ОНО

полоску. Иногда Патрик проводил по два часа в гараже, наблюдая за тем, как мухи садятся, прилипают и пытаются улететь, и его рот был при этом
широко открыт, в глазах горело нездоровое возбуждение, по его круглому
лицу и по всему телу катились крупные капли пота. Патрик убивал и
жуков. Он старался поймать жука живым, брал иголку из маминой
подушечки для шитья, насаживал на нее насекомое, садился рядом,

скрестив ноги и наблюдал за его мучениями. При этом у него был вид
мальчика, читающего увлекательную книгу. Однажды он увидел в канаве
на Мейн-стрит задавленную машиной кошку и стоял рядом, наблюдая за
тем, как она умирает до тех пор, пока его не остановила проходившая мимо
пожилая женщина, обратившая внимание на то, что мальчик пинает
умирающее животное ногами.
«Иди домой! —
закричала она. —
Ты что,
спятил?»

Патрик пошел домой. Он не рассердился на старуху. Его
поймали, когда он нарушал правила, вот и все.
За год до теперешних событий Патрик наткнулся на свалке на один из
самых больших свалкоидов, окружавших свалку, — на ржавый белый
холодильник «Амана» (Майк Хэнлон или любой из его друзей не
удивились бы, узнав, что это произошло в тот же день, когда погиб Джордж
Денбро).
Как и Бев, он не раз слышал предостережения взрослых о таких

вещах, как смерть играющих детей внутри выброшенных приборов и
мебели от недостатка воздуха. Патрик долго смотрел на холодильник, играя
с самим собой в «карманный бильярд». На этот раз возбуждение было
сильнее, чем когда-либо. Дело в том, что теперь в сумеречном сознании
Патрика внезапно блеснула идея.
Неделю спустя у Льюисов, живших по соседству с Хокстеттерами,
пропал кот Бобби. Дети, которые не помнили, чтобы Бобби надолго

пропадал со двора, обыскали всю округу, потом собрали свои карманные
деньги и дали объявление в колонку «Пропажи и находки» городской
газеты. Все было безрезультатно. И никто из них не заподозрил бы
неладное, если бы увидел в тот день, как Патрик в своей неуклюжей шубе,
пахнущей нафталином (после того, как в пятьдесят седьмом осенью спало
наводнение, наступило резкое похолодание) несет какую-то картонную
коробку.

За десять дней до Дня Благодарения Энгстромы, жившие через
квартал от Хокстеттеров, хватились своего щенка-коккера. На протяжении
последующих шести или восьми месяцев в разных семьях продолжали
пропадать кошки и собаки: конечно же, все они становились жертвами
Патрика, не говоря уж о десятках бездомных животных из соседнего
района.
Все они оканчивали свои дни в ржавом «Амане» на свалке. Каждый

раз, когда Патрик шел к нему с очередной жертвой, его глаза горели от
возбуждения, сердце колотилось в груди, и он думал, что, наверное, на этот
раз Мэнди Фазио сбил замок на холодильнике своей кувалдой. Но почему-
то Мэнди так и не притронулся к этому холодильнику. Может быть, он
просто не попался ему на глаза или Патрик мешал ему сделать это при
помощи своей гипнотической силы… или чьей-то еще.
Коккер Энгстромов оказался самым стойким. Несмотря на

исключительный холод, он был еще жив, когда Патрик пришел туда в
третий раз за три последующих дня, хотя и потерял всю свою
жизнерадостность (когда Патрик вытащил пса из коробки и стал
засовывать его в холодильник, тот радостно вилял хвостом и пытался
лизать ему руки). Когда Патрик пришел на следующий день, щенок чуть не
убежал. Патрик бежал за ним до основной свалки, пока ему не удалось

прыгнуть на него и схватить за заднюю лапу. Щенок хватил Патрика
своими острыми зубами, но это не возымело должного действия:
Патрик снова запер его в холодильнике. При этом у него появилась
эрекция, что случалось нередко в подобные моменты.
На следующий день щенок снова попытался убежать, но был уже
слишком обессиленным. Патрик запихнул его обратно, захлопнул ржавую
дверь и припер ее плечом, слушая, как щенок скребется в дверь и жалобно

скулит. «Славный пес, — прошептал Хокстеттер, закрыв глаза и учащенно
дыша. — Вот славный пес». На третий день щенок смог только поднять
глаза на своего мучителя. Его бока быстро вздымались и тут же опадали.
На следующий день Патрик нашел безжизненный труп с застывшей пеной
на пасти и носу. Это напомнило Патрику кокосовую сахарную вату, и он не
переставал смеяться, когда вытащил свою жертву из холодильника и
швырнул в кусты.

Этим летом Патрику удалось поймать мало животных (о которых он
думал как о «подопытных кроликах» в те моменты, когда он вообще о них
думал). Не задумываясь о реальности, Патрик тем не менее обладал
развитым чувством самосохранения и обостренной интуицией. Он
предполагал, что его подозревают. Кто именно, он не знал: возможно,
мистер Энгстром? Однажды мистер Энгстром как-то странно задумчиво

посмотрел Патрику вслед. Он тогда покупал сигареты, а Патрика послали
за хлебом. Мистер Нелл? Кто-то еще? Патрик не знал, кто именно, но
интуиция подсказывала, что за ним следят, а с интуицией он никогда не
спорил.
К своему удивлению, он обнаружил, что ржавый «Амана» стал
обладать над ним странной властью. Скучая на уроках, он рисовал его в
тетрадках. Иногда холодильник снился ему по ночам в виде гробницы

высотой в семь футов, блестящей в призрачном свете луны. Ему снилось, что дверь «Аманы» открывается и оттуда выглядывают два огромных глаза.
Он просыпался в холодном поту, но все же не мог полностью отказаться от
прелестей холодильных приключений.
Сегодня он наконец понял, кто его подозревает. Бауэрc. Бауэрc держал
в своих руках страшный секрет Патрика, и это повергло последнего в
глубочайший ужас, который он только мог испытывать. На самом деле, это

отчаяние не было таким уж сильным, но все же Патрик находил это — не
то чтобы страх, скорее некоторое внутренне беспокойство, — очень
раздражающим. Генри знал. Знал, что иногда Патрик нарушает правила.
Его последней жертвой был голубь, найденный им на Джексон-стрит
после того, как его сбила машина и он не мог летать. Патрик сходил домой
за картонной коробкой, посадил в нее голубя и посадил в холодильник.

Когда на следующий день он заглянул в «Аману», голубь был мертв. Тогда
Патрик не потрудился выбросить трупик. После угрозы Генри ему
подумалось, что лучше избавиться от этой улики. Он не станет закрывать
холодильник, а потом придет с тряпкой и водой и вымоет его. Отлично.
Патрик открыл холодильник, чтобы встретить свою собственную
смерть.
Сначала он просто изумился увиденному. Это не имело никакого
значения, никакого контекста.

От голубя не оставалось ничего — только кости и перья. Мясо куда-то
исчезло. Вокруг скелета на стенках холодильника, с обратной стороны
морозильной камеры, на решетчатых полках сидело множество странных
существ бледно-розового цвета, похожих на большие макароны. Они слегка
вибрировали, словно под дуновением легкого ветерка. Только никакого
ветерка не было. Патрик нахмурился.
Внезапно одна из этих штуковин расправила перепончатые крылья и,

прежде чем Патрик успел понять, что происходит, с чмокающим звуком
впилась в его левую руку. Он почувствовал горячее прикосновение, но оно
тут же прошло… и бледное тело существа начало медленно наливаться
кровью и багроветь.
Хотя Патрик почти ничего не боялся в общепринятом смысле слова
(сложно бояться «нереальных» вещей), была одна вещь, которая могла
наполнить его брезгливым отвращением. Однажды, когда ему было семь

лет, он, купаясь в озере Брюстер, вышел из воды и обнаружил на животе и
на ногах четыре или пять присосавшихся пиявок. Он успел докричаться до
хрипоты, прежде чем отец снял с него пиявок.
Теперь благодаря мгновенному озарению он понял, что эти штуки —
какая-то новая разновидность пиявок, летающих пиявок. Они заполонили
его холодильник.
Патрик стал кричать и колотить по существу на его руке, которое

раздулось уже до размеров теннисного шарика. После третьего удара оно
на мгновение оторвалось с тем же
чавкающим
звуком. Кровь —
его
кровь
— ручьем хлынула на руку, но слепая желеобразная голова существа все
еще держалась за его руку. Чем-то она напоминала голову птицы,
заканчивалась узким клювоподобным образованием, но этот клюв был не
сплющенным и заостренным, а круглым и прямым, как хоботок москита.
Хоботок был воткнут в руку Патрика.

Продолжая кричать, он сжал существо пальцами и выдернул хоботок
из своей руки. Хоботок легко вышел из раны. Из нее хлынула кровь,
смешанная с какой-то желтовато-белой жидкостью, похожей на гной. В его
руке осталось отверстие размером с десятицентовик. Боли не
чувствовалось.
Разорванное пополам существо продолжало извиваться и искать, во
что бы воткнуть хоботок у него на руке.
Патрик швырнул его на землю, повернулся и едва успел схватиться за

ручку «Аманы», как из нее вылетело множество таких же существ. Они
облепили его руки, шею, лоб. Подняв руку ко лбу, Патрик заметил на своей
ладони четырех наливающихся кровью тварей.
Боли не было… лишь странное чувство пустоты. Колотя своими
облепленными пиявками руками по шее и голове, дико вопя, Патрик думал:
Это нереально, просто дурной сон, не бойся, это нереально, нет ничего
реального…
Но кровь, бьющая из раздавленных пиявок, казалась достаточно

реальной, как и жужжание их крыльев… и его отчаяние.
Одна из них упала за ворот его рубашки и прилепилась к телу. Пока он
отчаянно колотил по ней и смотрел, как по рубашке расплывается кровавое
пятно, еще одна присосалась к его правому глазу. Патрик закрыл глаз, но
бесполезно: тварь вонзила свой хоботок в глазное яблоко и начала
медленно выцеживать из него жидкость. Патрик почувствовал жар в глазу,
который медленно сжимался в глазнице, и завопил опять. При этом другая

пиявка залетела в его рот и уселась на языке.
Все это было совершенно безболезненно.
Размахивая руками и крича, Патрик побрел к разбитым машинам. Над
ним кружились паразиты. Напившись, некоторые из них взрывались, как
воздушные шарики, при этом они окатывали мальчика его же кровью —
примерно по половине пинты каждая. Пиявка у него во рту росла, и он
открыл рот: единственной его мыслью было то, что она не должна
взорваться внутри, не должна.

Но так и случилось. Патрик выплюнул кровь вместе с остатками тела
пиявки, как кровавую рвоту, упал на мелкий гравий и стал кататься по нему,
продолжая вопить. Постепенно его собственные крики стали казаться ему
слабыми и отдаленными.
Перед тем, как потерять сознание, Патрик увидел фигуру, вышедшую
из-за разбитых автомобилей. Сначала он решил, что это, наверное, какой-то
парень, может быть, Мэнди Фазио, и сейчас его спасут. Но потом он

увидел, что лицо пришедшего переливается, как воск. Иногда оно,
казалось, затвердевало и приобретало похожие черты, но тут же снова
начинало меняться, как будто бы его обладатель не мог окончательно
решить, в кого же ему превратиться.
— Здравствуй и прощай, — произнес булькающий голос внутри этого
странного существа, и Патрик попытался закричать опять. Он не хотел
умирать, он не мог умереть, будучи единственным «реальным» человеком.

Если он умрет, весь мир умрет вместе с ним.
Существо схватило Патрика за руки, облепленные пиявками, и
потащило его к Барренсу. Холщовая школьная сумка мальчика, все еще
висевшая на шее, волочилась за ним по земле. Патрик, еще пытаясь
закричать, потерял сознание.
Оно вернулось к нему лишь на мгновение — в темном, мокром и
затхлом подземелье, где Оно готовилось начать свою трапезу.
6
Сначала Беверли не могла взять в толк, что происходит с Патриком. Он

начал так странно молотить руками, танцевать и вопить. Она осторожно
встала, держа в одной руке рогатку, а в другой два шарика. Патрик ковылял
по тропинке, не переставая оглушительно вопить. В этот момент Беверли
стала как две капли похожей на ту хорошенькую женщину, которой ей
предстояло стать в будущем, и если бы Бен Хэнском увидел ее, его сердце
могло бы этого не выдержать.
Она выпрямилась во весь рост и высоко подняла голову, широко

открыв глаза. Ее волосы, заплетенные в две косички, были аккуратно
перевязаны двумя маленькими красными бархатными веревочками,
которые она купила в магазине Дали за десять центов. Ее поза была
воплощением готовности и чуткости, как у кошки или рыси. Она перенесла
вес тела на левую ногу, наполовину развернув туловище в сторону Патрика,
и штанины ее выцветших шортов, приподнявшись, открыли края желтых

хлопчатобумажных трусиков. Ее мускулистые стройные ноги были
красивыми, несмотря на многочисленные ссадины, царапины и следы
грязи.
Это уловка. Он увидел тебя, решил, что не сможет тебя поймать по-
честному, и пытается выманить обманом. Не ходи за ним, Бев!
Но другая часть ее сознания говорила, что в его криках слишком много
боли и отчаяния. Она хотела видеть, что происходит с Патриком — если с
ним действительно что-то происходит — вблизи. Но больше всего ей

хотелось бы, чтобы она пошла в Барренс другой дорогой и не наткнулась на
компанию Бауэрса.
Патрик смолк. Минуту спустя послышался голос — и это, Бев знала
это, было плодом ее воображения, — голос ее отца, говорящий:
«Здравствуй и прощай». В этот день ее отца даже не было в Дерри: в
восемь часов он вместе с Джо Тэммерли поехал в Брунсвик за грузовиком
«чеви». Она потрясла головой, чтобы стряхнуть это наваждение. Голос

больше ничего не говорил. Определенно ей показалось.
Она вышла из кустов на тропинку, в любой момент готовая пуститься
наутек от хитреца Патрика. Ее чувства обострились до степени чуткости
кошачьих усов. Она посмотрела под ноги и ужаснулась. Земля была залита
кровью.
Поддельная кровь, —
настаивал здравый смысл. —
Сорок пять центов
у Дали. Будь бдительна, Бев!
Она опустилась на колени, коснулась крови пальцами и поднесла их к
глазам. Кровь была настоящей.

Вдруг ее левой руки коснулось что-то горячее. Она посмотрела на нее
и увидела что-то, напомнившее репейник. Но это был не репейник.
Репейник не трясется и не вибрирует. Эта вещь была живой, и мгновение
спустя Бев поняла, что она кусает ее. Девочка наотмашь ударила по пиявке.
Та взорвалась, обрызгав Бев ее собственной кровью. Она сделала шаг назад
и увидела, что это еще не все — бесформенная голова существа
продолжала висеть у нее на руке и сосать кровь.

Пронзительно вскрикнув от страха и отвращения, она схватила пиявку
рукой. Из раны показался хоботок, с которого капала кровь. Теперь Беверли
поняла, откуда взялась кровь на земле… Она посмотрела на холодильник.
Его дверца теперь была захлопнута на защелку, но несколько
паразитов еще продолжали сидеть на ржавой потрескавшейся поверхности.
Одна из тварей раскрыла свои перепончатые крылья и полетела к ней.
Бессознательно Беверли положила один из стальных шариков в ремень

рогатки и оттянула резинку. Мышцы ее левой руки напряглись, и из раны в
ней начала сочиться кровь. Она автоматически выпустила резинку рогатки.
Черт! Промазала! —
подумала она, когда рогатка выстрелила и
стальной шарик понесся к цели, ослепительно сверкая в лучах сеянца.
Потом она говорила остальным Неудачникам, что она наверняка
промахнулась, точно так же, как игрок в кегли иногда наверняка знает, что

промахнулся, едва выпустив шар, но потом шарик изменил направление.
Это произошло за долю секунды, но она ясно видела, что он действительно
изменил направление, попал в тварь и разнес ее на мелкие кусочки. Тропка
покрылась множеством желтых капелек.
Беверли отступила с широко открытыми глазами и побледневшим
лицом. Ее взгляд был прикован к остальным пиявкам, сидевшим на
«Амане». Но остальные паразиты, казалось, не обращали на нее никакого

внимания, продолжая безмятежно ползать взад и вперед, как осенние мухи.
Она развернулась и побежала.
Стараясь не поддаваться одолевшей ее панике, она время от времени
оглядывалась через плечо, держа в руке рогатку. На дорожке и росших по
ее сторонам кустах были следы крови, как будто Патрик бежал, шарахаясь
из стороны в сторону.
Беверли снова оказалась среди старых автомобилей. Перед ней была

большая лужа крови, которая постепенно впитывалась в почву. На земле
были следы борьбы, вдаль уходили два длинных следа от чьих-то ног,
волочившихся по земле.
Беверли остановилась и перевела дух. Она с облегчением заметила,
что кровь из раны уже почти перестала течь, хотя вся рука была в крови.
Теперь рука начинала болеть, в ней появилось ноющее ощущение, как во
рту
после
визита
к
зубному,
когда
заканчивается
действие
обезболивающего.

Она посмотрела на холодильник, потом снова на два длинных следа,
тянувшихся мимо свалки к Барренсу.
Эти твари сидели в «Амане». Они облепили его с ног до головы, иначе
откуда столько крови? Он дошел до этого места, потом
(здравствуй и прощай)
случилось что-то еще. Что?
И она, к своему ужасу, знала, что произошло. Пиявки были частью
Оно, они загнали Патрика в пасть другой части Оно, как молодого бычка, охваченного ужасом, загоняют на бойню.
Скорее отсюда, Беверли!

Вместо этого она пошла туда, куда уходили два следа, крепко сжимая в
руке рогатку.
По крайней мере, сходи за остальными!
Я схожу… чуть позже.
Она продолжала идти вдоль следа вниз по склону. Почва становилась
все более влажной. Следы вели в кусты. Время от времени начинали и тут
же
прекращали
стрекотать
цикады.
Москиты
садились
на
ее
окровавленную руку и ей приходилось сгонять их.
На земле что-то лежало. Она подняла самодельный бумажник, которые

дети делают на уроках труда. Тот, кто сделал его, был очевидным неумехой:
широкие стенки уже ослабли и больше не могли удерживать крышку
отделения для банкнот, и она почти оторвалась. В бумажнике не было
ничего, кроме двадцати пяти центов в отделении для мелочи и
читательского библиотечного билета на имя Патрика Хокстеттера. Бев
отшвырнула его в сторону и вытерла руку о шорты.
Через пятьдесят футов она нашла спортивную туфлю. Кусты были

слишком густыми, но, поскольку на них виднелись следы крови, не нужно
было быть следопытом, чтобы определить направление пути.
След уходил в густые заросли. Бев поскользнулась, упала и
оцарапалась об острые шипы. На верхней части ее бедра выступила кровь.
Она часто дышала, ее волосы прилипли к потному лбу. На одной из едва
заметных тропинок виднелись следы крови. Кендускеаг был уже близко.
На тропинке валялась вторая туфля Патрика с окровавленными
шнурками.

Держа рогатку наготове, она подошла к реке. На земле снова
виднелись следы от ног Патрика. Теперь они были не такими глубокими.
Потому что он потерял туфли, —
подумала она.
Сделав последний поворот, Бев подошла к реке. Следы спускались по
берегу и уходили в бетонный цилиндр одной из насосных станций,
обрываясь перед входом. Железный люк был слегка сдвинут.
Вдруг до ее ушей донесся громкий нечеловеческий хохот из-под
крышки люка.

Это было чересчур. Скапливавшаяся паника наконец охватила ее. Бев
помчалась к поляне, на которой был штаб, закрывая лицо от хлещущих
ветвей окровавленной левой рукой.
Иногда я тоже жалею, папочка, —
пронеслось у нее в мозгу. —
Иногда я ОЧЕНЬ жалею.
7
Четырьмя часами позже все Неудачники, кроме Эдди, сидели на
корточках в кустах возле того места, где совсем недавно пряталась Беверли,

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь