Отец и сын рассказывают о борьбе с шизофренией и искусстве, на которое она вдохновляет.

В 2002 году у моего сына Генри, тогда 20-летнего студента факультета исскуств Брайтона, диагностировали шизофрению. Он пытался переплыть реку в Нью-Хейвене, но из ледяной воды моего сына вытащили рыбаки. Его, потерявшего сознание и получившего гипотермию, доставили в больницу. 

Генри закрыли год спустя, и следующие восемь лет он провел заточенным в психиатрических лечебницах, в объятиях психоза, от которых он не мог освободиться. Он очутился в мире, не имеющем барьеров между сном, ночными кошмарами и реальностью, голоса деревьев и кустов стали его попутчиками, постоянно нашептывая указания. Генри ненавидел пребывание в больницах, но вряд ли бы выжил вне их стен. Длинные прогулки через восточный Кент заканчивались шатанием голышом по рельсам или купанием в озерах и реках посреди зимы.

Он убегал из больниц около тридцати раз, но из-за невозможности себя контролировать обычно находился за несколько дней. Для меня и моей жены казалось до боли очевидным, что наш сын долго не протянет, мы всегда боялись звонка из полиции, в котором нам сообщат, что все кончено. В периоды отступления болезни Генри соглашался с нами и не раз повторял: «Я не думаю, что проживу дольше тридцати лет».

Фактически, Генри помогли справиться его внутренняя воля к жизни, медицинская помощь, поддержка семьи и немалая доля везения, чем, к сожалению, не могут похвастаться его друзья по несчастью. Начиная с 2007 года симптомы болезни начали отступать, в основном благодаря заботам нового терапевта, который заметил, что Генри имеет тенденцию выплевывать таблетки, после чего взял это под свой контроль. Препараты не лечили расстройство, но корректировали.

С возвращением к более рациональной картине мира сын стал делиться со мной своими переживаниями, он говорил о глубоком чувстве упадка и беспорядка. Его друзья находили работу, женились и заводили детей, пока он, закутавшись в одеяло, терял время в больничной палате. В попытке принести в жизнь Генри ощущения достижения, я предложил ему вместе написать книгу о том тяжелом опыте, через который прошла наша семья. В конце концов, он лично ощутил на себе, что значит пребывать в психозе, что значит годами пребывать в психиатрической больнице - те вещи, о которых большинство людей знают очень мало и отзываются со страхом. Книга - Henry’s Demons: Living with Schizophrenia, a Father and Son’s Story - включает в себя разделы, написанные мной и Генри, а также длинный отрывок из дневника моей супруги. Книга была опубликована в 2011 году и стала бестселлером.

Когда Генри писал свои главы, он жил в доме на Луишеме (район Лондона) и все еще не мог полностью восстановиться. В последних строках книги, получивших очень много комментариев от читателей, он писал: «Это был очень длинный путь, но я думаю, что выхожу на финишную прямую. В саду Луишема есть дерево, которое говорит со мной и дает мне надежду». Все же идти осталось еще немало, вскоре он переехал на квартиру в Херн Бэй, где жил относительно независимо. На протяжении дня с ним все еще присутствовала медсестра, для поддержки и на случай экстренных ситуаций. Затем, в 2012 году Генри решил вернуться в школу искусств, что, помимо диплома, принесло новый распорядок в его жизнь. Собственно, переезд в новую квартиру в 2017-ом году дал начало полностью независимой жизни, за исключением медикаментов, которым пока нет альтернативы.

С раннего возраста в творчестве Генри присутствовал энтузиазм и оригинальность, он всегда хотел стать профессиональным художником. Далеким летом 2001-го года, за шесть месяцев до злосчастного срыва, когда мы вместе с ним и младшим сыном Алексом путешествовали по Венеции, проявился первый признак каких-то неполадок в сознании Генри. Тогда я еще не мог этого понять.

Генри был довольно умелым в набросках случайных людей, прохожих, которых встречал на улице. В тот раз он нарисовал двух женщин, которые, как и мы, плыли на лодке по Великому Каналу. Обычно люди бывали приятно удивлены быстрой работе моего сына, но в этом случае женщины выглядели озадаченными. И я понял, почему, заглянув в его блокнот - листок был покрыт беспорядочными линиями. На протяжении следующих двух лет рисование продолжалось уже в больницах и, несмотря на то, что на состояние Генри оно влияло позитивно, картины выходили темными и пугающими. Постепенно его талант начал возвращаться, только в этом году сын смог достаточно дистанцироваться от воспоминаний о психозе и больнице - и перенести это на бумагу в серию из 10 рисунков.

Основная тематика работ, как и книги, сосредоточена на периоде первого срыва и на том, как Генри его пережил. Мы надеемся, что наш опыт поможет людям с подобным недугом и покажет, что противостоять болезни, психозу - возможно, а украденное у их жертвы счастье - возвратимо.

В самые худшие периоды безумие полностью накрывало Генри, и все равно он смог это пережить, пока мы с женой грезили о хотя бы малейшей возможности восстановления его утраченной индивидуальности и возможности творческой жизни. Эти 10 рисунков переносят Генри из прошлого, где он прятался под шепчущим ему деревом, где терялся на железнодорожных путях в 2002-ом году, в будущее, навстречу аплодирующей толпе. Другие работы отображают угнетающий опыт: утопление в реке Нью-Хейвена, одинокое заточение в палате, насильное усмирение седативными препаратами. Это депрессивные темы, но, как ни странно, в них все-таки проглядывается душевная энергия и живость.

Когда Генри впервые заболел, я обнаружил, что большинство окружающих людей ничего не знают о ментальных расстройствах и их лечении, зато так называемое меньшинство знает об этом слишком много. В Британии около 220 тысяч человек страдают шизофренией, а если учесть недиагностированные случаи, число можно удвоить.

Последствия шизофрении разрушительны: от 5 до 10% больных заканчивают жизнь самоубийством, только 13% процентов могут оставаться работоспособными. В то время, когда Генри спасли из реки, я принадлежал к плохо проинформированной категории людей.

Помню, в какой ужас я пришел, впервые проведав Генри в клинике Брайтона в 2002-ом году. Проводя собственные исследования в интернете, я наткнулся на слова одного их ведущих врачей США, который сравнил деструктивное влияние шизофрении на сознание с раковыми опухолями.

К счастью, самый полезный совет подвернулся мне на раннем этапе поисков, от Marjorie Wallace, главы благотворительного фонда "Sane" и активного борца за права людей с ментальными расстройствами. Она предотвратила мои фантазии насчет магического лекарства и сказала, что лучшего лечения, чем в NHS (Национальное здравоохронение), не стоит ожидать нигде. И что огромные затраты на супермедикаменты и экзотические целебные терапии будут напрасны - "Таких лекарств, к сожалению, не существует". Это стоит озвучить, поскольку некоторые семьи, в отчаянной попытке спасти своих детей, ищут несуществующие альтернативы, обращаются к нетрадиционным методам лечения и, как следствие, делают ситуацию еще хуже.

В те дни во мне вызревало удивление от того, что после моих рассказов о несчастьях Генри, многие близкие друзья признавались, что их отец, брат, сестра или ребенок страдают от ментальных расстройств. Никто из них раньше не упоминал об этом, опасаясь стигматизации своих родных, остракизма. Все-таки, что бы вы ни говорили про возрастающее общественное сострадание к людям с психическими расстройствами - большинство людей остерегаются безумия. Поддерживание таких секретов приносит вред и он не сразу осознается теми, кто просто пытается защитить своих близких.

Ментальное расстройство может стать пожизненным заключением, из которого очень сложно выбраться без непреходящей поддержки семьи и друзей. Только они могут предоставить необходимую физическую и моральную поддержку, при условии, что осведомлены о расстройстве, его проявлениях и возможностях потенциальной помощи со своей стороны. Сейчас нужда в их содействии стала еще острее, потому как старая система психиатрических больниц в США и Великобритании разрушена, и на данный момент в тюрьмах содержится большее количество психически нездоровых людей, чем в больницах обеих стран.

Санаторные отделения должны были заменить, так называемые, комунны, в соответствии с законом об “care in the community”. К сожалению, как высказался бывший министр здравоохранения Алан Милбурн, на деле закон осуществился как «безразличие к опеке в коммуне». Закрывая места для людей, нуждающихся в опеке и защите, власть в первую очередь мотивировала это дешевизной (в 44 раза дешевле), также существенным фактом стала передача груза ответственности несуществующей общественной опеке. В результате единственной опорой больного стала семья: повезло, что мы с супругой - выходцы из больших и заботливых семей. Все они проведывали Генри в больнице, звонили и сами ожидали звонка, а их совет и участие способствовали сохранению нашего физического и душевного благополучия.

После первых приступов болезни у близкого человека очень легко заработать себе эмоциональное истощение. Я совершил ошибку, когда уволился из "The Independent" в первый год лечения Генри, планируя перенести все свое внимание на заботу о сыне. Это было неподходящим моментом для драматичных жестов и мое решение только накалило ситуацию в семье, которая и без того пребывала в чрезмерном стрессе. Сейчас я полагаю, что наиболее верным вариантом было бы следовать привычному распорядку, не подрывая наш жизненный уклад еще больше.

Когда я проводил время с сыном, я не питал надежд о полной победе над заболеванием, я желал ограничить его влияние на сознание моего сына. Отсутствие чудо-лекарства не исключало возможности существенного контроля шизофрении. Подходящие препараты необходимы, но в лучшем случае они просто подавляют симптомы расстройства. Что касается когнитивно-поведенческой терапии - люди слишком оптимистично настроены, потому как эффективна она только после отступления психоза. Острые душевные заболевания предрасполагают больного к разного рода мучениям - статус "отброса", стигматизация, безработица, нищета, изоляция - в результате чего они ищут выход в алкоголе, наркотиках или самоубийстве. Генри смог избежать такой участи благодаря своей выносливости, интеллекту, образованию и поддержке близких. Кто-то другой, не имея подобных преимуществ, выживал бы непосильным трудом.

Переживая ментальное расстройство – путешествие с рисунками. Генри Кокберн.

Когда люди спрашивают меня о моей профессии, я отвечаю, что я художник. Когда люди спрашивают о моём искусстве, я отвечаю, что оно рассказывает истории. На вопросе о контексте моих историй я проглатываю язык. Все потому, что мои последние рисунки рассказывают о жизни в психиатрической больнице с диагнозом шизофрения, выставленным в 2002 году. В них я провел 8 последующих лет. Я убегал из больниц около тридцати раз, и были времена, когда я не верил, что доживу до тридцати лет. Вот уже 6 лет я нахожусь вне стен лечебницы. Я вернулся обратно в университет, получил хороший диплом на факультете искусств, организовал несколько выставок. У меня своя квартира и я живу независимо. Я должен радоваться – моя жизнь налаживается, но время болезни и изоляции оставило на мне множество ран. 

На самом деле мне очень сложно объяснить каково это - пребывать в психозе, жить среди белых больничных стен, сбежать, практически утонуть, после чего провести долгие годы в изоляции. Эти 10 рисунков - способ отдалить себя от тех событий. Мне не было больно их рисовать, так как спустя время я мог смотреть на все это под другим углом. Я пережил психиатрическую больницу, и, хоть это и было изнурительно, я оказался вне ее стен. Тогда я не верил, что у меня это получится. Мое напутствие всем отчаявшимся - держитесь, просто держитесь, будьте стойкими и помните - однажды это все закончится. Боюсь, многие из моих друзей и других пациентов не верили в это и покончили с собой, пускай покоятся в мире.

Первый рисунок изображает меня, спрятавшегося от полиции с их фонариками на дереве возле железной дороги. Я учился на факультете искусств в университете Брайтона, у меня было много друзей и активная социальная жизнь. Но мне хотелось больше - я жаждал сойти с привычного пути, броситься на поиски неизведанного. Я стал верить в магию и, в некотором роде, нашел ее.

Я разувался перед долгими прогулками, бросил алкоголь и марихуану. Мои друзья-студенты считали, что я стал чудаком и скоро окажусь в дурдоме. Как оказалось, они были правы, но до этого момента случилось несколько вещей, которые изменили направление моей жизни. Мое творчество - попытка объяснить, что со мной произошло

Рисунок "В бегах" показывает первое из моих приключений. Я решил убежать из города. Я шел, пока не увидел за железнодорожными рельсами большую насыпь, покрытую кустами ежевики. Я перепрыгнул через ограждения, а кусты начали разрастаться вокруг меня. Рядом проехал поезд и я побоялся, что буду пойман. Рывком я спрятался в корнях дерева. Корни зашевелились и, касаясь моих пальцев, стали меня обнимать. Я услышал в своей голове голос, голос кого-то старше и мудрее меня - голос дерева. Этот голос был не слышен уху, но я все же мог его воспринять. На расстоянии, под ночным небом, я мог видеть людей с фонариками, которые меня ищут. Гавкала собака. Но я не боялся, я чувствовал себя под опекой дерева.

Ночь длилась, а дерево обсуждало со мной разные детали моей жизни, о которых оно было осведомлено: куда я ходил, кто был моим другом, кто любил меня. Оно рассказало мне, что я могу делать вещи, о которых даже и не мечтал, что прежняя жизнь была игрой и многое другое. Я беседовал с ним допоздна, до того времени, когда перестали проезжать поезда, а после потащился обратно в город. Я держал эту историю в секрете, не желая предавать дерево. Кто-то мог бы сказать, что это была точка кипения, мой спуск в бездну безумия – но не я.

Следующие несколько недель я продолжал скитаться вокруг Брайтона. Я чувствовал будто новый мир открылся для меня и жизнь оказалось чем-то большим, чем я считал раньше. Грезы о новом магическом опыте, как с деревом, заняли мой ум. Пока остальные студенты были заняты учебой, работой и отношениями, я изменился. Я стал веганом, избегал алкоголя и марихуаны, предпочитал одиночество.

Однажды, ранним утром я шел вдоль восточного пляжа Брайтона, пока не остался один среди пустоши. Скалы здесь были искусственного происхождения, сделанные из огромных блоков, каждый размером с большой стог сена. Я задумался о том, что находится за этой стеной, и меня не покидало чувство, что я уже был здесь, когда был еще совсем маленьким, когда мать взяла меня в поездку в Сассекс.

Мое воображение расправило крылья и я поверил, что за стеной - тысячи узников, сидящих в камерах и мечтающих о свободе. Я пел для них во время своей прогулки, верил, что их возможно освободить. В тот момент я понял, что я действительно убежал из города, убежал из Брайтона. Путь лежал в Кентербери, где я провел детство. Я слышал самолеты на расстоянии и от волнения мое сердце начинало биться быстрее. Я ощущал, что меня преследуют.

Когда я увидел дорожный знак, гласящий "Нью-Хейвен", я выбросил кредитную карточку из опасения быть вычисленным. После я вышел к реке, пронзительный свист ветра подталкивал меня к ней. Колеблясь, я снял одежду и переплыл на другую сторону. Сильный холод заставил меня вернуться обратно в воду и, нырнув, я ощутил приближение смерти. Мне мерещились всепоглощающие кусты ежевики. К счастью, рядом проплывала лодка и мужчина протянул мне руку. После этого я ничего не помню, только тьма, а после - пробуждение в больнице.

В палате меня проведал психиатр и сообщил, что я представляю для себя опасность, после чего меня направили в клинику Прайори в Хоуве. Там другой психиатр диагностировал у меня шизофрению и поставил перед выбором - принимать препараты или лечь в стационар, я выбрал первое. После возвращения в Кентербери я ощутил разочарование. Я продолжал ходить на длинные прогулки, но зов пропал. Открывшийся мне новый мир с говорящим деревом, адреналином и магией, испарился после того, как мне диагностировали шизофрению. Все, что случилось, весь этот опыт оказался просто сказкой, обманом моего сознания. По мнению моего врача, семьи и друзей, мое духовное пробуждение было всего лишь иллюзией. Я решил вернуться в университет Брайтона. Но где-то за задворках моего разума я не хотел получать диплом, я хотел последовать за магией и посмотреть, куда она меня приведет.

Потом она появилась опять. Одним тоскливым утром я шел мимо заброшенного здания, перепрыгнув через проволочный забор я очутился в кустах ежевики. Я сел под кустом и услышал его голос в своем сознании. «Брайтон – это очень непростое место», сказал куст, - «и мы – его боги». В тот же момент старая женщина подошла и села недалеко от меня. Поначалу она меня не заметила, поэтому завизжала, когда обратила на меня внимание. Наверное, она подумала, что я мертв. Когда я вышел из кустов ее уже нигде не было видно. Я стал паниковать, так как чувствовал, что меня рассекретили, побежал вниз по дороге к подножию моста. Это стало вдохновением для моего третьего рисунка "Бездомные люди под мостом". Я просидел там около минуты, перебирая какие-то камешки, затем услышал оклик женщины. Она сказала, что я тоже могу провести ночь под мостом. Потом пришли еще несколько бездомных. Мы разожгли огонь, расселись на частях старой мебели. Они разговаривали, а я сидел в углу. Они все разговаривали, распивали спиртные напитки, курили марихуану. А я ощущал себя дистанцированным от них, подавленным, и не мог придумать с чего бы начать рассказывать свою историю. Очень быстро я им наскучил, один из них даже пригрозил мне кирпичом, после чего я убежал. Ночь пришлось провести на улице, домой я добрался только утром.

Эта серия картин о красоте и свободе открывшегося мне мира. Жизнь казалась богаче, чем я когда-либо мог представить. Даже если бы я заранее знал, к какому результату приду в итоге своих странствий, я бы все равно не хотел ничего менять.

Источник: www.independent.co.uk

Перевод: Integrity Farseer