Монолог

Страшно мне, Лот. Почему бежим мы? Почему оставляем плодородную землю и сад наш цветущий? Почему дом оставляем свой? Неужели не жалеешь, не плачешь по нему, как плачу я? Что для тебя наш дом? Тепло очага, вкусный ужин и моя покорность воле твоей? Вот я, бреду рядом, не перечу, молчу, и только в сердце своём вопрошаю. Почему так остры камни под нашими ногами, если Бог желает добра нам за праведность нашу? Почему, если мы праведны, а другие грешны, не вразумил он их? И какой грех в маленькой Руфи, что родилась пару месяцев тому за два дома от нас? Что она совершила перед лицом Отца нашего? Почему мы не взяли её с собой, если она безгрешна? Или отвечать ей за грехи матери? Почему она не спасётся?

Страшно мне, Лот. Ты сказал, что так надо, что Господь велел тебе уйти через ангелов своих, и мы пошли за тобой, и ноги наши изранены проклятой дорогой, и лица наши обожжены солнцем. Почему Бог решил за тебя? Почему мы не ушли раньше, Лот? Когда ещё моё сердце не успело прирасти к дому нашему и деревьям в саду нашем? Почему не ушли, хоть видели то, что видели, и что забыть невозможно? Почему мы не ушли, пока не стало слишком поздно?

Страшно мне, Лот. Страшно, ибо город отметил и наших с тобой дочерей. Познали они мир, где нет стыда, и заразились, теперь ты хочешь запереть их в пещере, а я вижу, какими глазами смотрят они на тебя. Запретное теперь влечёт их, запретное течёт теперь в их жилах, но, видит Бог, мы не могли оставить их в городе, который развращает всех и каждого, и их развратил, и частицу города они несут по этой праведной дороге сейчас в себе, и смеются о своём, и я знаю, чего хотят они, и страшно мне это знать.

Страшно мне, Лот. Но может ли мать послать своих детей на смерть, может ли не попытаться спасти их? Мать не может, Лот. А отец? Отец наш небесный суров, и уничтожил племя человеческое, и только Ноя пощадил. И вот сейчас, город будет уничтожен, а мы уходим, не оглядываясь. И не нужен ковчег, чтобы спастись. Только молчание. И бегство. Ведь Отец небесный всегда прав.

Как ты похож на Него, Лот. Как стремишься быть похожим. Смогу ли я забыть, как ради спасения гостей своих, ты хотел дочерей отдать толпе, алчущей разврата? И как смущены были дочери. Но за смущением было и другое, я видела это в них, и бездна разверглась во мне. Страшно мне, Лот.

Вот что я думаю: если бы ты знал мысли дочерей наших, ты бы не взял их с собой, ты оставил бы их там, в обречённом городе. Поэтому я и молчу, и ничего не говорю тебе, и молчание ты принимаешь за покорность и страх божий, но истинно говорю тебе, моё молчание и есть страх, но другой — матери за жизнь детей своих. Моя любовь не требует от них ничего, моя грудь помнит их укусы, мои руки помнят тепло их маленьких беззащитных тел. Ведь ты не пощадил бы их, Лот? Если бы знал помыслы их?

Страшно мне, Лот. Ибо знаю ответ. Кто открыл душу мою для этого жестокого знания? Отец ли небесный рассказал мне? Или кто-то другой говорит через моё сердце со мной? Ты давно не говоришь со мной, Лот. С самой нашей юности, с первых дней. Ты отдалился от меня и говорил только с Богом. И только его любил ты, и только его любишь. Почему не меня, Лот?

Я останавливаюсь и смотрю в безжалостное небо. Потом на землю чужую. Вижу пустыню бесплодную, и горы, и камни, и дорогу, по которой ведут тебя, Лот. Позади меня смерть, но и впереди смерть. Яд знания в моём сердце.

Вот что я думаю. Мой муж сильнее меня. Мои дочери сильнее меня. Моя тоска сильнее меня. Ангелы сильнее меня. Бог сильнее меня. Но есть и у меня сила: я отказываюсь идти. Я не хочу. Впервые я скажу нет, Лот, муж мой. Без любви всё грех, Лот. И не только те, от кого мы, отвернув лица свои, бежим, жили во грехе, но ты сам. Ты, Лот. А значит, и я. Последний взгляд брошу на город, который отравил всех, кого я любила, на город, который будет уничтожен сегодня.

Сможет ли Бог испепелить меня?

Страшно мне, Лот.

Но соль моих слёз сильнее.

Текст написан в рамках литературного марафона

Распишитесь

/ день десятый. Road story/