Пари

Подавив волну протеста, Лена, подталкиваемая сзади Игорем, исчезла в салоне машины. Он сел сзади. На кресле водителя был их общий знакомый, тот самый оболтус Денис, которого она когда-то отчитывала. Отчитывала, как подчиненного, отчитывала, глядя на него сверху вниз. Елена бросила быстрый короткий взгляд на мужчину и отвернулась. Тот покраснел от этого взгляда, хотя и изначально был смущён.

— Ну, не стесняйтесь, ребята, вы же взрослые люди, всё нормально... Ленка, покажи ему сиськи, он должен быть достаточно возбужден, — услышав слова Игоря, Денис только и смог, что перевести взгляд на бюст женщины.

Заглушив чувство собственного достоинства, Елена подняла негнущиеся пальцы. Она дрожала, и в этой дрожи отражалась вся её мечущаяся сжавшаяся душа. Что же она делает?

Задрав жакет и придерживая его, вторую руку быстро завела за спину, щелкнула замочком, затем схватилась спереди за перемычку лифчика между чашечек, дернув её наверх. Груди в мгновение выскочили на свободу и, весело дернувшись, остановились.

— Давай, помацай их... — ободряюще сказал Игорь ошарашенному парню. — Смотри, какие прикольные.

Елена в ужасе от унижения перед сопливым щенком отвернула голову, грудь оставалась беззащитно выставленной.

— Но как же так... как же Володя... — как ребёнок залепетал Денис. — Просто неожиданно как-то...

— Я говорил тебе, а ты не верил... — Игорь засмеялся. — У Володьки баба красивая, но гулящая... Так что не стесняйся... Хоть и начальница твоя... Не боись, за ЭТО, — Игорь подчеркнул слово «это» и засмеялся, — она тебя не уволит! Правда, Ленка?

— Да, — с трудом заставила она себя прошептать.

Наконец Денис решил прикоснуться к очаровательной плоти. Он протянул руку, рванными неуверенными движениями погладил тверденькие бугорки. Чуть приподнял пальцами, с мальчишеским интересом взвесил, поиграл с кончиками. Потом взял в руки и, сжав обе груди, стал мять их. Елена застонала.

Когда осмотр грудей был закончен, Игорь продолжил командовать. Хоть всё происходило быстро, куча мыслей навалилась на нее, в голове была какая-то каша.

— Так. Расстегни брюки. Вытащи его, — Елена нагнулась, вспомнив при этом искусственный фаллос на подставке, который она так усердно обрабатывала.

— Теперь... Теперь в рот! — она приоткрыла губы. — Вот так... Молодец, научилась!

Когда все было кончено, и женщина с мокрыми губами отстранилась от Дениса, она посмотрела на Игоря — он был доволен.

Вернувшись домой, Лена сорвала юбку и трусики, стараясь быстрее добраться до вспыхнувшего огнем влагалища. Только после непрерывной получасовой работы с собой, после яростного до изнеможения трения губок и клитора женщина смогла подняться с кровати, переодеться в халат и заняться домашними делами.

Размышляя о произошедшем на работе, о том, что это был именно Денис, она ощутила себя упавшей так низко, что дальше некуда. Но презрение к себе заглушалось другим. Будто древнее существо по имени «женщина» вернулось к забытому предназначению — отдаваться мужчине, грязному и мерзкому животному. Это было какое-то странное чувство служения, чувство ритуального вверения — распоряжаться своим телом лишь сексуально, лишь в качестве некоего сакрального сосуда.

Потом всё пошло по накатанному.

От неё требовалось только одно. Никаких предварительных ласк, грубая и лаконичная действительность заставляла её нагибаться вниз, опираться локтями на ноги мужчины. Мужчина мог оказаться как любым из четвёрки её предприимчивых прежних любовников, так и кем-то новым: ближайшие друзья, знакомые, коллеги ребят. Когда мужчина сам не расстёгивал ширинку и не доставал фаллос, это делала Елена. Когда её голова сверху прижималась твёрдой мужской рукой, в женщине что-то автоматически включалось, и она безропотно начинала сосать.

Она должна была быстро довести мужчину до оргазма своим умелым ртом — у него много дел, ему ещё ехать на важные встречи:

— Давай ротиком быстрее, мне некогда!

Надо было, давясь, глотать горячие струи, а потом ещё и вычищать языком мошонку и член. Часто от паха мужичин несло мочой и потом, но ей оставалось лишь, внутренне содрогаясь, полностью испивать эту чашу до дна.

С промокшим ртом и губами она выходила из машины на оживлённую пешеходную дорожку. Когда ей кончали на лицо, то, не дожидаясь, когда белесые сгустки будут стёрты со щёк или подбородка, выталкивали из автомобиля на тротуар, на всеобщее обозрение. Это действовало на неё сильно, словно горькая реальность с фотографической точностью вдалбливалась в подкорку. Автомобиль с незатемненными стеклами вызывал у неё такие же проблемы, она просто представляла себя проституткой, каких полно. Отличие было лишь в том, что на самом деле она ею не была: она никогда не брала денег, не носила с собой упаковки презервативов — а это представлялось непрофессионализмом.

Пару раз её чувственным ртом воспользовались прямо на лестнице, в здании фирмы.

— Давай, шлюха — быстрей!

Ей снова понукали, подстегиваемая словами Елена трясла головой как припадочная. Щеки оттопыривались под натиском мужской плоти, полуприкрытые глаза выражали необыкновенную сосредоточенность на процессе, заинтересованность в его скорейшем разрешении.

— Поторапливайся, а то все здесь узнают, какая ты на самом деле давалка в рот...

На корточках, с раздвинутыми ногами, между которыми стоял возбуждённый мужчина, Лену прижимали к стене напротив поворота перил. Серая тень возвышалась над ней, закрывая проход своим телом. Елена замечала только стержень, нацеленный на неё. Мужчина внимательно смотрел, как принимается его орган, быстро двигал задом, издевательски учащая темп, вдалбливая член в подставленное накрашенное отверстие.

Когда горло освобождалось, раздавались сосательные звуки и редкие натруженные женские стоны...

На верхние этажи мало кто заходил, тем не менее, риск быть застигнутыми действительно существовал — технические службы располагались именно здесь. Обычно ...

те, кто хотел уединения с Еленой, туда не заходили. Но ситуации бывали разные. Если было лень выходить на улицу и идти до машины, а туалеты оказывались заняты, приходилось подниматься наверх.

В туалете происходило всё тоже, что и в машинах и лестнице, разве что появлялась возможность для манёвра. Дверь запиралась на щеколду, и раздавалось нетерпеливое распоряжение: