Парадокс Арели | Марк Полещук
Издательство Чтиво | Читать 8 минут
Представь себе комнату, погруженную в тишину.
В ней два человека. Идентичны вплоть до цепочек ДНК. Сидят неподвижно и смотрят друг на друга. Одному кажется, что перед ним зеркало, другой не думает вовсе.
— Вы довольны? — голос из поднебесья потолка. Думающий вздрагивает.
— Она… она похожа на меня, — произносит она.
— Да, в этом и смысл, — отвечает голос.
Он терпелив и спокоен, слыша его, думаешь о шёпоте ангела. Доктор Антониони так много сделал для Арели, что ей неловко смотреть на хатек. Она принюхивается, потому что не чувствует никакого запаха.
— Она не пахнет?
— Нет, — отвечает голос, — она пахнет. Просто вы не чувствуете, потому что для вас это естественный запах.
Арели вздрагивает. В последнее время она не может разобрать, это реакция на событие, или болезнь потихоньку подбирается к двигательным центрам мозга.
— Она здорова?
— Более чем. Каждый хатек модифицируется: резистентность к раку, ВИЧ, другим заболеваниям.
— Но они — люди?
— Сейчас? — динамик хрипит, силясь передать кашель. — Сейчас хатек — пустой сосуд, оболочка. После — полноценный член общества, со всеми правами. Вас не причислят к хаголемцам, если вы об этом.
Арели кивает, хотя собеседника в комнате нет. Страх отпускает, дрожь в руках теряет связь с частотой дыхания. Девушка успокаивается, смотрит на своё будущее тело и улыбается.
— Она чудесна, доктор.
— Я рад, что вам понравилось, Арели.
***
Арели открывает глаза.
Первое, что она отмечает — нет тяжести. Тело лёгкое и послушное: она по очереди шевелит пальцами рук. Поднимает ноги и рассматривает изящные лодыжки. Крошечный шрам под коленной чашечкой — укус белки — полумесяцем выделяется на светлой коже.
«Они даже это повторили», — удивляется девушка. Смотрит на руки и несколько секунд наслаждается спокойствием кистей.
«Чёрточки те же самые?» — думает она. Ответить не может, но это её не заботит. Из глубины живота или сердца, поднимается волна радости. Её не удержать. Арели заходится смехом, катается по кровати. Может показаться, будто она умалишённая.
Девушка соскальзывает на пол, встаёт на носочки. Идёт по комнате, ощущая силу в ногах, свободу двигаться так, как ей заблагорассудится.
«Этого не может быть. Не может быть!»
В палате есть небольшая ванная. Свет белый, строгий, но даже в таком её лицо кажется привлекательным. Большие глаза, высокие острые скулы, маленький прямой нос. Арели представляет, как возвращается домой, достаёт свой арсенал. Теперь будет легче.
«Сама застегну пуговицы»
В пальцах появляется зуд.
Стук в дверь отвлекает от зеркала. Арели выскакивает из ванной и сталкивается с доктором Антониони.
— Тихо, тихо! — восклицает он. Девушка бросается ему на шею и кричит:
— Спасибо, спасибо, спасибо!
Антониони улыбается, мягко отстраняет пациентку и предлагает вернуться в кровать. Арели подчиняется, то и дело совершая необязательные движения, выдающие в ней молодую мехагеримку. Доктор доволен. Он выбил ей место в программе: пришлось разругаться с половиной администрации. Арели заслуживает жизни, её недуг — несправедливый приговор. Антониони ощущает себя героем.
— Как вы себя чувствуете?
— Превосходно!
— Хорошо. Сегодня отдыхайте, завтра у вас возьмут кровь, проведём тесты. Возможна некоторая рассинхронизация, но в течение недели всё должно прийти в норму. Вы голодны?
Арели прислушивается к себе.
— Да!
— Тогда я попрошу сестру принести завтрак.
— Спасибо!
Доктор кивает, встаёт, направляется к выходу. Ему доводилось смотреть на приходящих в себя богачей. Их радость была сдержанной, будто произошедшее чудо — обычная процедура. Один высокопоставленный чиновник сетовал, что хааварат занимает слишком много времени. У двери Антониони оборачивается, чтобы взглянуть на Арели. Улыбка, счастливые глаза — вот оправдание его тяжёлой, грязной работы. Мысли о предстоящем тенью отражаются на его лице.
— Доктор, что-то случилось?
— Нет, Арели, всё хорошо. Отдыхайте. Завтра будет насыщенный день.
***
Арели полусидит в кровати, когда приходит ощущение потери.
Заболело сердце. Нет, не заболело — заверещало. Ощущает совершающееся зло и не может молчать. Забилось, требуя внимания.
— Тише, тише, — шепчет девушка.
В голове шум, треск, словно кто-то подключился к её кичеру и транслирует белый шум. Только связь выключена.
«Позвать на помощь», — думает Арели. Успевает до того, как первая судорога пробегает по ноге. Чувство знакомое, но ощущения другие. Болезнь проявляла себя так же, но делала это скромно, будто пристраивалась на лужайке, где и так полно народу. Этот же спазм атакует решительно. Девушка вскрикивает.
Вбегает медсестра. Кидает взгляд на монитор, на пациентку. Арели сидит, выгнув ногу под неестественным углом, чтобы хоть как-то избавиться от боли.
— Что со мной?
— Всё хорошо. Адаптация, — отвечает медсестра.
Она врёт. Одной рукой держит Арели за руку, другой отправляет сообщение доктору Антониони.
Ханшама-связь — последний рубеж, который учёным не удаётся разорвать. Сознание, скопированное из старого тела в новое, не утрачивает нити, обслуживает одновременно два организма, и из-за этого, порой, возникают проблемы на этапе утилизации. Обычно это головная боль и повышенная тревожность. Приступ на подобие случившегося с Арели медсестра наблюдает впервые.
— Мне… мне холодно. — Губы девушки дрожат, теряют цвет. Женщине ничего не остаётся, кроме как вызвать врача. Высокий мужчина с льдисто-серыми глазами входит мгновенно, будто ждал за дверью. На нём белый халат, который не скрывает могущество торса и плеч. Огромными руками, в которых Арели кажется ребёнком, он укладывает её под одеяло, вкалывает прозрачную жидкость и отсылает медсестру.
— Выясните, на какой стадии процесс, — говорит он одними губами.
— Где доктор Антониони?
— Всё будет хорошо. Меня зовут Густав Бьорг, я заменяю доктора Антониони пока…
— Где он? Что со мной?!
— Вам сейчас нельзя волноваться. Хааварат — сложная процедура. Адаптация сознания в новом теле происходит не сразу. Требуется время, чтобы освоиться. Иногда неверные сигналы…
— Я как будто умираю…
Арели не нравится холодный взгляд Густава, а его поза напоминает о Чёрном рыцаре из легенды о короле Артуре. Впрочем, лекарство, действует быстро и спазм отпускает. Остаётся холод и навзрыд бьющееся сердце.
— Всё будет хорошо. Не волнуйтесь. Попытайтесь уснуть, — говорит великан и выходит из комнаты.
Бесцветность его тона только усиливает неприязнь Арели. Она поворачивается к окну.
Картинка возникает перед глазами. Доктор Антониони стоит над ней: бледный, сосредоточенный. Вокруг него — темнота, а она сама связана. Девушка засыпает, хотя знает, что уже никогда больше не откроет глаз.
— Вы обманули меня…
— Нет, всё…
— Обманули. Вы убили меня. Просто убили.
«Что это?» — успевает подумать она, прежде чем соскользнуть в сон.
***
Густав покачивается на стуле в пустой ординаторской, когда входит доктор Антониони.
Они работают вместе уже два года, и Бьорг научился замечать, когда его коллега не в духе. Джованни расстроен, он идёт к своему столу. Облокачивается на стул и стоит минуту, вторую, третью.
— Что-то случилось?
Антониони не отвечает. Машет рукой, подразумевая нечто эфемерное и сложное; он поворачивается и направляется к кухонному гарнитуру в углу комнаты. Бутылка коньяка, извлечённая на белый свет, плещет янтарным напитком по стенкам. Джованни наливает на два пальца, держит стакан в руках, смотря ровно перед собой на апельсиновую дверцу подвесного ящичка. Потом одним махом выпивает, выдыхает сквозь плотно сжатые губы. Густав встает.
— Арели?
Джованни поворачивается к другу. Долгий отсутствующий взгляд, заглядывающий в пустоту, за которой ничего нет. Пространство, исколотое собственной безотносительностью, обволакивает Антониони.
— Ты же понимаешь, что это происходит со всеми. Хааварат…
Антониони задумчиво кивает. Словно взвесил что-то на весах и остался недоволен лёгкостью груза. Налил ещё, не глядя. Несколько капель распластались по столу. Он стёр их рукой, едва ли заметив движение. Джованни склонил голову и крепко-крепко зажмурился. Так проходит минута, две, три. Наконец он открывает глаза: два голубых озерца затянутых кромкой льда.
— Она будет жить, — вновь пытается Бьорг. — Будет счастлива. Может быть станет балериной, или художницей, или учёным. Чёрт их пойми, что вырастает из таких девчонок, да же?
Антониони вновь кивает. Улыбается другу, отмечая его попытки, но ничего не говорит. С бокалом в руках садится на диван, откидывается на спинку. Густав с содроганием замечает слёзы на немолодом лице доктора. Чем они были наполнены? Тоской? Или болью по неправедному поступку? Или сожалением о невозможности спасти и помочь? Джованни плачет, не скрываясь и ничего не объясняя.
Бьорг смотрит на часы. Конечно, процесс уже должен был завершится. Он представил, как тело накрывают белой простынёй, нет, с этого года трупы накрывают голубой простынёй, санитар, возможно Коле или Фридрих, аккуратно вывозят каталку из процедурной, едут к грузовому лифту, спускаются в морг, откуда тело заберёт кто-нибудь из братьев Гобблесс. Все эти действия скроются за отметкой в больничной карте Арели — «Мехагерим-1. Хааварат пройден успешно», и никто не будет знать правды. Кроме Джованни Антониони и Густава Бьорга.
Завтра Антониони зайдёт в палату к Арели и сделает вид, что всё хорошо, что его сердце не разорвано в клочья затихающим шёпотом, проклинающим его. Густав в проклятья не верит, но то он. О детстве Джованни Бьорг почти ничего не знает, только видел пару раз его старую мать, которая перекрещивала сына в канун Рождества и беззвучно молилась.
«Наверное, он думает, что попадёт в ад», — думает великан, присаживаясь рядом.
— Ты помог ей, Джованни. Помог.
Антониони обращает к другу лицо с двумя дорожками слёз.
«Я знаю, друг. Знаю, но от того бремя моё, да и твоё тоже, не становится легче. Сегодня плачу я, завтра это будешь ты, а послезавтра снова я. И так, пока мы не перестанем спасать людей…» — говорят его глаза.
— Я… — неожиданно произносит севшим голосом Джованни. — Я каждый раз думаю: кто остаётся после хааварата? Знаю, что это полная копия сознания, с теми же воспоминаниями и пережитым опытом, но… Ты никогда не думал, Густав, копируем ли мы душу?
Бьорг отвечает молчанием.
— Если да, то, получается, мы стали Богами, ты и я, и ещё пара докторов в Израиле, с которыми мы разработали это… Богам многое прощается, ведь их пути неисповедимы. — Антониони глубоко вздыхает и делает глоток из стакана. — А если нет, то мы с тобой, и пара докторов в Израиле, обычные шарлатаны и убийцы. На твоём счету сколько? Пятнадцать? Семнадцать?
— Джованни, ты же знаешь… — Великан решается положить руку другу на плечо.
— Знаешь, что хааварат спасает жизни. Эта девочка, Арели, разве она жила? Разве было что-то в её существовании кроме преодоления недуга, ежесекундной борьбы? Она бы прожила ещё год, может быть полтора, и умерла бы.
Антониони закрывает глаза и говорит:
— Арели умерла сегодня, Густав. В процедурной, связанная по рукам и ногам белыми эластичными ремнями. Я сам ввёл яд.
***
Арели умерла. Да здравствует Арели!
2018
Будьте с нами