Orgasm Tv Com

💣 👉🏻👉🏻👉🏻 ALL INFORMATION CLICK HERE 👈🏻👈🏻👈🏻

Тут вдруг вылезает бордовая хрень, где написаны буквы и даже слова! Зачем она вылезает? Я не знаю. Но пусть уже всё идет как идет.
Меня зовут Сергей Решетников. Привет!
Теперь можете закрыть эту хрень. Тут больше ни хрена нет.
Сергей Решетников - писатель, драматург
Главная
Новости
Каталог
Контакты
Menu
Главная
Новости
Каталог
Контакты
«Голубая моя Москва. Записки отчаянного натурала»
«Голубая моя Москва. Записки отчаянного натурала»
По вопросам приобретения книги «Голубая моя Москва. Записки отчаянного натурала» переходите по ссылке и обращайтесь по адресу: reshetsergej@yandex.ru
Это первое издание книги, где более 70 авторских иллюстраций от художника Юрия Решетникова - брата писателя Сергея Решетникова.
ПЕРВАЯ ГЛАВА
УБИЙСТВО

      Я убил человека. Вернее, двух. Первого случайно. Так уж вышло. Я не хотел…
      Был май. Май благоухал цветами и зеленью. Запах белой черемухи переплетался с аммиачным амбре от бетонных стен мрачной арки, где часто, так уж повелось, справляли малую нужду нерадивые прохожие. Я стоял на углу этой арки. А там, за углом неподалеку шел он. Я не видел его. Я слышал его шаги, потом голос. Он говорил по мобильному телефону. Эхом от стены отлетал его жизнерадостный заразительный смех.
      За пазухой я крепко до боли в суставах пальцев сжимал небольшой охотничий нож, который еще в Томске мне подарили друзья на тридцатилетний юбилей.
      Он приближался. Три шага до меня. Два шага. Один. Аминь.
      Я быстро выпрыгиваю из–за угла и с силой вонзаю лезвие в область сердца. Он кричит, как раненый поросенок.
      – И–и–и!!! Би-илядь! – Вырвалось из него расхожее матерное словцо.
      Я держусь за рукоятку ножа. Но… Как так?
      Блин, я ошибся. Не он. Это не он. Это какой–то смуглый рабочий в синем комбинезоне с желтой надписью на грудном кармашке «LETIN». Он смотрит на меня черными, как смоль, испуганными глазами, полными слез.
      – Какова черта?! – бросаю я.
      Где он? Человек, которого я должен сразить в грудь ножом? Вау. Стоп-стоп. Чу-чу. Вот он.
      Он как вкопанный застыл поодаль. В пяти шагах от меня. Продюсер, режиссер, актер. Собственной персоной. Мастер клипового монтажа. Игорь Карабейников. (Предупреждаю, все фамилии вымышлены и не имеют отношения к реальности.)
      – А–а… Нет… – шепчет черноглазый рабочий с желтой надписью на кармашке комбинезона.
      Что за фирма «Letin»? Первый раз вижу.
      Простите, я не хотел вас убивать.
      Я выдергиваю нож из его груди и устремляюсь на своего врага. Так сломя голову бегут к своей испуганной жертве хищные звери. Я бежал утолить жажду. Я бежал напиться крови. Я бежал насладиться его измученной алкоголем печенью. Я хотел превратить его в прах, в пыль, в боль, нах. Я хотел уничтожить его. Это мой последний шанс. И я воспользуюсь им.
      Игорь не двигался с места. Пока он соображал, я уже – тут как тут – стою перед ним. Доли секунды. Ну?
      Замахиваюсь окровавленным ножом и два раза бью его в горло справа. Кровь брызжет, пульсирует, как веселый музыкальный фонтан. А в моих ушах звучит мелодия смерти. Моцарт. Ну да. Скорее всего, Моцарт. Или какая другая заупокойная.
      Человек, убивая другого человека, не думает ни о чем, кроме как что он убивает. У-би-ва-ет. И теплая кровь доставляет убийце звериную радость. Именно, звериную. Это потом душегуб, может быть, испытает муки совести. Это потом будет бояться наказания. А в момент убийства он жжот. Он ого-го! Он в эйфории. Он испытывает настоящий животный катарсис. «Браво!» – кричит его мозг. Крик – это песня смерти. Споем?
      Игорь истошно заревел, зарычал, завопил. Так умирают животные. Мне всегда казалось странным, как в кино показывают смерть. В человека стреляют один раз, и он вдруг – брык на спину! – окочурился! Куда нужно попасть, чтобы человек упал замертво, не дрыгнулся, ни разу не шевельнулся? Куда? Только в голову, в соображалку. И то, возможно, после такого ранения человек еще минут пять будет бегать с простреленной башкой, брызжа мозгами вперемежку с кровью. Чтобы убить человека, нужно приложить максимум усилий. Человек, сука, – животное живучее. Он с ножом, всаженным по рукоятку в область сердца, может пробежать не меньше километра. Так же, как раненый кабан.
      Еще раз коли. В сердце. Конечно, в сердце. Вот она кровушка твоего врага! Струится юшка! Я размахнулся…
      – Все, – тяжело дыша, отчеканил я и два раза ударил ножом в сердце. Первый раз лезвие наткнулось на ребро, скользнуло и легко вошло в плоть. Вот так. Еще раз. Второй раз – еще легче. Уже гораздо легче. Ага. Все. Снова кровь – опять эйфория. Катарсис продолжается. Очищение через чужое страдание и боль.
      – Боже?!.. – крикнул Игорь и стал захлебываться кровью.
      Не мерзко. Совсем не мерзко. Смотреть можно… после всех злоключений… Квипрокво. Ну же… Забурлил ярко красной пеной – кровью, слюной, блевотой. Какой-то адской помесью.
      Я отпрянул. Нож остался там, в груди Игоря Карабейникова. Нож шевелился в такт сердца, чуть–чуть поднимался и опускался, поднимался и опускался. Пульсировал, танцевал в неровном сердечном ритме. Тук-тук. Тук-тук. Под музыку. Потом чуть медленнее: ту-ук, ту-ук. Это был офигенный космогонический танец смерти.
      – Всё, – переведя дыхание спокойно сказал я.
      Карабейников схватился за рукоять ножа, торчащего у него из груди, и прохрипел:
      – Че–ерт!..
      – Вот именно, – согласился я, – Черт.
      Я развернулся и отправился восвояси. Завернул за угол. Прошел длинную, воняющую мочой арку, оказался на ярком солнце. Аромат черемухи ударил мне в ноздри. О, Господи! Говорят, не поминай Господа всуе. А у меня никакое не «всуе»! С чего ради, у меня «всуе»? У меня праздник. У меня жертва. Дело чести. У меня закончился контракт с дьяволом. И я пою песнь моему Господу! И Москва мне подпевает шумом моторов. Корбан! Полный корбан!
      Песня быстро кончилась.
      – Всё, не всуе, не напрасно, – подумал я. И животное во мне уснуло.
      По улице Академика Королева в двух направлениях двигались плотные потоки авто. Я шел в сторону ВДНХ. Хороший район. Мне нравится. Когда у меня будет много денег, я куплю здесь квартиру. Повыше этажом. Чтобы экология была на высоте. Ну… хотя… тут останкинская башня, конечно. И от нее, видимо, всяческие вредные излучения, воздействующие, в частности, на общее состояние здоровья и в перспективе на будущее потомство. Но все равно тут хорошо. И квартиры стоят сумасшедших денег. Вообще в Москве жилищный вопрос со времен Булгакова так и не решен. Жилплощади мало, она ужасно дорогая и часто маленькая. Да и климат в Москве стал мерзкий. Пасмурно круглый год – как в Питере. Солнца месяцами не видать. Уедем с Алисой отсюда куда–нибудь в Болгарию или в Черногорию. В Черногории, кстати, живут полноценные православные христиане. А это – плюс. Безусловный плюс. Вот так. Уедем. Пусть Лужков с Батуриной здесь остаются. Может быть, наступит время, и родным домом на долгие годы для них станет «Бутырка». Видит Бог, она их, точно, ждет. Но кто о них вспомнит? Мало кто.
      Это, кстати, мое первое убийство. Двойное. Меня зовут Коля Степанков. Вообще–то я писатель, сценарист, пустобрех и провокатор. Ничего серьезного из моего творчества еще не поставлено. Слава Богу. Но это временно. Будет и на моей улице праздник. Потом. После.
      Руки липкие от крови. Неприятно. Черт побери! И как хорошо пахнет черемухой, господа и дамы! Черемухой и кровью.
      Убийство – это определенный способ самовыражения. Убийство – это искусство. Убийство – это как… А Господи… Чего уже говорить! Убийство – это страшно…
      Ну хватит об этом. Не нужно. Забыли.
      Итак, продолжим. Глава вторая «Нет ничего слаще хуя». Вы удивлены? Я тоже был удивлен.

ВТОРАЯ ГЛАВА
СЛАЩЕ ХУЯ

Год назад

      Казалось, что в кабинете пахнет сиренью (и тогда была сирень), хотя огромное окно было плотно закрыто. Тонко рисуя в пространстве воздуха полосы пыли, сквозь жалюзи едва-едва пробивались лучи майского солнца. Они тоненькими яркими полосками ложились на затылок его коротко стриженной белокурой головы. Его томные вздохи и эрегированные охи и ахи… Новые смешные словечки… уменьшительно-ласкательные прилагательные… И в конце концов взрыв мозга.
      – Слаще хуя ничего нет.
      – Нет ничего слаще хуя, – говорил он мне, когда разливал по бокалам текилу.
      – Ничего нет слаще хуя, – повторял он, когда ровнял очередную дорожку кокаина.
      – Ничего нет.
      Он подавал скрученную в трубочку сторублевку, легко хлопал меня по плечу и всегда торопил, указывая пальцем на кокс:
      – Давай-давай. Не жди.
      Я наклонялся над белоснежной дорожкой, подносил трубочку к ноздре, втягивал в себя порошок:
      – ...уф–ф–ф…
      Вот как это происходит. Втягиваешь. Опрокидываешь голову назад. Зажимаешь пальцами нос, слегка массируешь его. Короткий вдох-выдох. Потом вторую половину дорожки – другой ноздрей. Далее пальцем собираешь остатки кокаина и мажешь там, где зубы в десну уходят.
      И-и-и…
      – ...уф–ф–фа–а–а!..
      Гм. Ты начинаешь отчетливо слышать свое дыхание. Чувства обостряются. Мир становится терпимым. Ты уже почти любишь человечество. Тебе кажется, что Бог вдохнул в тебя уйму сил и творческой энергии. Талант твой плещет через край. Спасибо Тебе, Бог! – говоришь ты про себя. И уже начинаешь верить в Иисуса. Цвета становятся красочнее. Мысли собираются в единую кучу и как будто строятся в определенном порядке, в колону, как отборные гвардейцы. Чистые, выбритые, сильные. Мысли льются бурным потоком, заполняя озеро творчества. И это озеро неисчерпаемо. Оно с каждой минутой становится все больше и больше. Все глубже и глубже. И там, на глубине, может быть, живет Несси, красивое «чудовище». А над поверхностью озера кружат черноглазые птицы-слова, резвятся, пикируют, ныряют и выныривают совершенно другими. Например, красными или синими. Ты их рифмуешь, собираешь в стаи и косяки, заселяешь в скворечники и гнезда. Заполняешь ими все пространство. И они хором на все голоса поют. Слово рождает чудо. Блин. Эх. Но…
      Но какого черта?! Зачем тебе красные и синие птицы, спрашивается?! Зачем? Когда есть простые птицы, которые родились в природе. Зачем тебе слова? Слово – денатурат мысли. Буква – глупая дура. И только точка имеет смысл. Только точка.    
      Все кажется… Все кажется… Бред! Чушь! Абсурд! Японский бог!.. И сиренью очень пахнет. Вроде бы…
      Зубы как будто чуточку отделяются от десен. Будто им тесно в полости рта. Будто они чувствуют себя лишними. Будто они хотят вылезти на свободу. И никаких черноглазых птиц в косяках. Никакого глубокого озера. Никакой Несси. Никаких гнезд и скворечников. Ни единого перышка. Только глупые слова в пространстве комнаты, где будто бы пахнет сиренью. Но и это тебе только кажется. И слово красить бесполезно. Оно ценно само по себе. Денатурат тоже имеет свою цену. Чё его красить? Чё его придумывать? Всё. ТЧК. Только точка имеет смысл.
      А лучи солнца, спотыкаясь о мелкие пылинки, плавно ложились тонкими полосами на его коротко стриженный затылок.
      – Не понимаю тебя, – бурчал Игорь, хмуря брови.
      – Очуметь! – откидывался я на спинку кресла, задерживал дыхание и громко демонстративно долго выдыхал воздух.
      Прошла минута. Минула вечность.
      – Нет ничего слаще хуя, – говорил он, когда готовил дорожку кокаина для себя.
      Для себя он всегда строил дорожку и значительно толще, и длиннее. Естественно. И птицы, наверное, у него над озером летали и больше, и толще, и красивее. Хотя смысла в этих птицах все равно нет никакого. Тем более в крашеных птицах. А вдруг у него летают черно-белые птицы? Как в кино Джима Джармуша. Нет. Он не любит Джима Джармуша.
      Я улыбнулся, поцеловал его в губы и сказал:
      – Я люблю тебя.
      Потом шуткой погрозил ему пальцем и добавил:
      – Только не так, как ты думаешь. Я не гей. Я на самом деле не гей.
      – Ясно. Ты натурал? – строго спросил он.
      Я кивнул в ответ. Он тяжело вздохнул и ответил на свой вопрос:
      – Конечно, ты натурал. Самый натуральный.
      – Называй, как хочешь.
      – Все мы когда-то были натуралами, – сказал он, сделав брови домиком, потом наклонился над столом, втянул в себя кокс и добавил: глупый, потом поймешь. Потом все сам поймешь. Все. ТЧК.
      Мы молчали. Я думал об Алисе, потом о своих родителях, далее почему-то о своих школьных друзьях. Думал я быстро, коротко и четко, как будто стрелял из автомата Калашникова. Мысль пролетала у меня в голове от одного уха до другого. Пролетала и исчезала бесследно. Растворялась в пространстве кабинета. Мне понравилась такая игра. Такая стрельба. Я подумал, о чем бы еще подумать. Но патроны уже кончились. Пора набивать рожки автомата, имя которому мозг. Нужно заставить эту серую массу работать.
      Игорь сказал:
      – Мы уже больше, чем на тысячу долларов, сегодня вынюхали.
      – Только как будто зубы от десен отделяются, – брякнул я, как будто меня не касается цена вопроса.
      Признаюсь, меня на самом деле мало интересовало, насколько сотен или тысяч мы сегодня вынюхали.
      – Так бывает, – сказал он, почесав нос.
      Надо же какой дорогой порошок, – переварив информацию, наконец-то подумал я. Гм. Какой дорогой! И все. ТЧК. И была уже другая мысль. Господи, когда же уже закончится этот поток мыслей? Я устал. И была третья мысль. Поток сознания, не любопытный для чтения, не нужный даже наркологам и психологам. Так, в припадках творческого бреда танцует человеческий мозг. И этот танец становится ценным только тогда, когда твоя Елена Булгакова, несмотря на опасность, сохраняет для будущего твои бессмертные творения. Этот путь честный. Есть другой путь, путь «политической проститутки», как Алексей Николаевич Толстой…
      – А как это было? – неожиданно для Карабейникова спросил я.
      Он ухмыльнулся, нахмурился, потом сменил «гнев на милость» и улыбнулся.
      – Что – было?
      – Ну… как ты… это… Гм. Стал этим… геем?..
      Он был готов к тому, что я задам этот вопрос. Не сказать, чтобы я очень уж хотел услышать его исповедь. Просто нужно было о чем-то разговаривать. Мне осточертела тишина и автоматные очереди сознания. Он медленно с ощущением важности происходящего откинулся на спинку дивана, заложил обе руки за голову, закрыл глаза и с удовольствием стал рассказывать:
      – Ну да… Странно, но мне очень легко об этом вспоминать, – он вздохнул, закинул руки за голову и продолжил. – Это произошло шесть лет назад. Я долго боролся, боролся с самим собой, со своей сущностью. Я – в смысле… Пытался покончить с жизнью. Резал вены…
      Я вдруг зачем-то вклеился:
      – Я тоже резал себе вены… в армии… Ага.
      Он как будто меня не услышал и продолжил говорить:
      – …Потом смирился. Вступил в согласие с самим собой.
      – А ты был в армии?.. – Я его тоже не услышал.
      Мы часто с ним так беседовали. Я вел одну линию. Он другую. И каждый слушал только себя. Такой странный чеховский диалог. Как будто.
      Он проигнорировал мои слова и продолжил:
      – …Тогда я первый раз влюбился. В мужчину. Какой это был мужчина!
      – Какой? – вдруг спросил я, но он не стал отвечать на мой вопрос.
      – Я сходил с ума. Я готов был пойти ради него на край света. Я готов был убить кого угодно. О, мой бог…
      Я вздохнул и спросил:
      – Когда мы уже будем писать сценарий?
      Игорь нахмурился, поднялся, открыл ящик стола, достал DVD-диск, включил его в плеер. На экране начался фильм «Кабаре» Боба Фосса. Гениальная завязка истории с потрясающим монтажом и песней бисексуального конферансье в исполнении Джоэла Грея.
      Я удобнее устроился на кожаном диване.
      Но Игорь резко убавил звук и неожиданно обратился ко мне:
      – Неужели ты никогда не мерил мамины колготки?
      – Нет, – ответил я сразу, но через секунду почему-то засомневался, пытаясь что-то вспомнить из далекого детства.
      Что у меня было тогда, двадцать-двадцать пять лет назад? Пластилиновое одиночество. Игра в пластилиновых солдатиков. Часто плачущая мать с разговорами о намерении покончить жизнь самоубийством, которое я в дальнейшем пытался реализовать на себе. Пьяный отец, выбивающий двери и обвиняющий мать во всех грехах. Тогда маленьким я зарекался не пить, но после взросления перенял дурную привычку отца, кратно ее усугубив. Жестокий старший брат, по выходным заставлявший меня драться с ним на деревянных ножах. Отрешенная бабушка, страшные вопли которой раздавались по ночам. Она, видимо, каждую ночь видела какой-то жуткий сон. Никому не было дела до меня. Каждый жил своей жизнью. Каждый был вещью в себе. У каждого было свое одиночество. Я играл в пластилиновых солдатиков, создавал свой мир и никогда не надевал мамины колготки. Не знаю. Точно. Не надевал.
      – Нет, никогда не мерил, – ответил я.
      Игорь заподозрил меня во лжи:
      – Никогда–никогда?
      – Никогда. Насколько я помню. Папину шляпу мерил, когда с братом играли в ковбоев, бабушкин платок повязывал вокруг головы, когда играли в пиратов, мамину лисью шапку надевал, когда играли в наполеоновских гвардейцев, – начал рассказывать я.
      Игорь не стал слушать, приблизился ко мне, улыбнулся, слегка похлопал меня по щеке и сказал:
      – Ты честный. Ковбой. Я люблю честных… ковбоев, пиратов и гвардейцев. Мы должны с тобой сделать кино, Степанков. Попсу, конечно. Но это должна быть великая попса.
      – Я хочу сделать с тобой кино., - вдохновился я.
      – Ты войдешь со мной в историю, ковбой, - дернул он меня за ухо.
      – Ты лучший, – брякнул я.
      Он потянулся ко мне своими влажными большими губами и томно прошептал:
      – Не искушай меня.
      Я увернулся от поцелуя. Взял в руки бутылку текилы и спросил:
      – После кокаина текилу можно?
      – Немного. Но лучше не надо.
      Я вернул бутылку на стол, тяжело вздохнул и многозначительно сообщил:
      – Я вроде ничего такого не делаю…
      – Чего – такого?
      – Ну… ничего… такого… Ну… чтобы… Как сказать?  
      – Вот именно. Ты меня боишься?
      Я вздохнул и ответил:
      – Чуть-чуть.
      Игорь кокетливо улыбнулся, взял бутылку, разлил по рюмкам и сказал:
      – Понимаешь, какой чести ты удостоен?
      Я нервно откашлялся:
      – Видимо, я чего-то не понимаю.
      – Безусловно.
      – И что?
      Игорь выдержал паузу, несколько раз демонстративно хрустнул пальцами и сурово продолжил:
      – Так вот… У меня другие сценаристы вылетают из проектов за один день. А ты… ты мне симпатичен. Страшно симпатичен.
      – Понятно, – кивнул я.
    Его губы тянулись к моему лицу…
      – Дай я тебя поцелую, ковбой.


Что сказать мне о жизни.
Что оказалась длинной
Только с горем я чувствую солидарность...
карта сайта

It's time for a perfect MILF porn tube, this place is packed with orgasm mature porn videos and you gotta love it! This a truly amazing for all fans of MILF honeys. Just sit back, relax and browse through this porn treasure island thats filled with MILF whores. Some of the hottest porn orgasm clips on the Internet can be found right here. Don't miss out this unique XXX opportunity, nowadays it's hard to find such a magnificent website. These orgasm matu
Kinostar Sex 8
Porno Sex Vidyo 7 8 Leta
M 24video Sex
Porno Usa Teen
Sex Abg Kecil India
Orgasm New Sex TV
Mature Orgasm Porn Videos - Mom Sex TV
Babes-TV.com | Orgasm
Orgasm: 272,759 videos. Free porn @ Sex Pulse TV
Orgasm - extreme orgasm, crazy orgasm, mom and boy ...
Orgasm - 272,853 videos - iWank TV
Orgasm.com | Free Porn and Sex Videos, Free HD XXX
'real orgasms' Search - XNXX.COM
'real-orgasms' Search - XNXX.COM
My Amateur TV - Hot Homemade Porn Videos, Free Amateur ...
Orgasm Tv Com