьшилось число смертей из-за передозировки, преступлений, связанных с наркотиками, и количество арестованных. ВИЧ-инфекция стремительно сократилась с рекордных 104.2 новых случаев заражения на миллион человек в 2000 году до 4.2 случаев на миллион в 2015. По всему миру движения за снижение вреда (harm-reduction movement – движение, участники которого считают, что употребление наркотиков – это данность, негативные последствия которой следует минимизировать, а не игнорировать или осуждать. Настаивают на том, что помощь наркозависимым должна быть гуманной, добровольной, должна учитывать личность, социальное положение, прошлые психологические травмы, ситуации дискриминации, с которыми сталкивался человек. Стремятся подключить бывших и восстанавливающихся наркозависимых к разработке программ помощи. – прим. переводчицы) исследуют причины этих изменений и приводят их в качестве доказательства того, что меры работают. Однако ошибочно было бы считать, что эти положительные результаты – полностью следствие изменений в законе.

Но удивительное восстановление, через которое прошла Португалия, и тот факт, что оно продолжалось при смене правительств, в том числе при консерваторах, которые могли предпочесть прежние методы борьбы с наркотиками, в стиле США, – всё это не могло произойти без значительных культурных перемен, в том числе без нового взгляда на наркотики, зависимость и на самих себя. Во многом закон стал лишь отражением той трансформации, которую уже проживали клиники, аптеки и разговоры на кухнях по всей стране. Благодаря официальной политике по декриминализации широкий спектр услуг (здравоохранение, психиатрия, система занятости, жилищное хозяйствование и т.д.) теперь может гораздо проще работать единым фронтом на благо сообществу, в то время как ранее им не удавалось собрать ресурсы и накопленные знания воедино.

Язык тоже начал меняться. Те, кого раньше ехидно называли «торчок» (англ. «junkie», исп. «drogado» – прим. переводчицы), стали известны более широко, более точно и с большим сочувствием как «люди, потребляющие наркотики» или «люди с наркотической зависимостью». Это тоже было необходимым условием.

Важно заметить, что Португалия стабилизировала опиоидный кризис, но он не исчез совсем. Действительно, количество смертей, арестов и заражений значительно сократилось, но стране еще предстояло справиться с разрушительными последствиями, которые легли на здоровье людей в результате длительного и серьезного употребления наркотиков. Такие заболевания, как гепатит С, цирроз и рак печени – большое бремя для системы здравоохранения, которая все еще приходит в себя после экономического кризиса и увольнений медработников. Таким образом история наркополитики в Португалии служит как предостережение о том, каких проблем стоит ожидать.

Несмотря на восторженные международные реакции на успехи  Португалии, местные сторонники идеи уменьшения вреда разочарованы, так как считают, что, с тех пор, как декриминализация вступила в силу, процесс перестал развиваться дальше. Они критикуют государство за то, что создание площадок для контролируемых инъекций и потребления наркотиков затягивается; за неспособность предоставить более широкий доступ к налоксону – средству от передозировки; за то, что в тюрьмах нет программ замены использованных игл. Где, спрашивают ониони, тот отважный дух и смелое лидерство, которые изначально подтолкнули страну к декриминализации наркотиков?

В первые дни паники, когда Ольян, любимый доктором Перейрой, начал гибнуть у него на глазах, первой реакцией государства было идти в атаку. Наркотики назвали злом, наркоманов – дьявольским отродьем, и контакт с одним или другим был наказуем уголовно и морально. Португальское правительство запустило серию общенациональных кампаний под лозунгами, которые звучали не как «Просто скажи нет», а скорее как «Наркотики – это Сатана».

По всей Португалии начали появляться неофициальные и экспериментальные методы лечения: врачи, психиатры и аптекари работали по-отдельности, пытаясь справиться с расстройствами, связанными с употреблением наркотиков, которые наводнили страну. Некоторые из них рисковали попасть под арест или быть подвергнутыми остракизму за то, что пытались помочь своим пациентам наилучшим образом.

В 1977, на севере страны, психиатр Эдвино Лопес был первым, кто создал программу метадоновой терапии в своем Центре в Боавиште (район в городе Порту). Лопес был первым врачом в континентальной Европе, кто экспериментировал с заместительной терапией. Метадоновый порошок прибывал самолетом из Бостона под покровительством Министерства юстиции, не Министерства здравоохранения, как можно было бы ожидать. Его усилия были встречены яростным возмущением со стороны общественности и осуждением со стороны коллег, которые считали, что метадоновая терапия – это не более, чем наркозависимость, финансируемая из федерального бюджета.

Одетта Феррейра, опытная аптекарка из Лиссабона и пионерка в области исследования ВИЧ, начала неофициальную программу по обмену игл, пытаясь приостановить растущий кризис со СПИДом. Она получала угрозы физической расправы от наркоторговцев и угрозы юридического характера от политиков. Феррейра, которой сейчас за девяносто, и ей все еще удается залихватски носить накладные ресницы и приходить на встречу в середине дня в красной кожаной куртке, начала раздавать чистые шприцы посреди самого большого в Европе уличного рынка наркотиков, в районе Лиссабона под названием Касаль Вентосо. Она собирала пожертвования в виде одежды, мыла, бритв, презервативов, фруктов и сендвичей, и раздавала их людям, потребляющим наркотики. Когда наркоторговцы реагировали враждебно, она рявкала в ответ: «Держитесь подальше. У вас своя работа, у меня своя». После этого она вынудила Португальскую ассоциацию фармацевтов создать первую в стране – и первую в мире – программу обмена игл.

Повсюду стало полно дорогих частных клиник и бесплатных организаций, связанных с религией, которые обещали волшебное исцеление и детоксикацию, но первый наркологический центр под эгидой Министерства здравоохранения – Centro das Taipas – начал свою работу в Лиссабоне только в 1987. Перейра, ресурсы которого в Ольяне были ограничены, направил в эту клинику несколько пациентов на лечение, хотя и не считал подход, основанный на абстиненции, правильным. «Сперва вы забираете наркотики, а затем, при помощи психотерапии, затыкаете образовавшуюся дыру», описывает этот подход Перейра. Не было научных доказательств, что такой подход мог сработать – и он не сработал.

Он также посылал пациентов пройти метадоновую программу Лопеса в Порту, и нашел, что у некоторых пациентов был хороший результат. Но Порту был на другой стороне страны. Он хотел попробовать применить метадон для своих пациентов, но Министерство здравоохранения на тот момент еще не одобрило его для лечения. Чтобы обойти правила, Перейра иногда просил медбрата тайно привезти ему метадон в багажнике автомобиля.

В конце концов работа Перейры по лечению пациентов от наркомании привлекла внимание Министерства здравоохранения. «Они услышали, что на юге страны есть полоумный, который работает в одиночку», – говорит он, растягивая улыбку. Теперь ему 68, это бойкий и очаровательный человек спортивного телосложения, с густыми седыми волосами волной, которая пляшет при каждом шаге, со степенным медленным говором и бездонным запасом тепла. «Они пришли ко мне в клинику и предложили открыть лечебный центр», рассказывает он. Он пригласил коллегу из семейной практики соседнего городка присоединиться к нему. Это был молодой местный доктор по имени Жоао Гулау (João Goulão).

Гулау был двадцатилетним студентом-медиком, когда ему впервые предложили дозу героина. Он отказался, потому что не знал, что это такое. К тому времени, как он получил диплом и медицинскую лицензию и начал работать в центре здоровья в южном городе Фару, героин был повсюду. Как и с доктором Перейрой, наркология стала его специальностью случайно.

Двое молодых коллег объединили усилия для того, чтобы открыть первый в южной Португалии CAT-центр в 1988. (Эти центры в разные годы носили разные имена, но их по-прежнему часто называют Centros de Atendimento Toxicodependentes – Центры помощи людям с токсической зависимостью, или CAT.) Местные жители были категорически против, а доктора импровизировали с лечением по ходу дела. Месяц спустя Перейра и Гулау открыли второй CAT-центр в Ольяне, и другие врачи стали открывать все больше клиник в северных и центральных регионах, формируя своеобразную сеть. Для все большего числа врачей становилось очевидным, что наиболее эффективные методы лечения зависимости должны быть персональными и укорененными в местных сообществах. Лечение было все еще мелкомасштабным, точечным и в большой степени ситуативным.

Первый официальный призыв к изменению наркорегулирующих законов в Португалии пришел от Руи Перейры, бывшего судьи конституционного суда. Он инициировал полный пересмотр Уголовного кодекса в 1996. Он считал, что это контрпродуктивно и неэтично –  заключать людей в тюрьму за употребление наркотиков. «Для меня сразу было ясно, что это неправомерно, когда государство наказывает людей, употребляющих наркотики», – поделился он со мной в своем офисе в юридическом университете Лиссабона. На тот момент примерно половина тюремных заключенных были там из-за связей с наркотиками, и считалось, что наркоэпидемия – это "неразрешимая проблема". Он рекомендовал убрать употребление наркотиков из списка наказуемых деяний, чтобы употребление не одобрялось, но чтобы людей не отчуждали от общества. Его предложения не были приняты сразу, но они не прошли незамеченными.

В 1997, после десяти лет существования CAT-центра в Фару, государство пригласило доктора Гулау помочь с разработкой и ведением национальной стратегии по борьбе с наркотиками. Он собрал команду специалистов, чтобы изучить потенциальные решения для существующей в Португалии проблеме наркотиков. Составленные рекомендации, включая полную декриминализацию наркотиков, были представлены в 1999, одобрены Советом Министров в 2000, и новый национальный план действий вступил в силу в 2001.

Сегодня Гулау –  главный авторитет в вопросе наркотиков в Португалии. Его слова оставались важнейшим ориентиром на протяжении восьми сменявших друг друга консервативных и прогрессивных администраций; через горячие споры с законодателями и лоббистами; через перемены в научном понимании наркозависимости и в культурном принятии употребления; через жесткие сокращения и мировой политический климат, который очень недавно стал чуточку менее враждебным. Также, Гулау – самый активный посол декриминализации в мире. Он путешествует почти без передышки, его приглашают снова и снова представить успехи эксперимента по уменьшению вреда в Португалии, рассказать о них властям по всему миру, от Норвегии к Бразилии, которые справляются с тупиковыми ситуациями в своих собственных странах.

«Такие социальные движения требуют времени», – сказал мне Гулау. «Тот факт, что это случилось повсеместно в таком консервативном обществе, как наше, имеет определенное значение». Если бы эпидемия героина в Португалии затронула только бедняков или расовые меньшинства и обошла стороной средний класс или высшее общество, то скорее всего разговор вокруг наркотиков, зависимости и уменьшения вреда выглядел бы совсем иначе, полагает доктор Гулау. «Было время, когда не было ни одной португальской семьи, которую не затронула бы эта проблема. Наркоман был в каждой семье, или наркоманы. Это было всеобщей бедой в том смысле, что все общество почувствовало: "Мы должны что-то сделать"».

Политика Португалии покоится на трех столпах: первое, нет такой вещи, как «легкие» и «тяжелые» наркотики, есть только здоровые и нездоровые отношения с наркотиками; второе, за нездоровыми отношениями человека с наркотиками часто скрываются расстроенные отношения с любимыми, с миром вокруг и с самой собой; третье, искоренение всех наркотиков – это цель, которую невозможно достичь.

«Национальная политика гласит, что к каждому человеку нужно найти индивидуальный подход», – говорит Гулау. «Главное – мы должны быть рядом».

Открытая клиника «IN-Mouraria» (drop-in – открытый, не требующий предварительной записи на прием – прим. переводчицы) стоит незаметно в живом, быстро развивающемся районе Лиссабона, где ранее анклавом проживали маргинализованные сообщества. С 14:00 до 16:00 центр обслуживает беженцев и мигрантов, не имеющих документы; с 17:00 до 20:00 они открывают двери людям, потребляющим наркотики. Штат из психологов, врачей и равных консультантов (peer support workers - работники службы поддержки, в прошлом сами употреблявшие вещества) предлагают чистые иглы, фольгу, нарезанную на квадраты, наборы для кокаина, сэндвичи, кофе, чистую одежду, средства гигиены, моментальные ВИЧ-тесты и консультации, все это бесплатно и анонимно.

В тот день, когда я туда наведалась, молодые люди и девушки вокруг, пока ждали результатов теста на ВИЧ, играли в карты, жаловались на грубое обращение полицейских, примеряли одежду, обменивались советами по теме жилищных условий, смотрели кино и подбадривали друг друга. Они были разного возраста, религии, национальности, гендера, из разных регионов страны и из разных стран мира. Когда стройный мужчина постарше вышел из ванной, неузнаваемый, так как только что сбрил свою бороду, энергичный молодой человек, который листал журналы, вскинул руки и наградил его одобрительными возгласами. Затем повернулся к тихому мужчине с густой бородой и темными волнистыми волосами, торчащими из-под кепки, что сидел с другой стороны от меня, и спросил: «А Вы? Не хотите пойти сбрить Вашу бороду? Нельзя ставить на себе крест, брат. Иначе кранты.» Бородач улыбнулся.

Во время моих посещений в течение месяца я познакомилась поближе с некоторыми из равных консультантов, в том числе с Жоао, невысоким мужчиной с голубыми глазами, который неумолимо следил за тем, чтобы от меня не ускользнула ни одна деталь и нюанс процесса. Жоао хотел быть уверен, что я верно понимаю роль открытого центра – не заставлять людей бросать наркотики, а помогать минимизировать риски, которым они подвержены.

«У нас нет задачи направлять людей на путь к лечению – они должны захотеть этого сами», – говорит он. Но даже когда они хотят перестать употреблять, продолжает он, наркоманы могут испытывать чувство вины из-за того, что помощники сопровождают их на лечение и назначенные приемы, и если лечение пойдет плохо, есть риск, что этот человек больше не вернется в открытый центр из-за стыда. «После этого они для нас потеряны, а это не то, чего мы хотим», – говорит Жоао. «Я хочу, чтобы они возвращались, когда случается рецидив». Неудачи были частью процесса восстановления, он сказал мне. И он знает, о чем говорит.

Жоао – активист за легализацию марихуаны, человек с открытым ВИЧ-статусом, и после того, как пропустил часть взросления своего сына, теперь он чувствует себя хорошо в новой роли дедушки. Он перестал принимать спидбол (смесь кокаина и опиатов) после нескольких тягостных, неудачных попыток лечения, каждая из которых была более разрушительна, чем предыдущая. Он уже долго использует марихуану как метод лечения – метадон ему не помог, так же, как и несколько госпитализаций, через которые он прошел – но жестокое лицемерие декриминализации заключалось в том, что курение травы перестало быть уголовным преступлением, а ее приобретение – нет. Его последний и самый тяжелый рецидив произошел, когда он пошел купить марихуану у своего обычного продавца, и ему сказали: «Травы у меня сейчас нет, зато есть хороший кокаин». Жоао сказал «нет, спасибо» и поехал прочь, но вскоре направился к банкомату, а потом обратно к дилеру. После этого рецидива, он завязал новые отношения и начал свой собственный бизнес. В какой-то момент на него работало более 30 человек. Потом нагрянул экономический кризис. «Клиенты не оплачивали счета, и заимодавцы начали требовать выплат», – сказал он мне. «За шесть месяцев прогорело все, что я построил за последние четыре-пять лет».

По утрам я сопровождала уличные команды работников центра на окраины Лиссабона. Я познакомилась с Ракелью и Сареей – их стройные фигуры плавали в свободных светоотражающих жилетах, которые они надевали на свои смены – они работали с Crescer na Maior, неправительственной организацией по снижению вреда. Шесть раз в неделю они наполняли большой белый грузовик питьевой водой, влажными салфетками, перчатками, коробками с фольгой и горами наборов (произведенных по заказу государства) для наркотиков: зеленые пластиковые мешочки одноразового пользования с фильтрованной водой, цитрусовой кислотой, маленьким металлическим подносом для прокаливания, марля, фильтр и новый шприц. В Португалии пока нет площадок для введения наркотиков под наблюдением (хотя законодательство разрешает их создание, несколько попыток открыть площадку не увенчались успехом), поэтому Ракель и Сарея ходят на те улицы, куда, как они знают, приходят люди купить и употребить. Они обе – профессиональные психологини, но на улицах их знают просто как «девушек с иголками».

«Добрый день!», – Ракель благожелательно произносит приветствия, пока мы идем мимо заброшенного на вид участка в районе Крус Вермелья (Cruz Vermelha). «Уличная команда!» Люди появились из своих потайных мест – из дыр в стенах, как пузыри на кипящей поверхности. Там они прятались, курили и вкалывали наркотики. «Мои девочки с иглами», – проворковала им мягко одна женщина. «Как вы, мои хорошие?» Большинство заводило вежливый разговор с работницами, делились своими новостями о проблемах со здоровьем, иммиграцией, о личной жизни или жилищных вопросах. Одна женщина рассказала им, что поедет назад, в Анголу, чтобы разобраться с имуществом матери, и что будет рада сменить обстановку. Другой человек сказал, что ему удалось получить визу для своей девушки, с которой он познакомился онлайн. «Она знает, что Вы все еще употребляете наркотики?», – спросила Сарея. Мужчина смутился.

«Я завтра начинаю метадон», – гордо заявил другой мужчина. Рядом с ним стояла его излучающая радость девушка. Работницы дали ему кусочек фольги, и он тепло помахал им на прощание.

В туманном северном городе Порту равные консультанты из Caso – единственной в своем роде португальской ассоциации, в которой работают наркоманы – для наркоманов – встречаются каждую неделю в шумном кафе. Они собираются здесь каждый вторник по утрам, чтобы выпить эспрессо, перекусить сэндвичами и булочками и обговорить трудности, обсудить наркополитику (которая даже спустя десять лет после принятия закона остается для многих людей непонятной и запутанной) и поспорить в той подкупающе хулиганской манере, как это умеют жители северных районов страны. Когда я спросила их, что они думают о том, что в Португалии к употребляющим наркотики людям относятся, как к больным, которым требуется помощь, а не как к преступникам, они подняли меня на смех. «Больные? Мы здесь не говорим "больные". Мы не болеем».

На севере мне снова и снова напоминали: думать о наркозависимости только в терминах здоровья и болезни – значит чрезмерно упрощать вопрос. Некоторые люди используют наркотики на протяжении многих лет без какого-либо разрушительного эффекта на их личные или профессиональные отношения. Это стало проблемой только тогда, когда это стало проблемой.

Apdes, НПО по развитию с фокусом на уменьшение вреда и эмансипацию, помогла Caso, в том числе с программами для людей, употребляющих наркотики рекреационно. Check!n project – их проект, получивший награды. Уже много лет они ставят свой стол на фестивалях, вечеринках и в барах, где можно проверить, безопасно ли ваше вещество. Мне уже много раз говорили, что, если бы наркотики легализовали, а не просто декриминализовали, тогда эти вещества подвергались такому же контролю качества и безопасности, как пищевые продукты, напитки и медикаменты.

Несмотря на реальные результаты Португалии, другие страны пока не торопятся перенять этот опыт. Португальцы начали всерьез рассматривать возможность декриминализации в 1998, сразу после первой внеочередной сессии генеральной ассамблеи ООН по глобальной проблеме наркотиков (UNgass). Встречи UNgass на высшем уровне проводятся каждые 10 лет для того, чтобы установить наркополитику для всех стран-членов ООН. Обсуждаются новые тенденции в вопросах наркомании, инфекций, отмывания денег, наркотрафика и преступности вокруг наркокартелей. На первой встрече, проходившей под лозунгом «Мир без наркотиков – это реально», страны-члены ООН из Латинской Америки настаивали на том, что требуется кардинально изменить подход к войне против наркотиков, но все попытки рассмотреть альтернативные модели (такие, как декриминализация) были пресечены. К тому времени, как в 2008 году проводилась следующая сессия, наркопотребление и преступность, связанная с торговлей наркотиками, значительно выросли по всему миру. В прошлом году была созвана чрезвычайная сессия, но она не оправдала ожиданий – итоговый документ ни разу не упоминал «снижение вреда».

Несмотря на то, что эта сессия принесла разочарование, в 2016 году произошло много положительных изменений: в Чили и Австралии открылись первые клубы медицинской марихуаны; опираясь на опыт других штатов, еще четыре новых штата в США разрешили медицинскую марихуану, и еще четыре легализовали рекреационное употребление марихуаны; в Дании открылась самая крупная в мире площадка для потребления наркотиков, а Франция открыла свою первую; ЮАР предложила легализовать медицинскую марихуану; Канада представила план по легализации рекреационной марихуаны во всей стране, который также предусматривает открытие новых площадок для наблюдаемого введения наркотиков; и Гана объявила, что декриминализует все личное употребление.

Ключевая перемена в мышлении и законах по всему миру стала той движущей силой, которая привела к легализации марихуаны. Местные активисты давно просят Гулау высказаться за регулирование марихуаны и за легализацию торговли каннабисом в Португалии; многие годы он отвечал, что еще не время. Легализация одного вещества поставила бы под сомнение то основание, на котором построена португальская философия снижения вреда и отношение к наркотикам. Если проблема не в наркотиках, если проблема – во взаимоотношении с наркотиками, если легких и тяжелых наркотиков не бывает и если подход ко всем незаконными веществами должен быть единообразным, то, говорит Гулау, разве не логично было бы легализовать и регламентировать все наркотики?

 Чтобы декриминализация и легализация стали мировыми трендами, нужно, чтобы произошли огромные изменения в культуре на международном уровне, в отношении к наркотикам и зависимости. Американский Белый дом отказывается признать, что существует «пристрастие к наказанию», как это называют сторонники реформы. Но если такая консервативная католическая страна-изоляционист, как Португалия, смогла пройти трансформацию и стала страной, где однополые браки и аборты законны и наркотики декриминализованы, то, пожалуй, более широкие перемены во взглядах возможны повсюду. Но, как говорят сторонники снижения вреда: «Чтобы восстановиться, нужно, чтобы человек хотел измениться».

Когда Перейра только открыл CAT-клинику в Ольяне, жители района встали в громкую оппозицию; они боялись, что вместе с ширяльщиками вырастет преступность. Но случилось обратное. Несколько месяцев спустя одна местная жительница пришла к доктору Перейре, чтобы извиниться. Она не знала об этом раньше, но на ее улице работали три наркодилера; когда покупатели из числа местных жителей перестали покупать у них наркотики, дилеры собрались и покинули район.

Само здание CAT выглядит тускло, это двухэтажная коричневая коробка, наверху офисы, внизу – открытое пространство для ожидания, ванные комнаты, хранилище и клиника. Они открывают двери в 8:30 утра семь дней в неделю круглый год. Пациенты захаживают в течение дня на прием, поболтать, убить время, помыться или забрать недельный запас метадона. Один год они хотели закрыть клинику на Рождество, но пациенты попросили оставить центр открытым. Для некоторых пациентов, отдалившихся от родных людей и не имеющих дома в полном смысле этого слова, это – вариант, максимально приближенный к нормальности и семейности.

«Мало просто раздавать метадон, – говорит Перейра. –  Необходимо поддерживать взаимоотношениями с пациентами».

В подсобке рядами выставлены небольшие канистрочки с дозами метадона с банановым вкусом, на каждой – имя пациента и информация. Центр CAT в Ольяне регулярно обслуживает около 400 человек, но эта цифра иногда вырастает вдвое, когда в летние месяцы сезонные рабочие и туристы приезжают в город. Любой человек, получающий лечение в другом регионе страны или даже за пределами Португалии, может переслать рецепт своего врача в CAT, что делает юг страны идеальным местом для отдыха со сниженным вредом.

 После обеда в ресторане, владелец которого – бывший работник CAT, мы с доктором отправились навестить другой его проект, особенно любимый. Десятилетия работы с расстройствами зависимости многому его научили, и он направил собранные знания на создание специального лечебного центра на окраине Ольяна – Центра отвыкания (Unidade de Desabituação). Несколько таких центров открылись в других регионах страны, но этот центр был спроектирован так, чтобы отвечать специфическим потребностям и обстоятельствам юга.

Перейра ушел с поста директора несколько лет назад, но новый руководитель попросил его остаться и помогать с повседневными делами. Перейре бы уже пора уйти на пенсию, и он пытался, но в Португалии общая нехватка медицинских работников в государственном здравоохранении, и из числа молодых специалистов немногие выбирают специализироваться в этой области. По мере того, как его коллеги по всей стране всё приближаются к пенсии, растет чувство страха, что заменить их будет некому.

«Мы, жители Алгарви (юг Португалии), всегда несколько иначе смотрели на проблему, чем наши коллеги с севера», – говорит Перейра. «Я не лечу пациентов. Они сами себя лечат. Моя задача – помочь им сформировать те изменения, которые им нужно воплотить».

Слава Богу, что изменить надо всего одну вещь, невозмутимым тоном сказал он, когда мы въехали на парковку у центра: «Нужно изменить почти всё». Он хихикнул своей шутке и вышел из машины.

Входные двери разъезжаются в стороны, пропуская нас в светлое и чистое здание, которое при этом особо не напоминало больницу. Офисы врачей и администраторов – вверх по широкой лестнице. Женщины в приемной кивают доктору, и Перейра тепло отвечает: «Добрый день, мои милые».

Центр в Ольяне был построен меньше, чем за три миллиона евро на деньги из государственного бюджета, и открыл свои двери первым пациентам девять лет назад. Этот центр, как и остальные, – часть сети услуг по физической и социальной реабилитации. Здесь одновременно могут находится до четырнадцати человек, лечение бесплатно, производится по направлению от врача или психотерапевта и обычно длится от восьми до четырнадцати дней. По прибытии, люди сдают все личные принадлежности в хранилище: фотографии, мобильные телефоны и так далее – при выписке их можно забрать.

«Мы верим в старую мудрость: "Отсутствие новостей – это хорошая новость"», – объясняет Перейра. «Мы делаем это не для того, чтобы их наказать, а чтобы защитить». Воспоминания могут служить триггерами, и иногда семья, друзья и токсичные отношения этому способствуют.

Налево находятся комнаты принятия препаратов и комната с мягкой внутренней изоляцией, в каждом углу – громоздкие камеры наблюдения. У каждого пациента своя отдельная комната, простая, уютная, это – личное пространство. Направо – «разноцветная» комната с гончарным кругом, повторно использованными пластиковыми бутылками, красками, картонными упаковками из-под яиц, блестками и другими материалами для творчества. В другой комнате – цветные карандаши и мольберты, печь, и рядом с ей – коллекция превосходных самодельных пепельниц. Многие пациенты продолжают много курить.

 Пациенты всегда чем-то заняты, всегда работают руками или своим телом и пятью чувствами, делают зарядку, творят, постоянно занимают чем-то свое время. «Мы часто слышим от пациентов фразу "я и мое тело"», – говорит Перейра. «Как будто есть диссоциация между "я" и "моя плоть"».

Чтобы помочь воссоединиться с телом, здесь есть спортзал, спортивные классы, физиотерапия и джакузи. Деструктивное поведение, которое может продолжаться долго, от чего страдает тело, отношения, жизнь и сообщества, – и теперь узнать, что ты можешь создавать хорошие и красивые вещи – зачастую выводит человека на качественно новый уровень.

«Знаете, как беговые дорожки разделены линиями?», – спрашивает меня Перейра. Он верит, что каждый, каким бы несовершенным человеком он ни был, может найти свой собственный путь, если дать ему нужную поддержку. «Наша любовь – как те линии».

Про себя говорит, что он строг, но никогда не наказывает или осуждает своих пациентов за рецидивы или неудачи. Пациенты вольны уйти в любое время, и им будут так же рады, если они вернутся, пусть и с десяток раз.

У него нет волшебной палочки или решения, которое подошло бы всем, только этот ежедневный поиск баланса: подняться с постели, позавтракать, творить, принимать медикаменты, заниматься спортом, идти на работу, в школу, в мир, идти вперед. Жизнь может быть очень трудной, повторяет он.

«Моя хорошая, я всегда говорю: Я, может быть, и доктор, но никто не совершенен».