Новые книги

Наши дети перестали читать. Школьную программу и вообще. Русские давно потеряли статус самой читающей нации. Уже виден край пропасти, куда рухнет страна людей, не познавших Достоевского и Цветаеву. Дети, как и прочие слои общества читают всё больше и больше. Пишут беспрецедентно много. Их грамотность корректируют программы, и вскоре не особо потребуется уметь правильно писать слово, как не очень-то уже сейчас требуются кассиры в продуктовых магазинах. Русские великолепно развиваются. Нынешнее поколение – одно из самых перспективных (если, конечно, их не затрахает позывами в последний бой самый главный командир). Никто не читает Цветаеву, и это не так уж и плохо. ШТО?

Давайте разбираться.

Так как главным каналом получения информации у большинства людей являются глаза, наше мышление прочнее всего связано с визуальными практиками. Хоть лингвисты добрую половину XIX века и носились со своими концепциями в стиле «язык – это дух народа», чтение и говорение непременно перебрасывает нас в привычную визуальную стихию.

Тут по сути многое зависит от того, насколько нам важен и интересен процесс чтения. Моё чтение складывается тремя формами. Если книга скучная – буду постоянно сбиваться на отстранённые мысли, перечитывать множество раз одну и ту же строку, вглядываясь в буквы. Примерно всегда то же мучение с важной, но нудной инфой, вроде всяких документов, объявлений, инструкций.

Вторая история – так сказать, работа с текстом: слова выглядят словами, а написанное в силу своей важности нуждается в конспекте главной инфы. Такое чтение – поиск, сепарация, систематизация (в более удобной форме для себя). Не знаю, как вам, а мне нравятся насыщенные инфой безупречные в форме и деталях схемы, где зрительное отображение задаёт ритм и прозрачно указывает путь логики изложенного.

Третье чтение – самое классное: взахлёб. Перед вами уже не слова и предложения, вы летите по строкам, пропуская всякие мелочи, вроде авторских слов к прямой речи и диалогам, а в воображении оживают картины происходящего.

Двести лет назад литература была одним из немногих средств развлечения, не считая стандартный набор из секса, алкоголя, наркотиков и петушиных боёв. Авторы вынужденно упражнялись в продолжительных подробных описаниях буквально всего, чтобы зритель мог погрузиться в личное внутреннее представление сюжетных перипетий, развивающихся в продуманном до мелочей пространстве. Персонажи прописывались многословными красками чувств. Огромные диалоги образовывали драматургические ансамбли… И всё это вызывает у современного читателя продолжительный зевок.

Знаете, а почему бы и нет? Люди не стали тупее или вовсе бескультурными. Никакой беды не случилось – дети не читают классику, потому что для нашего времени она нудная.

Литература пытается быть гибкой. Мощнейшими событийными и идейными прорывами рождает мегатексты, вроде «Улисса», «Москвы-Петушков» или тиходоновско-йокнапатофской саги. Делает иллюстрацию сутью в жанре комикса. Завлекает хорошо забытыми старыми приёмами, как это с блеском удалось «Гарри Поттеру». Но всё-таки книга в тяжелейшем кризисе. И это нормально.

Технологические возможности наконец доросли до потребительских желаний: кино и мультипликация взяли на себя изобразительную ответственность. Экранизация книг – лишь один из первых шагов новой реальности нарратива. История, конечно, преподносится в видении режиссёра и актёрских интерпретациях, хотя никто не мешает создавать бесконечное количество вариаций текстового «прочтения», лучшие из которых, быть может, ещё даже не созданы.

Новая высота – работа исключительно со сценарием. Не нужен никакой «исходный роман». Произведение письменное превращается в мануал-памятку конкретного режиссёра и оператора, подробные описания интерьеров, костюмов, пейзажей, мимики, жестов, интонаций актёров и сотни прочих нюансов отныне – техническая информация, представляемая за редким исключением сухо и по списку. Кино требует не эпического – драматического формата истории, увиденной всеми через объектив творцов (правда, увиденной сильно по-разному, но это уже отдельный разговор). Язык слов сменяется языком композиции и динамики кадра, практически всегда воспринимаемого зрителями обобщённо, интуитивно либо с помощью массы визуальных приёмов привлечения внимания.

https://www.youtube.com/watch?v=19GIykmocrQ - видео о технике привлечения внимания зрителя в фильме "Воспоминание об убийстве"

https://www.youtube.com/watch?time_continue=9&v=wsI8UES59TM - как строится кадр в фильме "Драйв"

Удар, который кино нанесло литературе, сравним разве что с уроном, причинённым телевидением им обоим. Сериальная культура находится на беспрецедентно высоком уровне, лучшие умы человечества, без ложной скромности, трудятся на поприще очередного способа поведать историю.

Фактическое появление культурного феномена фиксируется в XVIII веке – это жанр романа-фельетона, главной особенностью которого является постепенное написание и порционная публикация, позволяющая автору отследить реакцию аудитории на разворачивающиеся события и на основе этого строить дальнейший сюжет.

Так делал один из самых востребованных авторов своего времени, родоначальник эпистолярного (то есть, в письмах) романа, апологет сентиментализма (чувствительной литературы) Сэмюэл Ричардсон. Читать его огромнейшие романы «Памела», «Градинсон», «Кларисса, или История молодой леди» (которыми, к слову, зачитывалась героиня и альтер-эго Александра Пушкина Татьяна Ларина) решительно невозможно, потому что единственно верным их восприятием было порционное получение с постепенным погружением. Так как публика не хотела расставаться с полюбившимися и ставшими родными персонажами, а Ричардсон не хотел лишаться сумасшедших доходов от бесконечных публикаций, сюжет мусолился, словно коровья жвачка, что явственно видно при прочтении увесистых томов как цельных произведений.

Ценность сериала – в том, что потребитель чувствует интригу истории, у которой пока нет конца, а значит, – свою пусть косвенную, но причастность к повествованию. Это тем более сильно заметно по современным телепроектам: «Доктора Хауса» обожали, как следствие – 177 эпизодов, выходивших с 2004 по 2012 год. Любой, кто возьмётся смотреть Хауса сейчас единым целым, вскоре уловит на губах мыльный привкус «ричардсоновщины»: провисающее обсасывание преснейшей любовной коллизии на фоне однотипных врачебных дел. С другой стороны, невыстрелившие или позже потерявшие популярность проекты сворачиваются явно недосказанными: создатели воодушевились успехом одного-двух сезонов и размахнулись на эпик длиной в столетие, а вот и фигушки – зрителям надоело быстро, значит, пора спешно сворачиваться. Так случилось со вполне недурственным сериалом «Борджиа».

Сериалы тоже растут – и в тренде формы минипроектов и антологий. Первые предлагают короткие отточенные сезоны-выстрелы (или даже один сезон), скажем «Шерлок» или «По ту сторону изгороди»; вторые уподобляются сборнику рассказов – «Повести Белкина», «Маленькие трагедии» наших дней. В голове не совсем сравнимый с только что названными циклами, но суперпоказательный сериал «Чёрное зеркало».

Кстати, чисто технически сейчас люди читают как никогда много благодаря интернету: соцсети, мессенджеры, электронная почта, каналы, образовательные и развлекательные интернет проекты - мы постоянно там, пишем и читаем, общаемся и комментируем.

Концепт совместной работы автора и потребителя над произведением находит благодатную почву для роста в компьютерных технологиях, и менее чем за 30 лет общество создаёт принципиально новую в подаче, но при том сверхпреемственную культуру – компьютерную игру. Миры виртуальной реальности, аркадные и открытые, - это не просто новый язык, это истинное откровение. Джойстик в руках геймера превращается в перо, которым тот сам пишет свою собственную историю под заботливым взором автора. Шедевры игровой индустрии поражают тем сильнее, чем больше в них кинематографичности и литературности, причём, любых жанров и направленностей.

Чувства, испытанные мной при прохождении миссий в FarCry 4, я как филолог и искушённый читатель смело поставлю в один ряд по творческой силе с описанием чувств Пьера Безухого на батарее Раевского в «Войне и мире». The Last Of Us насыщает без приторности и напускного пафоса прекрасный в мертвенной сухости роман «Дорога» Кормака МакКарти. Хотя про игры я, очевидно, должен рассказать в отдельном тексте и не одном.

Любой вид искусства похож на радиоактивный элемент – находится в вечном полураспаде: на две половинки, потом на четвертинки, а они разделятся на осьмушки и так далее до бесконечно малых, но всё же существующих величин.

Сериалы и игры – это новые книги. Их появление закономерно, а копимый столетиями культурный опыт делает их смысловое и драматургическое развитие буквально взрывным. Весь спектр художественных методов от классицизма до постмодерна, весь спектр технических средств от художественной графики разных стилей до компьютерной графики и физики – всё существует одновременно, сразу, без необходимости дорастать, созревать, отвергая отживающие приёмы и воодушевлённо набрасываясь на свежие.

А теперь представьте, насколько невероятно круто – новые поколения, не зажатые рамками исключительно текстового (и не всегда интересного) восприятия, получают сразу венец всех тем, идей, форм, техник, методов искусства. Воспринимая это всего лишь игрой или мультиком. Стартом своего развития.

Захватывает дух от одной лишь мысли, куда в свою очередь продвинутся они 💫