Побег куманики

есть вещи, которые нельзя повторять — как нельзя два раза перечитывать дюма или дважды пускать одни и те же бумажные фонарики вниз по реке, — так вот, мой хозяин ничего не повторяет, в отличие от хозяина вездесущего жака-фаталиста
он только произносит свое длинное, влажно чмокающее в начале звука, обиженное
э,
причем цельная уютная буква
э,

насквозь архитектурная — в ней стоит наполненный светом стакан эркера и таится эдикула со стыдливо круглящейся статуей, — становится похожей на растрепанную эринию, нет, сразу на трех эффектно растрепанных эриний, а его рот, становясь, разумеется, похожим на эллипс, стареет и подсыхает на глазах, западая в бархатистые припухлости подбородка, ужас, ужас

этого зрелища я боюсь не меньше, чем в вильнюсской больнице боялся прерывистого жирного следа перед кабинетом доктора — от волос пациентов, сидящих в ряд на сопряженных стульях, прислонившись затылками к стене цвета пережженной сиены, сложив руки на слабых байковых коленях

их маслянистое ожидание заполняло коридор и лестницы, будто выплеснутая сумасшедшим маляром льняная олифа, когда мне нужно было идти к доктору, я стоял на лестничной площадке дрожмя дрожа оттого, что я их вовсе не любил и не жалел, мне и теперь стыдно, а больше я все равно ничего не помню


без даты
cartella

зачем ты полез туда,
эступидо, бобо?

спросил меня гостиничный повар марко, когда полиция уехала, заставив нас всех подписаться на линованных листочках, это же даже не твой этаж, ну да, не мой! но я знал, что девочки у араба с ежиным животом, как всегда, по средам и субботам, обе — и магда и чесночок, и когда горничная закричала, что стреляют, что в номере
фиалка

или где-то рядом, я побежал, ни о чем не думая, нет! я успел подумать вот что: есть люди, которые становятся жертвами еще до того, как сюжет сам себя раскрутит, на них махнули рукой иштар и атаргатис, и решка у них с обеих сторон, как орел у воителя нобунаги
я бежал, перепрыгивая через две ступени, пока не уткнулся в дверь с лиловым эмалевым цветком, пока не толкнул ее, незапертую, пока не увидел! на этом месте аккройд пожал плечами,

разве вам не известно, что обязан сделать в таком случае гостиничный служащий?
о да,
ispettore,

я знаю! но мне почудилось, что профессор шевельнулся, там, на пороге в смежную комнату, — я знал, что они с арабом соседи, но не знал, что эти двери можно отпирать, на моем этаже их просто заставили шкафами, — мне показалось, что я могу помочь! он лежал там, оскар тео форж, не давая двери захлопнуться, в окровавленной рубахе с круглыми красными пуговицами, мне всегда такие нравились — добела застиранные, непальский траур и клюквенные шарики, возле него никого не было, один полицейский отвязывал набрякшую магду от кроватного столбика, разматывая пояс от махрового халата, второй склонился над чьим-то мертвым телом, еще двое обыскивали комнату, а до умирающего никому не было дела

я сел рядом с ним на пол, взял его голову в руки и хотел заглянуть ему в глаза, но он их сразу закрыл, как будто устал
еще бы не устать, от всех этих
imaginibus etumbris
[105]
,

которых они развели, будто зеркальных карпов в гостиничном пруду, я бы и сам устал, подумал я, удивляясь своему спокойствию, встал, прошелся по номеру — никто и слова не сказал, — подобрал магдину сумку, достал пудреницу и приложил зеркало к его рту, знакомая пудреница, перехваченная аптечной резинкой! нет, умер, сказал я вслух и услышал, как хлопнула дверь, это освобожденная от пут магда последовала за представителем закона, я и помахать ей не успел

на меня по-прежнему никто не смотрел, я прошел в соседнюю комнату и увидел знакомую полицейскую барышню, спящую петру в сизых кудряшках, она сидела в кресле с откинутой головой, на белом надутом горле синела тугая жила, зеркальце можно было не прикладывать — она дышала, хотя и тяжело, с присвистом, на столе перед ней лежала чешуйчатая папка с упанишадскими птичками, знакомая папка! подтекающая саспенсом! ясно, что папку нужно было взять, и я взял

сначала я хотел засунуть ее под форму, там внутри есть карманчик для счетов и прочего, но папка не влезла и выпирала под синим сатином бесстыдно, тогда я ее вытащил, положил на стол и стал выдирать листки, распихивая их по карманам, никто из полицейских и глазом не моргнул, я даже удивился, они как будто сквозь меня глядели, эти ребята, хотел бы я знать, за кого они меня принимали?

потом я пошел к себе и прочел записки профессора, вернее, то, что было на листках, не так, как раньше, у него в номере — торопливо перелистывая, прислушиваясь к шагам в коридоре, — нет, я прочел их медленно, разглядывая рисунки, подчеркнутые слова, восклицательные знаки на полях, и теперь я знаю то, чего не знала фиона, когда в яме с осыпающимися красным песком краями мы говорили с ней о любви и смерти, я знаю, отчего все умерли, но это уже, наверное, все равно, разве нет?

From : др. Фиона Рассел
russellfiona@hotmaiI.com
То: Густоп
gzemeroz@macedonia.eu.org
(распечатать для профессора Форжа)

Помните, что вы сказали, когда — с такой опаской — дали мне в руки письмо Иоанна?
Некоторые страницы утрачены, сказали вы, но я сделал вывод, в котором не сомневаюсь: основным артефактом, дающим власть и бессмертие, является дерево как символ всякой жизни.
С этим трудно не согласиться, подумала я тогда. В алхимии
arbor philosophica —

Древо Познания, а дерево со знаками семи планет представляет первоматерию, это вам любой гарсон из Челси подтвердит не задумываясь.

Навскидку: Ашшваттха, индийская смоковница с корнями на небе, отражающая законы Космоса, китайское древо жизни Киен-Му, по стволу которого поднимаются в небеса солнце и луна, древо жизни ассирийцев, перед которым читали молитвы о воскрешении мертвых, космическое древо Каббалы и десять его сефирот… да что там — примеров бесконечное количество. Вы тогда цитировали мне Упанишады, где сказано, что ветви дерева суть эфир, воздух, огонь, вода и земля, а само дерево — это символ неистощимой жизни, а значит — бессмертия.

У нас не возникло сомнений в том, что деревянный жезл с медной инкрустацией, похожей на руну As, или Ansur, обозначающую божественную силу в действии, является артефактом
дерева.
Руна As, как известно, следит за соблюдением порядка в Космосе! — сказали вы тогда, — недаром она украшает жезл, похожий на маршальскую палочку!
Боже мой, вы радовались, как ребенок, заполучивший вожделенную игрушку!

Помните, вы сказали мне, что самое странное место в Иоанновом тексте — это отрывок об ангеле?

Ну то, где говорится, что владелец артефакта огня, пребывающий в плену ложного знания, однажды заглянет в глаза ангелу, после чего его знание станет истинным.
Мы еще долго обсуждали — Иоаннов ли это домысел или перевод с языка страны, откуда прибыли дары для Ватикана. Запись могла оказаться недостоверной, то есть по мере разумения пересказанной автором.

Я говорила, что ангелом мог оказаться любой небесный посланник, малах-а-мавет из Талмуда, например, или мексиканский божественный пес Шолотль, брат-близнец Кецалькоатля, да кто угодно, собственно, просто в Иоанновом изводе он превратился в ангела, потому что так ему, Иоанну, было понятнее. Я и сейчас так думаю.
После смерти Йонатана вы — довольно хладнокровно, надо заметить, — сказали мне: хотел бы я увидеть, что запечатлено на его сетчатке.

Ведь он заглянул в глаза ангелу, бедняга, и уже никому не сможет об этом рассказать, сказали вы, заглядывать в глаза ангелам — дело небезопасное.
Я еще глупо пошутила, что, мол, гораздо интереснее было бы посмотреть на изумленного ангела, увидевшего свое отражение в глазах Йонатана Йорка.
Я бываю просто невыносима, когда думаю, что у меня есть чувство юмора.
Так вот, профессор, я думаю, что в свете сложившихся обстоятельств этот отрывок об ангеле должен насторожить
вас,

потому что он касается именно
вашего
артефакта.
Потому, что это артефакт огня.

Где-то во вскрытой нами камере осталась лежать первая, скорее всего круглая, часть деревянного приспособления на манер огнива, вторую, продолговатую, часть которого мы приняли за жезл. Почему огнива? Потому, что теперь я в этом
уверена,
а у меня острый глаз археолога, живущего в мире поломанных и разбитых вещей. Жаль только, что это пришло мне в голову так поздно.

Полагаю, что лев, или похожий на него зверь, украшает утраченную часть вашего деревянного огнива. Почему — лев? Потому что, скорее всего, без него не обошлось. Уверена, что он изображен на кольце или ступке, на том предмете, в который вставляется этот ваш пестик, на предмете, который мы просто-напросто не нашли.
А царь миров Огня имеет облик льва, первого из всех зверей.
Медь — тело его, и также тело всех архонтов, принадлежащих Огню, — медь.

…Дух его также пребывает в лжеучениях, которые служат огню и приносят жертву огню.
Помните бойскаутский метод добывания огня с помощью лука, деревянной палочки и куска дерева с выемкой? Тетиву следует обернуть вокруг сухой палочки, установить деревяшку в выемку другой деревяшки и вращать, двигая луком вперед и назад… помните? Вот эта штука и есть ваш артефакт, дорогой Оскар, и теперь можете послать меня ко всем чертям.

Именно две палочки, выстроганные из смоковницы — Пуруравас и Урваши, — порождают огонь
Agni !
Тереть их нужно в определенном ритме и при этом произносить любовную мантру или что-то в этом роде, по крайней мере, если вы совершаете ведийское жертвоприношение.
Простите, Оскар Тео. Вам, вероятно, опротивели мои попытки пошутить.

Но я так устала и до такой степени разочарована мальтийской историей, что мне пришлось собрать все свои силы, чтобы приступить к этому письму, за которое вы вряд ли когда-нибудь будете мне благодарны.
Подумайте о том, что может означать этот артефакт, если именно он открывает вам дорогу к
познанию, власти и бессмертию,
как утверждает ваш приятель Иоанн, смотритель монастырской кладовки. Боже мой, разве можно этого хотеть на самом деле?

Подумайте, не вам ли придется… хотя что я тут читаю вам лекцию, довольно того, что я изложила свои соображения. А вы дочитали их до конца. Или не дочитали.
Ваша Фиона Расселл

МОРАС
без даты
reasons

сегодня мне сказали, что вечером придет цирюльник и всех будут стричь, но я не хочу, не буду
у меня есть на то четыре причины
если я — шумер, то мои волосы подобны дыму, они защищают от злых духов
если я — шива, то растрепанные волосы — символ моего отречения

если мне, как изиде, скорбящей об озирисе, отрежут белую прядь, то скорбь потеряет силу
я же знаю воистину тайну локона, который украшает лоб божественного мальчика,
говорит один мертвый из книги мертвых, я тоже знаю, но если я им скажу, они снова станут переглядываться
а вот мятежник авессалом, говорит лукавая католичка франка, запутался волосами в ветвях дуба и его убили
а вот самсон зато, говорю я ей, к тому же я принадлежу другой конфессии

а вот египетские жрецы, говорит франка, они ведь бритые
так то жрецы, говорю я, а дети царской крови носили косичку на правой стороне головы, а чтобы огорчить тебя до крайности, скажу, что имя
гор
означает
дитя с густою прядью
отстань, далила


без даты

вот блейковский демон-устроитель — то есть, простите, сэр! демиург — лепил вещи из первоматерии, будто дитя из пластилина, а первоматерию ему принесли в цветной коробке с инструкцией в картинках, да? с чего бы я начал, когда бы ее
мне

принесли, с любви бы я начал, любовь разбухает во мне, будто
униженная почва
от воды, если верить корану
[106]
, и непонятно, куда девать всю эту любовь
но все эти люди, о которых я
думаю
с утра до вечера, они ведь без любви сделаны, как и я сам, в них есть ненужные
longueurs,

как и во мне самом, ненужный надрыв и ненужная слякоть, стая усталых птиц в поисках шаха симурга, обнаруживших, что симург — это они, изумленно глядящихся в розовые зеркала в саду, где погода горизонтальна, согласно
барометру, движущемуся вдоль и поперек
[107]
,
впрочем, это я, пожалуй, чужую сказку рассказываю, но что же? все эти люди, проходящие через мой рот, согласно хрисиппу, становятся частью меня
[108]

и частью моей любви — и вот, умирая, они забирают с собой эту любовь, и я могу вздохнуть и рассмеяться, и


без даты
desacuerdo
[109]

мне приставили чью-то голову, как ганеше приставили голову слона
только у ганеши толстый девственный живот, а у меня исколотая неблагообразная задница, к тому же я высох и живу росой, как греческая цикада, сделанная из бессмертного титона
доктор лоренцо сказал, что, если я не начну есть, они прибегнут к убедительным методам
убедительные методы —

это внебрачные дети других возможностей? меня же беспокоит несоответствие: отчего в окне я вижу мальтийскую ртутную воду и пляж мелихха, а в клинике все говорят на каталанском? неужели ради меня? правда, на испанском языке лоренцо привкус чили, и это здорово освежает
бедняги, надо сказать им, что я понимаю все языки, даже язык цветов
вьюнок означает покорность, желтая герань — возвращение в трезвый рассудок, ноготки — беспокойство, а тамариск — преступление

сестра винтер больше не приходит, наверное, умерла
умирая, сестры винтер превращаются в цикламены


без даты, вечер

по утрам уже довольно жарко, после полудня появляется дождь, мгновенно и ниоткуда, как возникает ссора, несколько острых взглядов, неловкий жест и — хлынуло! в отеле мне не платят вторую неделю, и не с кем поговорить с тех пор, как в начале апреля уехала фиона, в феврале француз свалился в канаву с железными трубами, в марте йонатан отравился олеандровым дымом, а три дня назад пристрелили профессора и студент с глазами, как серые вербовые почки, заснул в ванной, накачавшись снотворным, ничего себе список необходимых потерь! sie haben alle mude munde — жаль, что я не мастер писать детективные истории, да тут и писать нечего — нет ни убийцы, ни мотива, одни сгущенные обстоятельства и разбавленные недоразумения, правда, следователь аккройд так не думает, полицейские продержали нас с хозяином целое утро в участке, теперь хозяин смотрит на меня косо и на днях окончательно выгонит

без даты
лысый доктор лоренцо в прошлой жизни звался отец долан
вы такой выдумщик, ниньо, говорит он, склоняя продолговатую голову к плечу, руки его ласково перебирают друг друга, как будто нащупывают невидимую линейку, чтобы — раз! раз! — треснуть меня по запястью, взметнув рукава сутаны:
я по лииу вижу, что ты плут!
[110]
наш мальчик
cambia de opini у n сото de camisa
[111]
,

у него семь пятниц на неделе, говорит лоренцо, запуская пальцы в еле заметную бороду, он взялся ее отращивать и чувствует себя неуверенно, борода выдает грязно-русый оттенок его волос и их слабость наперекор лысине, блестяще утверждающей
virilidad
и
sabiduria
[112]
это у меня-то семь пятниц на неделе? да у меня вечер субботы с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года

ДНЕВНИК ПЕТРЫ ГРОФФ
26 апреля

Даже не знаю, с чего начать, бррр… чернила в ручке замерзают от ужаса.
Они все умерли! Все.

Теперь совершенно очевидно, что умерли все, кто заходил в этот самый
кенотаф,
и со вчерашней ночи это слово мне отвратительно. Как и слово
артефакт.
Но попробую записать все-таки. А то завтра в голове все перепутается и переменится. Аккройд только что привез меня домой из больницы и велел ложиться спать, но я не могу, меня всю колотит, как будто я сижу в коридоре у дантиста и слышу омерзительный сверлящий звук и стоны, доносящиеся из-за двери.

Когда я пришла к нему, к профессору Форжу, было уже восемь, но он не удивился и впустил меня в номер, где повсюду стояли пепельницы, даже в ванной — он курит на ходу, а не так, как Вероника. Та курит не иначе, как забравшись с ногами в кресло, с сигаретой непременно наотлет, как же я по ней соскучилась, по дурочке, просто нет сил.

Профессор посадил меня на диван, а сам сел на стул верхом, положив подбородок на руки, а руки на спинку стула. На нем был синий вязаный свитер, надетый на голое тело, и выгоревшие голубые джинсы.
Не знаю почему, но мне хочется записать все подробно. Может, потому, что это последние слова о двух людях с континента, которые еще позавчера мне были безразличны, а теперь я по ним ужасно скучаю.
И потом — кроме меня, никто о них ничего не скажет, потому что я одна знаю и понимаю все. Ну или почти все.

Я задавала профессору свои вопросы — записала их в блокноте, чтобы не забыть, — а он разглядывал меня молча, как будто впервые увидел, и, что самое ужасное, смотрел мне на грудь, а ведь он такой старый. При этом у него как-то странно дергались усы. Пришлось делать вид, что я не замечаю. Ведь на этот раз не он у меня в кабинете, а я у него в спальне.

Я спросила: видит ли он связь между рукописью и смертью троих людей, в том числе его собственной невесты? Он сказал, что нет и что эта тема его утомляет.
Я думаю! Смерть вообще крайне утомительная штука.
Я спросила: откуда взялись артефакты — тьфу, мерзкое слово! — у погибших Лева и Йорка и куда тогда делись все остальные? Он сказал, что об
остальных
ему ничего не известно.

— Я уже сообщал полиции, — сказал он с заметным раздражением, — что, разбирая архивы, наткнулся на рукопись, в которой сообщается точное местоположение захоронения, имеющего непосредственное отношение к средневековой алхимической практике, за
все остальное
несет ответственность экспедиция, к которой я не имею никакого отношения. Так и запишите в вашем девичьем блокнотике!
М-да. Вот бы мне научиться излагать свои мысли подобным образом!

Я спросила, известно ли ему, что доктора Расселл и Густава 3. связывают внеслужебные отношения? Он усмехнулся: женщины после тридцати трех становятся гусынями и желают иметь дело с гусятами!
Я спросила: как вышло, что в жизни всех троих — Надьи, француза и австрийца — происходили серьезные позитивные изменения, но как бы с опозданием, без толку, после смерти, когда они не могли уже этим насладиться?

— Изменения в жизни после смерти? — усмехнулся профессор, подкладывая мне странного коричневого сахару. — Вы что же это, Блаватскую на ночь читаете?
Посмотреть в интернете про Блаватскую.
Потом он звонил в рум-сервис, чтобы нам принесли чаю с лимоном, я выпила чаю и сняла жакет, шнурок с медальоном выбился из-под майки, я стала его заправлять обратно, почему-то ужасно покраснела, я всегда
чувствую,
когда краснею… и тут он спросил меня про Штуку, прямо так и спросил:
зачем вы это взяли?

Отпираться было бесполезно. Он ведь не спросил,
где вы это взяли
или —
что это за амулетик у вас на шнурочке, дайте потрогать…
он спросил таким голосом, как будто мы с ним вместе это нашли, только он удержался и не стибрил, а я не удержалась.
Я сказала, что с ума схожу по таким Штукам. И что эта — лучшая в моей коллекции, обычно я меняю украшения каждый день, а эту уже сто лет не снимала.

— Неудобно же спать с деревяшкой на шнурке? — удивился профессор. — Почему вы ее на ночь не снимаете? Я вот снимаю свою цепочку и кладу рядом с кроватью, — и он показал мне тонкую золотую нитку с крестиком.
Не стану же я ему объяснять, что завязала кожаный шнурок так крепко, что развязать не могу. А если разрезать ножницами, то считай — пропало. Придется искать новый, а это уже будет не то, мне именно такой — черный и шероховатый — нужен, я его в лавке у старьевщика нашла во Флориане.

Потом мы пили чай с имбирным печеньем, потом — немного коньяку, он мне рассказывая всякие смешные вещи про археологов.
Например, как итальянцы — университет Падуи — занимались раскопками на Крите и раскопали целую статую Геры. Это жена Зевса… и сестра, между прочим, тоже. Набежала куча народу, телевидение, люди из посольства, стали поднимать статую, чтобы перенести в музей, а главный археолог — наглый и стремительный — говорит:
погодите, постойте! Я еще раз сфотографирую!

Статуя зависла в воздухе, закачалась, тросы натянулись и лопнули. Гера упала на землю и разбилась на тысячу кусков.
Так вот — этому археологу несчастному запретили даже ступать на критскую землю теперь. И про него во всех учебниках напишут, про это
постойте! погодите!
—

А вам не кажется, что про вас тоже напишут? — спросила я профессора, я вдруг на него ужасно разозлилась. К тому же у меня жутко разболелась голова. — Ваша затея выглядит еще хуже, там хоть статуя разбилась, а у вас троих похоронили. Бедная доктор Расселл, оттого она и уехала так быстро, чтобы пресса не начала копаться в подробностях, верно? Вы-то вернетесь в свой Лондон и забудете, а ей еще долго отдуваться… А ведь это вы украли вещи из Гипогеума, я в этом ни минуты не сомневаюсь. Покажите мне остальные Штуки! Без протокола. Я никому не скажу.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь