Неопубликованная глава. Предостережение Ричарда Баха

Главным идеалом человечества в ХХ веке стала, пожалуй, свобода. Неудивительно, что на кровавые революции и тоталитаризм писатели откликались антиутопиями или, во всяком случае, произведениями, пронизанными идеями свободы. В веке XXI с его преобладающей антитеррористической повесткой во главу угла ставят безопасность. И писателям снова есть что возразить.

Мысль, достойная отцов-основателей американского государства, не так ли? На самом деле это голос молодого Ричарда Баха, автора повести-притчи «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», который доносится до уже зрелого мастера Ричарда Баха со страниц прежде не опубликованной четвертой главы «Чайки».

Объясняем всё по порядку. Ричард Бах – американский писатель и, согласно семейным легендам, потомок величайшего немецкого композитора И.С. Баха. Жизнь нашего современника Баха всегда была связана с небом: в его послужном списке и пилотирование истребителей-бомбардировщиков в рядах ВВС США, и исполнение фигур высшего пилотажа, и работа пилотом-каскадером на съемочной площадке. Закономерно, что всемирную известность Ричарду Баху принесла повесть-притча о свободолюбивой чайке-асе Джонатане Ливингстоне. 

«История о чайке по имени Джонатан Ливингстон» впервые увидела свет в 1970 г. Тогда она состояла из трёх частей. В первой главе чайка Джонатан Ливингстон, отличающийся от своих приземленных во всех смыслах сородичей, пытается разрешить внутреннюю дилемму: быть, как все, или в одиночку тянуться к своей мечте? Благодаря упорству в тренировке техники полётов и стремлению познать истинную суть чайки, он достигает невиданного мастерства. Он видит свою задачу в том, чтобы делиться радостью открытий с другими. Но консервативная стая, сосредоточенная исключительно на бытовых нуждах, с позором его изгоняет.

Во второй главе Джонатан достигает нового уровня просветления и оказывается среди родственных ему по духу чаек. Они осваивают перемещения вне времени и пространства и постигают особую философию: что такое совершенная чайка без пределов и ограничений? Как познать природу любви и доброты? Стоит ли возвращаться на Землю к тем, кто этого не понимает, или лучше остаться среди посвященных?

В третьей главе Джонатан берёт «под крыло» новых, земных учеников. Вместе они совершают дерзкое возвращение в родную стаю, где, вопреки суровым запретам Старейшины, у них появляется всё больше и больше последователей. Но уже различимы и «первые ласточки» деградации всего движения: новообращенные гораздо больше поглощены технической стороной полёта, чем философией свободы и любви, а сама фигура Джонатана Ливингстона теперь окружена ореолом исключительности и богоподобия. Джонатан приходит к неутешительному выводу: «Отчего труднее всего на свете убедить птицу в том, что она свободна?» Джонатан растворяется, напоследок завещая остальным открывать в себе истинных чаек, которые и есть настоящие учителя.

В 1970 г. Ричард Бах был убежден, что произведение носит законченный характер именно в таком виде. Весь процесс его создания писатель описывал как мистерию, когда из ниоткуда на него обрушивались давно искомые ответы. Но в то, что он описал в четвертой главе, Бах не верил. Не верил, что чайки могут променять полёт на культ.

А что же случилось в четвертой главе? Стая занялась мифотворчеством, превратив Джонатана Ливингстона в мессию, а его учеников – в апостолов. Появились сказания о втором пришествии и места отправления культа, стали проводиться регулярные богослужения, большое значение приобрела религиозная атрибутика. Эпиграфом к четвертой главе могло бы стать высказывание Великого инквизитора из «Братьев Карамазовых» Ф.М. Достоевского: «Мы исправили подвиг твой и основали его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо».

В итоге появление четвертой главы полностью изменило весь посыл притчи: из светлого и жизнеутверждающего сказания, она превратилась в пугающее предостережение. Ричард Бах решился опубликовать её, только когда сам оказалась на волосок от смерти: самолёт под его управлением запутался в линии электропередач, а сам Бах, окровавленный, свисающий вниз головой, не мог выбраться без посторонней помощи. Возможно, этот экзистенциальный опыт позволил писателю заново осмыслить соотношение двух ключевых для него понятий – свободы полёта и безопасности.

Так или иначе, последняя глава может считаться неким прозрением, которое, быть может, связано не столько с самими сюжетом притчи, сколько с глобальным направлением развития человечества. Р. Бах предпочёл завершить послесловие к «Чайке» словами о том, что четвертая глава «была написана, когда никто не знал будущего», но вышла теперь, когда «мы его знаем».

@cultpop