Наука и жизнь
yosescqwdfif— Д-д-добрый вечер. Могу ли я взглянуть на образцы тканей?
Я чуть не взвыл: это был пароль.
— У меня на руках только бархат, — пробормотал я ответ. Эйрин сглотнула: как и я, она надеялась, что это совпадение.
— Проходи, — сказал я ей, отходя в сторону, и вдруг расхохотался, как псих.
Эйрин опасливо посмотрела на меня:
— Почему ты смеешься?
— А что, разве не смешно? — спросил я, продолжая ржать. — Ты завалила мой доклад, ты сыпала идеями, к которым я шел всю жизнь и которые в этом чертовом зале никто, кроме меня, не понял... я хотел забыть тебя, как кошмар, я заказал девушку, чтобы она помогла мне забыть тебя... и снова ТЫ!
Я был в шоке и говорил то, чего никогда не сказал бы, будь все иначе.
— Прости. Я не хотела. А что, мне надо было молчать? Да? — выкрикнула Эйрин. — Так бери, забывай меня! Забывай меня... со мной. Это уже не я. Это не та я, которая была там, это не Эйрин Мэйнхауз, это... Давай, бери меня, чего же ты стоишь? — кричала она на меня и шла следом за мной.
— Почему ты здесь?
— Потому что... тебе не все равно? Или я тебе не нравлюсь? А?
— Нет. Не нравишься, — зачем-то сказал я — и прикусил язык, потому что покрасневшее лицо Эйрин скривилось от ярости:
— Не нравлюсь? А так? Так тоже не нравлюсь? — кричала она, срывая с себя платье. — Ме мвавлюсь? — гудела она под платьем, выкарабкиваясь из него, как из ловушки, и наконец осталась в одном черном кружевном белье. — Нет?
— Эйрин!..
— А так? — Она расстегнула лифчик, сбросила его и сделала шаг в мою сторону, воинственно тряся грудями, упругими, как атласные мячи. Как я и думал, у нее было сказочно красивое тело.
— Эйрин!!!
— Что «Эйрин»? Нравлюсь или нет? О, прости, еще одна деталь! Вот так! Вот так-то лучше, а? — кричала она, стягивая черное кружево с бедер. — Ну? Ну??? — и вдруг разревелась, опустив руки. В одной из них болтались ее трусы.
«То самое место» у нее было бритым и гладким, как у девочки.
— Эйрин! Ты... ты... ты что? Ну что ты?... Не надо, Эйрин, не надо... Эйрин!
Дальше все было, как в тумане: она ревела все отчаянней, а я гладил ее по волосам, по голому бархатному телу, холодному,...
как ледышка, и нес какую-то чушь, умоляя успокоиться. Я прижимал ее к себе, забыв о том, что тискаю голую красотку, а она всхлипывала, вымазывая мой пиджак слезами. Лицо ее, перепачканное тушью, стало похоже на мордочку панды.
Наконец она хрипло произнесла:
— Дддд... дай мне выпить.
— Выпить? Спиртное? — удивился я, как мальчишка. — У меня нет.
— Нет? У тебя нет выпить? Какой ты смешной. Ну... тогда...
— Почему ты здесь? Ты... уже давно?
— Первый раз, — с горьким смешком ответила Эйлин. — И тот неудачный.
— Но... почему? Деньги? Тебе мало платят?
— Причем тут деньги? Смешные вы, русские... Ты не поймешь.
— Но я же понял твою гипотезу о равенстве полей при... * Почему же здесь...
__________________________
*Прошу прощения: передать поток формул, исторгнутый профессором N, я не смог. — прим. авт.
— Я сама себя не понимаю. Это все комплексы. С детства я была вундеркиндом. Сколько себя помню, вокруг меня сновали журналисты, ученые, психологи... Со мной носились, как с дрессированной макакой. В тринадцать лет меня взяли в Йельс, я читала доклады, ночевала в лабораториях... Я была заучкой, понимаешь? Все девчонки имели парней, отрывались на вечеринках, а я... Я всегда хотела быть, как они. Красивой и сексуальной... Ты понимаешь меня?
— Нет. По-моему, ты и так...
— Ну вот! Мужчинам не понять. Я всегда хотела быть женщиной, настоящей женщиной, хотела, чтобы мной интересовались, чтобы за мной ухаживали, хотела любви и секса... Я никому бы не сказала это, никогда бы не сказала и ни за что, но чего уж тут... Меня все воспринимали, как ходячее чудо, ходячую формулу. Никто не смотрел на меня как на девочку, на женщину... И в науке... Ты спрашиваешь про деньги? Я не богата, совсем не богата, но не в этом дело. Я выросла, я перестала быть «маленьким чудом» — и что дальше? Я знаю то, чего никто не знает, но никому нет дела. Нет дела! Никому ни до чего нет дела!..
Мы уже сидели на краю кровати. Я обнимал ее за плечи, и она клонилась ко мне. Увы, я слишком хорошо знал, что такое научная бюрократия, и слишком хорошо понимал ее...
— Я выгляжу, как идиотка, да?
— Нет, Эйрин. Я очень хорошо тебя понимаю. ОЧЕНЬ хорошо, — повторил я, чтобы у нее не осталось сомнений. — И поэтому ты решила...
— Да. Меня долго швыряло туда-сюда. В восемнадцать отдалась одному громиле, и он поимел меня... Было очень больно, и совсем не было кайфа, которого я ждала. Он не интересовался мной, это просто был разовый трах... Потом у меня не было никого, и вот сейчас...
— У тебя было много мужчин?
— Двое... трое. Тэдди — ну, тот парень, три года назад, — и... Позавчера, когда я нанималась, меня трахнул Маслански. Это как вступительный взнос. Он осматривал меня, я разделась догола, и он сначала выбрил меня... ну, ты понял, где... и потом поставил раком и стал трахать. (специально для sexytales.ru— секситейлз.ру) Было очень стыдно, унизительно до слез... и очень приятно. Как в раю. Никакого сравнения с Тэдди. Я почувствовала себя настоящей шлюхой, когда стояла на коленях, и груди у меня болтались, как вымя, а сзади меня держали за бедра — и ебли, ебли, и меня распирало вот это самое... А потом пришел еще один и тоже поимел меня. Только что Маслански, и уже этот... Они вдвоем шлепали меня, щипали, тягали за сиськи, а я сосала им члены, лизала яйца и плакала от унижения и от того, что мне это нравится... Потом они смазали мне вазелином задницу — и по очереди вставляли туда свои стволы, а я лопалась и кричала, как настоящая шлюха... Чего только я не передумала за эти две ночи... А ты мой первый клиент... Боже, что я тебе рассказываю?
Я уже не мог ее слушать.
— Эйрин! Выходит, тебе еще нет двадцати?... Слушай, Эйрин! Во-первых, ты...