Отечественная война. - Народный подъём. - Русские против бесов. - Ужас преступного сообщества. - "Союз Русского Народа". - Патриотические организации. - Православные братства. - Крамола побеждена
Белый шум
Глава 25
Поднимая антирусское восстание, преступное сообщество либерально-масонского подполья и революционных партий полагало, что в борьбе против правительства оно будет обладать моральным и численным превосходством. В свой актив преступное сообщество включало всю интеллигенцию, лишённую национального сознания (а она составляла большинство), земское и городское самоуправления, всю печать, организации врачей, юристов, еврейское, польское и финское население. Но, подсчитав всё, оно не учло главного - самого Русского народа, ибо для него он был чем-то пассивным, зависимым только от того, какое начальство над ним поставлено. Русское государство в глазах преступного сообщества отождествлялось с государственным аппаратом. Враги Русской власти не понимали, что корни её уходят в народную массу. Как справедливо отмечал Солоневич, царская власть в России была функцией политического сознания народа и народ устанавливал и восстанавливал эту власть совершенно сознательно, как совершенно сознательно ликвидировал всякие попытки её ограничения.[1]
В начале XX века политическое сознание Русского народа ещё не было повреждено и в ответ на антирусское восстание возникла естественная охранительная реакция, выразившаяся в патриотическом объединительном движении русских людей для уничтожения общего врага.
Русский народ, писала в те дни газета "Киевлянин", "свято верит в Бога, его земная путеводная звезда - Русский Царь, он глубоко любит своё отечество. Не касайтесь его святынь и уважайте его народное чувство. Не говорите, что Русский народ - раб. Это великий и любящий народ. Вы не понимаете его веры, вы не понимаете его любви, как он не понимает вас. Но вы заставили его понять, что значит революционное насилие, вы заставили его понять, что вы предаете поруганию его святейшие верования..."[2]
На защиту Самодержавия встали лучшие русские люди. Они пользовались всеми разумными возможностями, чтобы доказать сомневающимся органичный характер власти русских Самодержцев, вытекающий из народного духа и сознания.
"А вы, друзья, - обращался к русским людям святой праведный Иоанн Кронштадтский, - крепко стойте за Царя, чтите, любите его, любите святую Церковь и Отечество и помните, что Самодержавие - единственное условие благоденствия России, не будет Самодержавия - не будет России; заберут власть евреи, которые сильно ненавидят нас". Русский святой постоянно повторял, что, если не будет монархии, не будет и России; только монархический строй даёт прочность России, при конституции она вся разделится по частям.
То же самое говорил и епископ Антоний (Храповицкий) Волынский, будущий Первоиерарх Русской Православной Церкви за границей. В слове, произнесённом в Исаакиевском соборе в Санкт-Петербурге 20 февраля 1905 года, епископ пророчески предостерегал Русский народ, чтобы он не попустил разрушить Самодержавие в России, чтобы он хранил свою преданность Самодержавию как "единственной дружеской ему высшей власти"; чтобы народ помнил, что в случае её колебания он будет несчастливейший из народов, порабощённый уже не прежними суровыми помещиками, но врагами всех священных и дорогих ему устоев его тысячелетней жизни - врагами упорными и жестокими, которые начнут с того, что отнимут у него возможность изучать в школах Закон Божий, а кончат тем, что будут разрушать святые храмы и извергать мощи святых угодников Божиих, собирая их в анатомические театры. После отмены Самодержавия Россия перестала бы существовать как целостное государство, ибо, лишённая своей единственной нравственно-объединяющей силы, она распалась бы на множество частей, начиная от окраины и почти до центра, и притом даже от руки таких народностей, как татары казанские, крымские и кавказские. Такого распадения нетерпеливо желают наши западные враги, вдохновляющие мятежников, чтобы затем, подобно коршунам, броситься на разъединённые пределы нашего Отечества, на враждующие его племена и обречь их на положение порабощенной Индии и других западноевропейских колоний.
Вот то печальное будущее, которое, по мнению владыки Антония, ожидало Россию, если бы она доверилась внутренним врагам своим, желающим сдвинуть её с вековых устоев.
Святой Тихон, будущий Патриарх Московский и всея Руси, в эти трагические дни поучал русских людей, что самодержавная власть в России не зависит от другой человеческой власти (прежде всего власти денег), не почёрпывается от неё, не ограничивается ею, а в себе самой носит источник бытия и силы своей. По Священному писанию, доказывал Святой Тихон, власть Царя существует для того, чтобы он судил и защищал свой народ.
Царская власть должна стоять на страже права и справедливости, защищая от насилия подданных и особенно сирых и убогих, у которых нет других помощников и защиты. А для этого она и должна быть самодержавна, неограничена и независима ни от сильных, ни от богатых. Иначе она не могла бы выполнить своего назначения, так как ей приходилось бы постоянно трепетать за свою участь и, чтобы не быть низвергнутою, угождать богатым, сильным и влиятельным, служить правде, как понимают ее эти последние, творить суд человеческий, а не Божий.
Такая самодержавная царская власть, говорил святой Тихон, и есть в нашем Отечестве, которое пришло к ней путём долгих мучений от внутренних междоусобиц князей и от тяжкого рабства под гнётом иноверных врагов. Царь в России владеет силой и свободой действий в такой мере, какая только возможна для человека. Ничто и никто не стесняет его: ни притязания партий, ни выгоды одного какого-нибудь сословия в ущерб другим. Он стоит неизмеримо выше всех партий, всех званий и состояний. Он беспристрастен, нелицеприятен, чужд искательства, угодничества и корыстных побуждений, ни в чём этом он не нуждается, ибо стоит на высоте недосягаемой и в величии его никто ничего не может ни прибавить, ни убавить. "Не от рук подданных своих угожденья приемлет, а, напротив, сам даёт им плоды"; не о своих интересах заботится, а о благе народа, о том, чтобы "всё устроить к пользе врученных ему людей и к славе Божией". Ему одинаково дороги права и интересы всех подданных, и каждый из них имеет в нём защитника и покровителя. Царь есть батюшка для народа, как трогательно называет его сам народ. Самодержавие и основано на чувстве отеческой любви к народу, и любовь эта устраняет всякую тень деспотизма, порабощения, своекорыстного обладания, что теперь иные стараются набросить на русское Самодержавие. Да и как не стыдно говорить о деспотизме царской власти, когда носители её - возьмём ближайших к нам Государей - великого Царя-освободителя Александра III, кроткого и доброго Николая II - составляют предмет удивления и восхищения благомыслящих людей даже и вне России! Не странно ли говорить о тирании царской власти, когда с молоком матери всасывает русский человек любовь к Царю своему, когда потом любовь эту он воспитывает в себе до восторженного благоговения, когда к Царю своему он проявляет полное повиновение и преданность, когда разные смутьяны даже обманывают его и подбивают на бунты именем Царя, когда за Царя он всегда готов и умереть? Нет, деспотов и тиранов боятся и трепещут, но не любят.
Но говорят, и в последнее время особенно часто, полемизировал с сомневающимися архиепископ Тихон, что царская власть в России только по идее самодержавна, а на самом деле самодержавными являются органы её - чиновники-бюрократы, которые всем правят, - и правят плохо, которые создают средостение между Царём и народом, - голос и нужды народа не доходят до Царя ("до Бога высоко и до Царя далеко"). Народ больше знает свои нужды, чем чиновники и Царь, лучше понимает своё благо и пользу, и посему самому народу и надлежит ведать всё это и управлять, как и делается это в других государствах.
Конечно, у царской власти, соглашался владыка, есть свои органы, и органы эти, как человеческие, не чужды недостатков, несовершенств и возбуждают против себя подчас и справедливые нарекания. Но, спрашивал он, где же это не бывает? Пусть нам укажут такую блаженную страну! Существуют государства, где народ сам управляет и сам выбирает своих чиновников. А всегда ли они на высоте? И разве здесь не бывает крупных злоупотреблений? Говорят, что при царской власти таких злоупотреблений больше, потому что при ней остаётся широкое поле для бюрократии, которая захватила теперь в свои руки все бразды правления. На бюрократию особенно нападают, хотя горький исторический опыт и показывает, что порицатели бюрократии, как скоро получают власть в свои руки, превращаются в тех же бюрократов, иногда даже и горших. Но ведь бюрократия к существу самодержавной власти не относится, и Царь, помимо её, входит в непосредственное соприкосновение с народом, выслушивает голос народный по вопросам государственного благоустройства, принимает депутации даже от забастовщиков (что не всегда бывает и в республиках) и в неустанном попечении о благе и улучшении государства "привлекает достойнейших, доверием народа облечённых, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предположений".
А что касается так называемого народоправительства, то, по мнению архиепископа Тихона, это одно заблуждение, будто сам народ правит государством. Предполагается, что весь народ в народных собраниях вырабатывает законы и избирает должностных лиц, но это только так по теории и возможно было бы в самом маленьком государстве, состоящем из одного небольшого городка. А на деле не так. Народные массы, угнетаемые заботами о средствах к жизни и незнакомые с высшими целями государственными, не пользуются своим "самодержавием", а права свои передают нескольким излюбленным людям, выборным. Как производятся выборы, какие средства практикуются, чтобы попасть в число избранных, известно всем. Итак, народ не правит, а правят выборные, и так как избраны они не всем народом, а частью его, партией, то и, управляя, они выражают не волю всего народа, а лишь своей партии (а иногда чисто свою волю, так как забывают даже об обещаниях, которые они расточали перед выборами) и заботятся о благе и интересах своей партии, а к противной относятся деспотически, всячески её утесняя и оттирая от власти.
И вот такой несовершенный строй революционеры желают ввести в России, часто потому только, что он есть у других народов. Забывают, однако, говорил владыка, что каждый народ имеет свои особенности и свою историю, и что может быть хорошо для одного, для другого оказывается непригодным. Прочны и действительны только те учреждения, корни которых глубоко утвердились в прошедшем известного народа и возникли из свойства его духа. Правовой порядок (конституция, парламентаризм) имеет такие корни у некоторых западных районов, а в России из недр народного духа возникло Самодержавие, и оно наиболее сродно ему. С этим необходимо считаться всякому, и производить опыты по перемене государственного строя - дело далеко не шуточное: оно может поколебать самые основы государства вместо того, чтобы помочь делу и исправить некоторые недочёты. "Имея уши слышати, да слышит!"
"Мы же, братья, - говорил архиепископ Тихон, - будем молить Господа, дабы Он и на далее сохранил для России Царя самодержавного и даровал ему разум и силу судить людей в правде и державу Российскую в тишине и без печали сохранити".
Русское охранительное движение осуществлялось в самых разнообразных формах - от стихийных взрывов возмущённых русских людей до хорошо отлаженной работы в рамках патриотических организаций. Накал движения был пропорционален напору антирусских сил, достигнув своего пика в конце 1905-1906 годов, превратившись тогда в настоящую Отечественную войну русских людей против врагов исторической России,
Первые случаи патриотического подъёма отмечаются ещё летом 1905 года. Так, в Нижнем Норгороде портовые рабочие собрались и разогнали революционную демонстрацию под красными флагами.[3] В Москве же патриотически настроенные граждане по-своему учили революционный сброд уважению к Царю, пинками заставляя смутьянов снимать шапки при выносе царских портретов. Известно множество случаев, когда простые горожане и жители окрестных деревень предлагали свою помощь властям для поимки революционных бандитов.
7 августа 1905 года казачий патруль столкнулся в лесу с бандой революционеров. Казаков обстреляли из-за кустов, один убит. Рабочих окрестных фабрик этот случай так возмутил, что они попросили у губернатора разрешить им в следующее воскресенье сделать облаву на эту шайку, которая тревожит их покой и творит всякие непотребства[4]
После амнистии государственных преступников, которую правительство провело по настоянию Витте, возмущённые русские люди стихийно собирались возле тюрем, протестуя против освобождения бандитов. Освобождённые по амнистии выходили из тюрем с большой осторожностью (а некоторые даже просили пока подержать их в тюрьме), так как боялись самосуда.
На Кубани, в Армавире, русские люди, уставшие от бандитских вылазок революционеров, начали самостоятельно разделываться с главарями революционного движения.[5]
После выхода в свет Манифеста 17 октября все коренные русские были оскорблены в своих лучших чувствах. Их политическое сознание подсказывало им, что Манифест навязан Царю силой, что он, по сути дела, отменяет Русское Самодержавие, заменяя его чем-то чужим и непонятным. Волна крайнего возмущения прошла по всей России. В большинстве городов и населённых мест прокатились стихийные патриотические манифестации в поддержку Царя. После многих таких манифестаций Русский народ превращался в грозную силу, по-своему разделывавшуюся со всеми, кто пытался разрушить Русское государство. Самосуд над революционерами, избиение интеллигентов, лишённых национального сознания, и евреев были вполне естественной и оправданной реакцией Русского народа против произвола и кровавых бесчинств антирусских сил. Это было массовое, многомиллионное движение русских людей, которое своей творческой силой и предрешило исход антирусского восстания 1905 года.
В Архангельске несколько тысяч русских рабочих с царскими портретами и иконами, с пением "Боже, Царя храни", "Спаси, Господи" прошли по городу, где столкнулись с революционной демонстрацией. Отставив в сторону портреты и иконы, рабочие засучили рукава и крепко поколотили "демократов". А над зачинщиками, в частности неким профессором Гольдштейном, призывавшим к свержению Царя, расправились самосудом. Как сообщали газеты, <много раненых политиков, ранены мореходные техники и гимназисты... Толпа хотела убить Переверзева (революционера.- О.П.), но тот успел убежать с Ивановым, а на другой день они уехали в Петербург. Тартаковского, присяжного поверенного, поймали и заставили встать на колени перед портретом, поцеловать его, пропеть "Боже, Царя храни". Побито много евреев>.[6]
В Ярославле патриотическая манифестация столкнулась с революционной. Революционные боевики стали стрелять в безоружных, ранив четырёх русских людей. Ударили в набат, на который сбежалось большое количество горожан с камнями и кольями. К вечеру все революционеры и их сторонники попрятались, а улицы патрулировали группы патриотической общественности, занимавшиеся серьёзной воспитательной работой с интеллигенцией и евреями.
"Демократический" митинг во Владимире во второй день после опубликования Манифеста был разогнан патриотической общественностью, возмутившейся преступными выпадами против Царя. Патриотическая манифестация, проходившая по улицам города, немедленно расправлялась со всеми, кто считал врагом Царя. В одной из колонн несли самодельное белое знамя, на котором красной краской от руки было написано: "Долой республику!" Разбившись на группы, патриоты стали по отдельности разбираться с зачинщиками местного революционного движения. Были разгромлены квартира, снятая революционерами для проведения собраний, и публичные дома, содержавшиеся родными и близкими революционеров и евреев.
В Твери революционные смутьяны, засевшие в здании городской управы, были осаждены возмущённой патриотической общественностью. Возбуждённые русские люди закидали управу камнями и с улицы и со двора, выбили окна и двери, ворвались в нижний этаж и, не имея возможности проникнуть в верхний этаж, где забаррикадировались и отстреливались революционеры, подожгли здание управы со всех сторон. Когда революционеры стали выбегать из горящего здания, их встречали русские люди с поленьями в руках и хорошенько колотили. После этого случая революционная интеллигенция ушла в подполье.
В Сызрани революционные бесы 19 октября пытались взять власть в городе. Небольшая толпа в 200-300 человек, включавшая и вооружённых революционеров, с красными флагами и под пение "Марсельезы" пошла насильно закрывать предприятия, магазины, лавки, почту и телеграф, угрожая оружием всем неподчинившимся. На мельнице Пережогина, который не захотел подчиниться революционным громилам, толпа бандитов выломала ворота, спустила пар из котлов, выключила электричество. К вечеру город был полностью парализован, нигде нельзя было купить съестного и даже вызвать врача, так как извозчики боялись ездить. Власть проявила полную нерешительность. И тогда порядок в городе восстановили сами горожане. На следующее утро, когда толпа интеллигентов, учащейся молодёжи и разных полупролетариев под руководством революционеров двинулась по городу вторым кругом, жители, собравшись в несколько групп, палками и камнями разогнали демонстрацию. Горожане бежали за смутьянами вдогонку, сшибали с ног, колотили кольями, некоторых революционных заводил просто изуродовали. Всю ночь до утра горожане восстанавливали порядок в городе, обыскивая каждого проходящего интеллигента или еврея.
В Саратове стихийное народное движение в защиту царской власти развивалось 19-20 октября. Поводом послужил революционный митинг на Театральной площади, на котором обнаглевшие революционные громилы призывали к немедленному свержению Царя, оскорбляя православные святыни, глумились над Русской Церковью. Пока шёл митинг, недалеко, на Верхнем базаре, стал собираться Русский народ, прослышавший, что "революционеры и жиды" хотят, "чтобы не было Царя и церквей". Возмущённая оскорблением своих святынь, патриотическая манифестация в несколько тысяч человек двинулась на митинг, не сближаясь с ним, а выражая только протест. Но при приближении к митингу вооружённые революционные боевики стали палить по патриотам из револьверов, убив несколько человек. Патриотическая колонна отхлынула, а затем, схватив камни и дубины, снова двинулась на врагов Отечества. И опять революционные громилы стреляли в безоружный народ. Однако численный перевес был на стороне народа, и революционеры с позором бежали, многие бросали свои револьверы, боясь быть схваченными с оружием в руках, тем более что к месту беспорядков подходили войска.
Одним из центров народного протеста стала площадь возле редакции газеты "Приволжский край", бывшей одним из штабов революционной бесовщины, регулярно публиковавшей погромные лозунги, призывавшие к свержению законной Русской власти и продолжению всеобщей забастовки против правительства. Патриоты буквально осадили редакцию и с возгласами: "Вот забастовщики!", "Бей их!" - начали выворачивать камни из мостовой и бросать камнями в окно редакции. Революционные агитаторы с позором бежали задним ходом; от окончательной расправы над представителями "революционной прессы" спас отряд казаков, присланный саратовским губернатором Столыпиным.
Однако возмущение русских людей не утихало ещё два дня. Патриоты отлавливали интеллигентов и евреев, обыскивали их и если находили оружие, то сильно избивали и отпускали уже безоружных. Разгромлен целый ряд домов и лавок, преимущественно еврейских, в которых, по данным толпы, жили революционеры или те, кто был против Царя. Как правило, разгромив лавку или магазин, русские люди ничего оттуда не брали, а выкидывали всё на улицу в грязь.
На следующий день отряд революционных боевиков, собранный революционными партиями из революционеров других мест, напал на патриотическую демонстрацию русских людей, используя бомбы и револьверы. Революционные изверги убили и ранили около 30 человек. Бомбой, кинутой в гущу толпы, было разорвано несколько человек. Такое злодейство ещё больше взбудоражило город, участились случаи самосуда. Некоторых революционеров, захваченных с оружием в руках, возбуждённая толпа казнила на месте. Евреи и революционеры в панике бежали из города. Узнав между прочим, что многие евреи и революционеры садятся на пароход, стоявший у пристани, толпы русских людей с кольями и камнями кинулись к пристани, желая совершить самосуд над ними, но пароход уже успел отчалить.
Порядок в городе в конце концов был восстановлен решительными действиями губернатора Столыпина, который приказал повсюду расклеить объявления: "Объявляю населению, что публичное произнесение мятежных речей и дерзких возгласов против Особы Государя Императора, составляя государственное преступление, будет прекращаться силою и виновные немедленно подвергаются аресту. В случае производства, как это было сегодня, из толпы выстрелов и бросания бомб - войска откроют огонь. Если повторится стрельба из домов - будет действовать артиллерия..." Все два дня Столыпин разъезжал по городу с большим конвоем казаков, обращаясь к возбуждённым людям с речами, требуя успокоиться и разойтись. В толпе русских людей об этих речах Столыпина говорили: "Сказал, успокойтесь, всё будет по-вашему. А жидов я выселю из Саратова в три дня - такие получены мною сегодня правила".[7]
Казань после объявления Манифеста была захвачена революционерами, образовавшими революционные отряды и полностью контролировавшими город. Губернатор стал игрушкой в руках политических бандитов. Но русские люди не выдержали чуждой им диктатуры. 21 октября на главной площади стихийно стекаются тысячи жителей и, собравшись в колонны с государственными флагами, портретами Царя и иконами, двинулись по улицам Казани. А тем временем в городской думе, ставшей центром революционных сил, выдавалось оружие.
Патриоты, подойдя к Думе, разогнали охранные отряды революционеров и заставили оркестр, игравший недавно революционные песни, играть "Боже, Царя храни".
Но тут революционеры, укрывшиеся в Думе, попытались разогнать толпу выстрелами в воздух, а затем и в саму толпу. Вооружённые жители, поддержанные солдатами, кинулись на Думу. Укрывшиеся в ней бандиты забаррикадировались и стали отстреливаться. Солдаты и патриоты-жители совместными усилиями подавили вооружённых громил, заставив их сдать оружие, а некоторых зачинщиков в ожесточении забили до смерти.
В Стародубе Черниговской губернии местные революционеры, преимущественно из евреев, организовали вооружённый отряд, который стал терроризировать жителей. Евреи устроили демонстрацию, на которой призывали к свержению Царя и топтали его портрет. Возмущённые горожане пытались их увещевать, тогда революционеры стали стрелять, а безоружные люди кинулись бежать из города. Еврейский отряд преследовал их до границы города. Возле застав стояли городовые и умоляли жителей вернуться и "не дать городу погибнуть от жидов". Ударили в набат, призывавший жителей к сбору. Крестьяне, оставив лошадей на выгоне, стали толпами возвращаться обратно, вооружившись кольями, топорами, ломами, железными палками. Так как еврейские революционеры, прогнавшие жителей из города, были родственниками разных городских лавочников, то возмущённые люди попутно разбили лавки и выкинули товары в грязь, заставив евреев бежать из города.
В Ростове-на-Дону сразу после объявления Манифеста революционеры, преимущественно евреи, соединились в банду, вооружённую ружьями и револьверами, 30 из них были на конях. Эти бандиты попытались захватить власть в городе. Патриотическая манифестация, протестовавшая против бесчинств революционеров, была расстреляна, и тогда горожане восстали против бесов, заставив их бежать из города, по инерции были разгромлены многие еврейские магазины и избиты представители местной революционной интеллигенции. Против вооружённых ружьями и пистолетами революционных громил русские люди действовали ломами, топорами, палками и металлическими прутьями, не оставив в живых ни одного революционера.
В Томске 21 октября проходила мирная патриотическая манифестация под национальными флагами и с портретами Царя. Возле дома архиерея манифестанты остановились, просили отслужить в соборе благодарственный молебен о здравии Государя. Процессия подошла к Соборной площади, но здесь её ждали "революционные реформаторы", встретившие русских людей градом выстрелов. Сначала толпа дрогнула, а затем тысячные массы одним духом поднялись и буквально смели стрелявших, которые стали отступать, забаррикадировавшись в театре и близлежащих домах. Из окон революционеры стреляли в участников шествия. Тогда разбушевавшаяся толпа подожгла здание под крики: "Навсегда истребим крамолу!" Вместе с преступниками погибло немало случайных людей, но в городе не осталось ни одного политического бандита.
В Симферополе около 300 вооружённых револьверами революционных бандитов подкараулили патриотическую манифестацию с царскими портретами. Когда колонна поравнялась с ними, революционеры, скрывавшиеся за деревьями, закричали: "Вот несут портреты хулигана", "Долой Самодержавие!", "Долой полицию!" - а затем начали стрелять в безоружную толпу. Первым залпом ранили семь человек и убили двух, метили в тех, кто нёс царский портрет.
Но безоружные патриоты не испугались, более того, они стали вырывать колья, ломать заборы, поднимали камни с земли и с таким оружием кинулись на вооружённых бандитов. Как пишут очевидцы, свершилось страшное кровавое дело. Крики ужаса и смятения смешались со стонами не ожидавших такого отпора бандитов, падающих под ударами дубин. В несколько минут было убито 47 бандитов, а остальные в паническом страхе бросились бежать во все стороны, стреляя на бегу куда попало. Улицы Симферополя были залиты кровью. "Но кто же виноват? - спрашивает очевидец. - Кто вызвал эту дикую саморасправу? Те ли, которые мирно, с пением молитв и гимна, несли портреты Царя, или те, что имели безумную дерзость бросить кровавый, смертельный вызов всему Русскому народу, начав стрелять в безоружную, мирную патриотическую манифестацию?".[8]
Левая печать представила это событие как еврейский погром по той причине, что убитые бандиты принадлежали к еврейской национальности. Факты были извращены, не стеснялись самых грубых лжесвидетельств. Террористов, схваченных с оружием в руках, хранивших большое количество оружия и бомб дома, представляли невинными овечками, пострадавшими от рук "черносотенцев". Левая печать так запугала местные власти, что все 35 бандитов, схваченных с оружием в руках, полицией были отпущены на волю. Этот шаг вызвал взрыв возмущения среди простого народа. Начались разгромы лавок и магазинов. На процессе дело было повёрнуто против патриотов, судили не бандитов, а случайно схваченных при разгромах еврейских лавок и несколько полицейских, участвовавших в отпоре бандитам. Боевики же остались без возмездия.[9]
В Киеве революционные бесы уже 18 октября организовали налёт на городскую Думу. Шли под красными флагами, а затем возле здания митинговали, понося всё русское, призывая убивать полицию и солдат. В здании Думы был совершён погром, рвали царские портреты, крушили царские символы, разбили мраморную доску в память о посещении Царя. Заправляли беспорядками революционеры Шлихтер и Ратнер. В Думе стали записываться в революционные бандгруппы по борьбе с Самодержавием, раздавали оружие, собирали деньги на приобретение оружия. Прямо из Думы стреляли в солдат. По рассказу очевидца, один революционер "с рыжей, носатой физиономией еврейского типа", прорвав полотно в портрете Государя и просунув голову, заорал: "Долой Николку! Теперь я могу быть Царем!" Толпа в зале кричала "Ура!".[10]
Такое кощунство и осквернение русских святынь вызвало страшное негодование русских людей.
Стихийно поднялась мирная патриотическая манифестация. Тысячи людей с пением "Боже, Царя храни" шли колоннами к Думе. Из Думы был вынесен разорванный накануне портрет Государя. С пением народного гимна, с обнажёнными головами русские люди пришли к Софийскому собору. Портрет Государя и царскую корону внесли в собор, до тесноты переполненный молящимися. После молебна начался крестный ход. При колокольном звоне и пении народного гимна шествие вышло из собора. Впереди несли хоругви и национальные флаги, затем шли священник и хор певчих, а затем горожане несли восемь портретов Государя, царскую корону и поломанное в думском зале зерцало. Шествие шло по всему городу, а по ходу к нему присоединялось всё больше и больше русских людей, из учреждений выносились царские портреты, которые встречались криками "Ура!" В некоторых местах шествие останавливалось: русские люди обращались к согражданам с речами.
У революционеров патриотические манифестации вызвали чувство злобной ненависти. В некоторых местах в мирное шествие русских людей революционные провокаторы стреляли из-за угла. В ответ охранявшие город солдаты открыли стрельбу по домам, из которых раздавались выстрелы.[11]
К вечеру ситуация обострилась. То тут, то там раздавались выстрелы вооружённых бандгрупп. Как писала патриотическая печать, "на евреев обрушилась месть за оскорбление народных чувств революционерами".[12] В Лыбедском участке появились возбуждённые группы простых людей, возмущённых поведением революционеров, стали нападать на еврейские лавки. В еврейских частях города все еврейские магазины были разгромлены. Товары выбрасывали на улицу, топтали, уничтожали. Мостовая была усеяна разбросанными и развороченными кусками тканей, обломками мебели, часов, а в некоторых местах сплошь покрыта пухом.
В Нежине толпа студентов, гимназистов, главным образом евреев, отправилась закрывать административные учреждения, учебные и торговые заведения. Причём везде, где им попадались царские портреты, они их уничтожали в клочья.
И тогда простые люди решили поучить студентов и гимназистов, привести их ещё раз к государственной присяге. 21 октября после молебна о восшествии на Престол Государя трёхтысячная масса крестьян с портретами Царя, хоругвями и иконами направилась к зданию Филологического института, где укрывались многие революционеры. Перетрусившие студенты наглухо заперлись. И тогда крестьяне потребовали: "Отворите, а то разнесём, камня на камне не оставим". Двери открыли, крестьяне вошли и потребовали установить царский портрет.
Как рассказывают очевидцы, несколько студентов немедленно принесли большой портрет Государя и вместе с ним направились к Соборной площади. Беспрекословно исполнили студенты все требования. Усердно пели "Боже, Царя храни". Особенно старались евреи, за которыми толпа старательно следила. Шествие тронулось. Остановки производились у тех учреждений, где были растерзаны портреты Государя. Под грозным оком крестьянства пение гимна в этих местах было особенно громким.
<По мере приближения к собору толпа всё росла и росла. Портрет Царя был установлен на площади; раздалась команда: "Бунтовщики, на колени!" Без малейшего колебания все студенты и евреи опустились на колени прямо в грязь. "Присягать! Жиды особо!" Студенты, стоя на коленях и подняв правые руки, громко произносили требуемую от них клятву: "Не бунтовать, Царя поважать". Затем поодиночке они подходили к портрету, становились на колени и целовали его. Тем же порядком приводились к присяге и евреи, но для этого был вытребован раввин и принесён особый еврейский балдахин.
"А давайте сюды список усих демократив!" (об этом списке говорилось на революционном митинге, а сотни раз произнесённое слово "демократы" прочно укрепилось в памяти крестьян). Подали и список. Стали делать проверку; как только не оказывалось налицо занесённого в список "демократа", немедленно отряжалось на поиски несколько крестьян, разыскивали и приводили к присяге; евреи требовались все, независимо от того, фигурировали ли их имена в списке; множество евреев массами заперлись в нескольких домах; эти дома открывались, евреев чинно вели на площадь и по установленному ритуалу приводили к присяге>.[13]
В Одессе революционеры образовали "Временное правительство". Из-за преступной халатности местных властей город оказался в руках вооружённых бандитов. На улице находились посты революционной милиции, на окраинах сформировались еврейские заставы, которые никого не пропускали без обыска. Убивали городовых, стоявших на своих постах. Убивали "обычно ночью, подкрадываясь в темноте и поражая в спину ни в чём не повинную жертву". Войска и полиция бездействовали.
Тогда безоружные люди с портретами Государя, иконами и национальными флагами, отслужив молебен, пошли по городу через еврейские заставы, среди вооружённой революционной милиции. Революционные бесы решили, что "мятежников и бунтовщиков под национальным флагом и с эмблемой царской власти" нужно встретить решительно, разогнать и уничтожить. В этом решении открыто проявился антирусский характер революционных бандитов. В безоружных русских людей под царскими портретами и знамёнами стали стрелять, два простых человека, нёсших царский портрет, были убиты наповал, а потом в процессию бросили бомбы.
И тогда русские восстали. Началась беспощадная Отечественная война невооружённых русских людей "с поголовно почти вооружёнными евреями и революционерами". Массовый подъём привёл в ужас в общем-то трусливых преступников. Они разбежались, попрятались по разным щелям, то тут, то там стреляли в спину из-за угла. К вечеру больницы приняли до 200 раненых русских и всего 70 евреев. Таков был итог противоборства безоружных и вооружённых.[14]
Практически все случаи народного протеста против антирусского террора революционных бесов интерпретировались леволиберальной печатью как погромы и хулиганские выходки. Российская интеллигенция, молчавшая, когда революционеры убивали русских людей, истерически завопила, когда русские люди стали по-своему расправляться с революционными бандами, посягнувшими на их святыни. Да, евреям тогда досталось тоже. Но били их не как евреев, а как зачинщиков и участников революционного движения, более чем наполовину состоявшего именно из евреев. Гнев Русского народа справедливо поразил всех, кто стремился к разрушению Русского государства. Руками народа были казнены люди, лишённые всего святого, национально невежественные, поднявшие восстание против законной Русской власти, против самого Русского народа. Всего в результате Отечественной войны Русского народа против бесовщины численность революционных террористов и агитаторов снизилась примерно на 4 тыс. человек, а около 20 тыс. в панике бежали за границу.