Подарок

Подарок

Лызлова Анастасия (@anastasia_lyz)

Дед приехал к нам только к концу осени. Днём северный ветер хлестал мелким дождем по лицу, домам и деревьям. Последние уже стояли оголёнными, а листва, ещё недавно переливавшаяся солнечными оттенками, вмиг потускнела и лежала на земле слипшимися пластами. Дома уныло серели и окна, словно живые, проливали свои слёзы, глядя на разбитую дорогу с лужами, в которых булькала вода. Все ждали первого снега.

Дед скинул в прихожей грязные сапоги, кивком головы поприветствовал мою жену, и молча пошёл умываться. Жена моя нырнула в кухню, чтобы накрыть на стол. Дед приехал к нам впервые.

Умывался он по старинке. В ванной комнате, включив тёплую воду, он стянул старый серый свитер, хлопковую рубашку и потупился, глядя на заставленные баночками полки.

- А мыло где?

Я молча указал на бутылку жидкого мыла.

- Что мне этой пахучей слизью умываться? Будь добр, раздобудь кусок нормального мыла.

Жена, услышав басистый голос деда, прибежала к нам и протянула запечатанное мыло. На обёртке пестрило название: «Детское».

- Алексей Елизарович, только такое есть. – Голос жены звучал виновато, словно она оправдывалась. – Мы Ваське берём.

Жена внимательно следила, как дед угрюмо посмотрел на мыло, распечатал и, удовлетворившись отсутствием яркого запаха, поблагодарил:

- Спасибо, дорогая. Ну, ступай.

Она удалилась, а дед густо намылил лицо, руки до локтя и шею. Несмотря на возраст, а ему было около восьмидесяти, он выглядел удивительно моложавым: крепкое тело поддерживалось мышцами от тяжелого труда, волосы, горящие рыжим огнём, только в некоторых местах давали слабину и блестели серебром, даже лицо исчерченное морщинами благодаря глубине серых глаз не могло назваться старческим.

Я вышел за чистой одеждой. Нашёл самую большую мою футболку, достал носки и небольшое полотенце. Зная деда, выросшего и прожившего всю свою жизнь в деревне, можно было и не надеется, что он станет мыться в душевой кабинке. Он признавал только баню в лесистой местности, в которой как он говорил, есть три стадии мытья тела: паром и веником, мылом и горячей водой, и в конце свежим воздухом леса. Уже сидя за столом, дед сказал: «Да как может здоровый мужчина мыться в этой каморке?» 

Мы сели втроём.

- Ну, дорогая, чего уселась? – Пожурил дед. – Наложи-ка нам поесть.

Жена на моё удивление с искренней улыбкой положила нам еду. Если бы нечто подобное сказал я, то она бы мигом ответила: «Прошли те времена, когда мужчина указывал женщине». Видимо, времена деда, она оценила в большую цену, чем принцип феминизма.

- Девчонка ещё, - сказал дед, смотря на худую фигурку моей жены. – А теперь оставь нас, тут мужской разговор.

- Хорошо и приятного аппетита! – Она поставила перед нами тарелки с картофелем и тушеным мясом и посмотрела на меня. – Если что, то коньяк стоит в этом ящичке.

Она указала мне на верхний отдел кухонной шкафа и ушла из кухни. Меня поражала её покорность требованию деда и причем добровольная покорность без неприятных гримас на лице. Мы приступили к трапезе. Потом дед попросил налить ему коньяка, хотя я знал, что он практически никогда не пил. Мы молча выпили. Затем ещё.

Дед обтёр рукой усы, кашлянул и взглядом серых глаз упёрся в меня.

- Хвалю, что сыночка Василием назвали. Имя-то хорошее. Мужицкое, простое, а главное, что в честь старушки моей. Вот у нас в деревню привезли детишек, так у всех имя непонятно какое, ну это сейчас у молодёжи модно. А старушка померла раньше, чем родился правнук. Эх. – Дед махнул рукой, глаза его слезились. – А что тут было? Месяцок, только и всего. А теперь ушла и оставила меня. Только псы там у меня и остались, да и те постарели. Нюх у Рекса совсем ослаб, зверя не чует. – Он замолчал.

Дед как-то скрючился и я мигом представил, как он, одинокий, гладит старого пса, который теперь живёт где-нибудь в сенях дома. Дом в деревне я помнил смутно и был там только однажды. Мне тогда было около десяти лет. После городской квартирки, этот дом, высотой с двухэтажный, и насчитывающий четыре просторные комнаты, кухню с русской печью и несколько кладовых помещений, представился мне настоящим замком. Чердак с высокой крышей был моим пристанищем и мне разрешили ночевать там. Помню, как дед залезал по широкой лестнице с улицы и растягивал мне полог, который спасал меня от нападений армии деревенских комаров. Иногда он брал меня на рыбалку и хвалил, когда у меня получилось подсечь здоровую щуку. В такие моменты его большая ладонь трепала мои волосы и он произносил: "Ну хоть внук умеет с рыбой обращаться". Это был укор в сторону моего отца.

Я заметил, как дед встал и вышел в прихожую. Немного повозившись в своём рюкзаке, он заглянул обратно на кухню с белым свертком в руках. Аккуратно развернув белое вафельное полотенце, он протянул мне стопку денег.

- Я же приехал, чтобы правнучку подарок передать.

- Что вы, Алексей Елизарович, - я привстал из-за стола, - уж больно большой подарочек для него.

- Бери, бери. – Он замотал обратно деньги и вложил в мои руки. – С умом распределите. Машину хорошую купите, будете Ваську ко мне привозить. Я посчитал, тут хватит.

Брать деньги от него мне было неловко, да ещё такую пачку. Раньше я думал, что дед никогда к нам не приедет, потому что с отцом моим они были в страшной ссоре. Отец, не желая оставаться работать в деревне на валке леса, уехал в город учиться на педагога. Дед же, видевший долг мужчины трудиться на тяжелых работах, воспринял этот поступок как предательство. Отпуская своего сына, он только и сказал: «Ни копейки тебе не дам». Сын уехал, а дед в тот же день крепко выпил. Впервые в жизни.

Отец рассказывал, что мать, узнав адрес училища, тайно писала ему письма и рассказывала о переменах Алексея Елизаровича, которого однажды застала в слезах. Помириться деду и отцу моему так и не удалось. И теперь я, плод его сына-Иуды, получал такую сумму. Дед словно прочел мои мысли и сказал:

- Не тебе дарю, а правнуку первому.

Я взял деньги. Вечер же мы провели с младенцем. Дед преобразился и улюлюкал с Васькой очень долго. Потом мы все легли спать и я долго думал, почему дед решился уехать из деревни и преодолеть больше тысячи километров до нас. Я засыпал и мне грезилось, как я вижу этого простого мужика на толкучем вокзале, с мешковатым рюкзаком за плечами. И пока мне снилось это, дед действительно уехал.

В начале ноября, когда пошёл первый снег, нам сообщили: дед застрелился.

Report Page