Новая доктрина Трумэна, ч.1
NewочёмВидение знаменитой доктрины в новом мире
Победа Дональда Трампа на президентских выборах в 2016 году повлекла за собой переосмысление глобальной роли США в мире — наиболее масштабную переоценку внешней политики с послевоенных времен.
Меня нельзя назвать беспристрастным или независимым наблюдателем. Прошлой осенью я поддержал Хиллари Клинтон и баллотировался на должность ее вице-президента. Мы легко выиграли прямые выборы, но проиграли в самом важном: нам не удалось заручиться поддержкой большинства коллегии выборщиков. По завершении кампании я вернулся в Сенат и присоединился к комиссии, цель которой еще несколько лет назад показалась бы абсолютно сюрреалистичной: анализ оказавшихся успешными усилий российского правительства по вмешательству в президентские выборы в США. В этом деле остается много вопросов, требующих ответов — и они будут найдены.
Но выборы позади, а Трамп вступил в должность. Пока что чрезвычайно трудно определить приоритеты его администрации, но уже сейчас ясно, что избрание Трампа является продолжением по меньшей мере одной тенденции, наблюдающейся с момента распада СССР. Около сорока лет после Второй мировой войны у США была очень четкая концепция внешней политики, пользовавшаяся поддержкой обеих партий. Согласно этой концепции, «Доктрине Трумэна», мир представлял собой биполярную систему, в рамках которой соревновались два блока: социалистический и проамериканский. Однако после распада СССР в 1991 году она потеряла свою жизнеспособность. Несмотря на то, что эта стратегия по-прежнему в чем-то определяет политический курс США, ни одной из последующих администраций не удалось выработать всеобъемлющую концепцию, которая могла бы ее заменить.
Взгляды Трампа на торговлю и роль международных организаций разительно отличаются от убеждений президентов Обамы, Буша и Клинтона. Трамп будет отдавать предпочтение краткосрочным экономическим выгодам в ущерб безопасности и правам человека. Однако, как и его предшественники, Трамп, вероятно, будет проводить реакционный внешнеполитический курс без четкого или хотя бы долгосрочного стратегического видения, которым мог бы поделиться с Конгрессом или с американским народом. У такого подхода есть свои преимущества: теоретически, можно избежать грубых промахов и ненужных эскапад. Однако риски перевешивают мнимые достоинства. Стране — и миру — нужна новая, применимая к 21-му столетию, версия доктрины Трумэна: устойчивая стратегия национальной безопасности, ориентированная на активные действия, а не реакцию на них, и задающая ориентиры для администрации и ее сторонников. Во времена, когда такие страны, как Россия, предпринимают усилия по подрыву демократических институтов других стран, мир нуждается в новой кампании по мирному, но активному продвижению демократических ценностей. США лучше всего подходит на роль лидера этой кампании, и нежелание возглавить ее негативно отразится как на самих США, так и на всем населении планеты.
Планы без стратегии
Как член комитета Сената по вооруженным силам, я имею привилегию поддерживать постоянный контакт с высшими чинами американской армии. В начале 2016 года один из наиболее высокопоставленных офицеров сообщил мне нечто, повергшее меня в шок. «У нас есть оперативные планы, но нет стратегии», — заявил он. И был прав. Его недовольство обнажило фундаментальную проблему, с которой столкнулись США. При всей важности оперативных планов — а наша армия создает их на любой, даже наименее реалистичный случай — стране не хватает комплексной стратегии для реализации взаимодействия и лидерства в современном многоаспектном и сложном мире.
Эта мысль часто приходила мне в голову во время более чем 100-дневной избирательной кампании. В ходе своих агитационных выступлений я часто затрагивал различные аспекты национальной безопасности: Исламское государство, вирус Зика, терроризм, Китай, Россию, Северную Корею, Ближний Восток, кибер-угрозы. На протяжении всей кампании в дебатах доминировали такие темы, как значимость иммиграции, торговля, дипломатия — включая потепление отношений с Китаем и Кубой — и роль таких международных организаций, как НАТО и ООН. Однако каждая из этих проблем рассматривалась вне контекста и в отрыве от остальных факторов. За исключением банальностей типа «Америка прежде всего» никто и не заикался о всеобъемлющей стратегии. Хотя эта проблема часто встречается во время предвыборных кампаний, ситуация не всегда обстояла так плачевно. 70 лет назад лидеры свободного мира в трех речах заложили основы абсолютно другого подхода.
Первую из этих речей произнес Уинстон Черчилль в марте 1946 года. По просьбе президента США Гарри Трумэна бывший (и будущий) премьер-министр Великобритании выступил в Вестминстерском колледже в Фултоне, штат Миссури. Черчилль воспользовался возможностью польстить США, назвав их «мировой сверхдержавой»; вместе с тем он призвал США совмещать их превосходство с «заслуживающим восхищения осознанием своей ответственности за будущее». Предупреждая американцев о формировании военного социалистического блока, лежащего за незримой границей, которую Черчилль окрестил «железным занавесом», он призвал к созданию «всеобъемлющей стратегической концепции», которая определила бы ответные действия США и их союзников. Ее основной задачей, по мнению Черчилля, должна была стать защита мира от войны и тирании.
Годом позже Трумэн попытался воплотить сформулированные Черчиллем принципы в жизнь. В марте 1947 года президент привлек внимание Конгресса США к ситуации в Греции и Турции — им угрожали экстремисты, получавшие поддержку от СССР. США были истощены войной, а на промежуточных выборах 1946 года население выразило недоверие Трумэну и его партии, отдав контроль над обеими палатами Конгресса республиканцам. Однако Трумэн не дрогнул. В своей речи он рассказал об опасностях, грозящих Анкаре и Афинам, и отметил, что ни одна другая страна не располагает ресурсами, чтобы помочь им. А ситуация не терпела отлагательств. Трумэн заявил: «Я полагаю, что Соединенные Штаты должны поддерживать свободные народы, которые сопротивляются агрессии вооруженного меньшинства или внешнему давлению. Я полагаю, что мы должны помочь в освобождении народов, чтобы они сами могли решать свою судьбу».
Несколько месяцев спустя, в июне 1947 года, госсекретарь США Джордж Маршалл выступил с третьей речью, в которой он постарался описать формировавшуюся стратегию. В напутственной речи выпускникам Гарварда Маршалл, командующий американской армией в годы Второй мировой войны, предложил США оказать помощь в восстановлении Европы. План — у которого, как проницательно предположил Трумэн, было больше шансов получить одобрение Конгресса, если назвать его именем героя войны — заключался в том, чтобы использовать экономическую помощь как средство поддержания стабильности и снижения советского влияния в Европе и позже в Японии. Конгресс одобрил инициативу, и вскоре США начали оказывать помощь Греции и Турции, а затем и ряду их соседей.
Так родилась великая стратегия. В последующие четыре десятилетия США будут проводить откровенно интервенционистский внешнеполитический курс. Они будут стремиться избежать угрозы войны, сдерживать распространение коммунизма и способствовать свободе — как и гласят идеалы западной демократии. США стремились прежде всего задействовать международные организации, однако, как ведущая демократия мира, они считали себя вправе действовать самостоятельно, возникни в том необходимость.
Тот факт, что доктрине Трумэна удалось просуществовать столько лет, не означает, что она была идеальна. Не будь ее — и США, возможно, не вмешались бы в войну между Францией и ее колониями в Юго-Восточной Азии — войну, которая позже стала известна как Вьетнамская. Возможно, США не стали бы вмешиваться во внутреннюю политику и способствовать свержению демократически избранных правительств Ирана, Гватемалы, Конго и Чили. США не попытались бы вторгнуться на Кубу в первые месяцы работы администрации Кеннеди. Слишком часто в попытке устранить реальную или надуманную угрозу советского влияния США поддерживали авторитарные режимы — превращая идею, направленную на распространение лучших ценностей, в стратегию по сдерживанию своего противника. И, как справедливо отметил президент Эйзенхауэр, доктрина заложила традицию отдавать предпочтение силовому решению проблем, что привело к перекосу в финансировании и отнимало у казны деньги, которые можно было потратить на решение внутренних проблем страны.
Однако, несмотря на все недостатки, у США все эти годы по крайней мере была стратегия — программа, определявшая военную концепцию страны, ее бюджет, дипломатию, вопросы оказания гуманитарной помощи и участия в деятельности международных организаций, программа, оказавшая влияние на многие внутриполитические инициативы. Если судить по ее же критериям, доктрина была успешно реализована: США доминировали в мире всю вторую половину 20-го столетия, а не выдержавший конкуренции СССР в конечном счете распался. Однако, когда это произошло, США внезапно обнаружили, что их внешняя политика лишилась своей основополагающей задачи — и ей пришлось ограничиться практичным ситуативным подходом, который реализовывался страной еще до Второй мировой войны. Здесь следует сказать пару слов об осторожном прагматизме в международных отношениях. К примеру, администрация Джорджа Буша-старшего продемонстрировала преимущества этого подхода в 1990-1991 гг., когда, вытеснив иракцев из Кувейта, воздержалась от свержения режима Саддама Хусейна. Не основывающийся на какой-либо доктрине прагматизм также присущ американской ментальности. Американцы — очень практичные люди: мы подозрительно относимся к теориям и предпочитаем опираться на здравый смысл в решении проблем.
Но у ситуативного метода также есть и недостатки. Он слишком часто носит реакционный характер. Он не позволяет ни союзникам, ни врагам, ни самому американскому народу строить предположения о дальнейших шагах правительства. А это, в свою очередь, ведет к непоследовательности. К примеру, в 90-е США вмешались в ситуацию на Балканах, чтобы предотвратить геноцид, но отказались делать то же самое в Руанде. Сегодня многие считают, что разница заключалась в том, что жизни африканцев ценились меньше европейских. Ужасающая мысль. После совершенной «Аль-Каидой» атаки 11 сентября 2001 года администрация Дж. Буша попыталась выработать новую миссию США: «глобальная война с террором». В последующие годы эта миссия привела страну к участию в ряде вооруженных конфликтов: в Афганистане, Ираке, подконтрольных племенам районах Пакистана, Сирии, Северной Африке, на Африканском Роге и Аравийском полуострове.
Хотя терроризм остается основной — скорее всего, основной — угрозой безопасности в наше время, уже к концу второго срока Буша стало очевидно, что этот вопрос не может определять всю внешнюю политику США. Отчасти в этом виноват коллективный стыд за позорную войну в Ираке, раздутую из несуществующей угрозы ядерного оружия. Но на более глубинном уровне военный ответ на неясные действия негосударственных акторов просто-напросто не мог описать или оформить все многочисленные способы взаимодействия США с остальным миром.
К началу президентства Обамы внешняя политика США снова вступила в неясную и не подчиненную какой-либо стратегии фазу. С 2008 года страна пыталась найти ответ на сложнейшие внешнеполитические вопросы — сохранять ли военное присутствие в Ираке или Афганистане? вторгаться ли в Ливию и Сирию? переключиться ли на Азию? ответить ли на российское вторжение в Украину? заключать ли новые договоры и торговые соглашения? — не имея четкой руководящей доктрины. Пока США продолжают разбираться с этими и еще более сложными вопросами, другим странам приходится прикладывать много усилий, чтобы предугадать их дальнейшие действия и способы борьбы с новыми кризисами. Недавние выборы лишь усугубили опасения.
Я активно поддерживал Обаму и в целом разделял его инициативы в сфере внешней политики. Активизировав поиски Усамы бен Ладена, он смог устранить организатора террористических атак 11 сентября 2001 года. Ему удалось оживить американскую дипломатию: нормализовались отношения с Кубой, заключено международное соглашение по иранской ядерной программе, подписаны Парижские соглашения по климату. На его счету и удачное посредничество в завершении гражданской войне в Колумбии. Стремление Обамы проводить самодостаточную внешнюю политику, продолжая при этом играть по правилам мирового порядка и продвигать демократические ценности, было разумным.
Однако подозрительность Обамы по отношению к масштабным стратегиям принесла немало проблем. Как-то раз он сказал, что его политика национальной безопасности суммируется фразой «не делай глупостей» (хотя он использовал выражение посильнее), и эта острота позволила больше узнать о его прагматичном и не подчиненном идеологии подходе. Возможно, стране удалось избежать многих неудачных решений именно благодаря желанию Обамы не натворить глупостей. Однако иногда именно это желание становилось оправданием, чтобы не предпринимать шаги, которые было бы глупо не делать. Я убежден, что нежелание администрации Обамы вмешаться в события в Сирии на раннем этапе конфликта негативно отразятся на США в будущем — как и нежелание администрации Клинтона помочь предотвратить геноцид в Руанде влияет на нас сегодня. А отсутствие ясной стратегии вылилось в апатичный ответ на российские кибератаки и беспрецедентное вмешательство в президентские выборы.
Пока не представляется вероятным, что администрация Трампа сможет выработать собственную стратегию. Трамп вовсю расхваливает преимущества непредсказуемости. Его обещания «Америка прежде всего» напоминают изоляционистский курс довоенного периода. А глубокие идеологические разногласия среди высших военных чинов, советников по национальной безопасности и внешней политике повышают вероятность того, что администрация и дальше будет справляться с проблемами, руководствуясь ситуативным принципом.
Этот подход — разработка оперативных планов при отсутствии стратегии — вполне может помочь стране избежать глупых поступков. Но, если Вашингтон будет продолжать в том же духе, страна упустит возможность укрепить свое лидерство и вызовет смятение в мире, который по-прежнему расценивает США как лидера.
Продолжение статьи: http://telegra.ph/Novaya-doktrina-Trumehna-ch2-09-07