Лондон

1386 год

Идея принадлежала Чосеру.
В последнее время он беспокоился за своего друга Булла. Тиффани вышла замуж, жена купца скончалась два года назад, и ему было довольно одиноко. Пару раз Чосеру показалось, что старый друг попивает. И вот весной 1385 года Джеффри пришел в восторг: судьба подарила ему новую должность, а также отличный повод вытащить Булла из скорлупы.
– Мы едем в Кент, – заявил он.
Ибо Чосер только что стал мировым судьей.

Роль мировых судов обозначалась постепенно. Это была хорошая, разумная система, в которой местные джентльмены при содействии профессиональных адвокатов высшего ранга, разбиравшихся в юридических тонкостях, главенствовали над судами графства. Джеффри Чосер соответствовал этой должности, благо ему, как королевскому служащему, пожаловали в Кенте небольшое поместье.

В итоге Булл согласился, но должен был перед отъездом принять одно важное решение. Кто будет вести дела в его отсутствие? Найденыш, женившись на Тиффани, продемонстрировал удивительную деловую хватку, и вскоре Булл счел истинным удовольствием обучать его всему, что знал, но одно обстоятельство купцу не нравилось. Хотя молодой человек согласился расстаться с фамилией Дукет и стать Буллом, он отказался вступить в гильдию торговцев тканями, невзирая на то что Булл мог это устроить.

– Мое ученичество прошло при гильдии бакалейщиков, и это знакомое мне дело, – заявил он.
Ничто не могло поколебать его преданности. Тот факт, что городом в настоящее время правили бакалейщики, а не торговцы тканями, ничуть не улучшал настроения Булла, и тот не имел большого желания всецело передавать свои дела зятю. Однако найденное решение устраивало всех. Он пригласил Уиттингтона.

Тому перевалило за тридцать – уже солидный человек, состоявший в гильдии торговцев тканями. С молодым Дукетом он всегда дружил.
– Я поручаю вам, пока меня не будет, совместно присматривать за моими делами, – предписал им Булл. – Если возникнут сомнения, всегда можно послать за мной.
Уверенный, что поступил правильно, он отбыл с достаточно спокойным сердцем.

Кент привел его в восторг. На краткий миг, при знакомстве с судьями в Рочестерском замке, Булл испугался, что может ударить в грязь лицом. То было знатное общество, в основном, если не считать пятерых адвокатов, состоявшее из видных придворных и представителей крупнейших землевладельческих семейств шайра. Булл, хоть и был богат, никогда не вращался в таких кругах, но Чосер незамедлительно пришел на помощь.

– Джентльмены! – улыбнулся он. – Я чувствую себя в этом краю таким чужаком, что попросил моего любезного друга сопровождать и наставлять меня. Он урожденный Булл Боктонский, древнего кентского рода, насколько мне известно.
Эффект не заставил себя ждать.
– Да они здесь дольше нашего, – изрек один помещик.
– О, должно быть, тот, кого я знаю, приходится вам братом, – просиял другой.
Уже к исходу дня их стараниями Буллу стало казаться, будто они знакомы всю жизнь.

Как и предвидел Чосер, у Булла не осталось времени хандрить, благо они постоянно были заняты. Им приходилось вникать то в управление поместьем какой-нибудь наследницы, то в безвозмездную передачу земель монастырю. Друзья тщательно обследовали береговые укрепления на случай нападения французов. Но в первую очередь они занимались простым делом отправления правосудия – в городах, деревнях и поместьях по всему графству, что восхищало и Булла, и его друга-поэта.

Избили сборщика налогов; у йомена подожгли сарай; у мельника украли муку; крестьянин отказался работать на господина. Все они представали перед судом, излагали свое дело и допрашивались на простом английском языке. Свидетели предоставляли сведения, соотносили все с местными порядками, и судьи вроде Чосера выносили вердикт. Но самое большое удовольствие Булл получал вечерами, когда они с поэтом обсуждали в трактире или особняке события дня.

Чосер слегка располнел, в его эспаньолке проступила седина, лицо и глаза под тяжелыми веками порой наливались кровью. Он был славным малым и внешне, и по сути. И ничего не упускал.
– Заметил бородавку на носу у того монаха? – вдруг спрашивал Чосер. – Этот церковный староста путался с женой мельника. Видел, как она на него смотрела? – Поэт издавал смешок.
– Чем они презреннее, тем милее тебе, – пожурил его Булл однажды.
Но Чосер лишь покачал головой.

– Я их всех люблю, – просто сказал он. – Ничего не поделаешь.
Со временем, впрочем, Булл начал беспокоиться. Как ни странно, его встревожили не собственные дела, а Чосера. Но достижения друга внушали ему столь глубокое уважение, что купец долго не отваживался заговорить. Наконец в апреле такой случай представился.
Они побывали с визитом в Боктоне у брата Булла и следующим утром ехали под теплым весенним солнцем по кентерберийской дороге, когда Чосер поделился своим замыслом.

– Я задумал большой труд. О, сколько я написал обыкновенных придворных стихов! Но мне уже давно хочется попробовать себя в деле совершенно отличном. Посмотри на народ, который мы ежедневно встречали в суде, – йомены, мельники, монахи, рыбачки. Что, если я дам им заговорить, а заодно и сельскому люду? – Он усмехнулся. – Великий труд, пышное блюдо, пиршество!
– Но как же ты облечешь простонародную речь в стихи? – возразил Булл.

– Ага! – воскликнул Чосер. – Я подумал об этом. Пусть каждый расскажет байку, небольшую историю вроде тех, что использует итальянец Боккаччо. По ходу рассказа они раскрывают себя. Неужели не видишь прелести?
– Разве что простолюдины не рассиживаются с байками, как ленивые дворяне, – заметил Булл.

– Вовсе нет, еще как рассиживаются, – запротестовал его друг. – Как отправятся странствовать, так и судачат. А что, дорогой мой Булл, может быть за совместное странствие у мужчин и женщин всех сословий? По этой самой дороге? – Он громко рассмеялся. – Паломничество, Булл! Это паломники, которые начинают путешествие к гробнице Бекета в Кентербери с кабаков вроде «Джорджа» и «Табарда». Я могу написать десятки историй и свести их воедино. А назову «Кентерберийскими рассказами».

– Не слишком ли выйдет длинно?
– Именно так. Это будет труд моей жизни.
И Булл наконец усмотрел возможность поделиться своим беспокойством.
– Если это станет венцом твоих творений, мой дорогой друг, – начал он, – позволишь ли ты просить тебя об одной вещи?
– Конечно, – улыбнулся Чосер. – О чем же?
– Во имя Господа, – взмолился купец, – не трать дара попусту, не дай пропасть всему труду.
– То есть?
– Пиши на латыни! – воскликнул Булл.

В действительности пожелание Булла было абсолютно разумным, и многие согласились бы с ним. Излагая свои стихи на языке английском, Джеффри Чосер шел на огромный риск, ибо тот в известном смысле вовсе не существовал. Да, Англия полнилась родственными наречиями, но житель Кента с трудом понимал выходца из Нортумбрии. Если монах с севера записывал сказание о сэре Гавейне и Зеленом рыцаре, а поэт Ленгленд писал в глубинке о Петре Пахаре, то их труды, пусть будучи английскими, изобиловали норвежскими аллитерациями и отголосками древнего англосаксонского языка, что резало слух изысканному Чосеру и даже казалось комичным. Но на каком же языке писал он сам? Отчасти на саксонском английском, отчасти – на нормандском французском, полном латинизмов. В итоге английский Чосера струился легко, как баллада французского трубадура, являясь слогом двора и высших лондонских слоев. Мало того, по ходу беседы аристократы с той же легкостью переходили на французский, а люди ученые – на латынь. И даже лондонский английский язык постоянно изменялся.

– Когда я был мальчишкой, говорили иначе, – напомнил товарищу Булл. – Посмею предположить, что мои внуки едва ли поймут твои вирши. Латынь же превосходна, ибо вечна, – настаивал он.
На латыни читала и объяснялась вся Европа, и было естественно считать, что так будет и впредь.
– Ты подобен тому, кто бросается вплавь, когда нужно построить благородный каменный мост, – сказал Булл. – Не дай пропасть труду твоей жизни. Оставь памятник для будущих поколений.

Это был дельный совет, и Чосер нисколько не расстроился.
– Я подумаю, – пообещал он, и они продолжили путь.

Не многие вещи приносят доход и ненависть большие, чем спекуляция. Скупи на корню любой популярный товар, создай искусственный дефицит и продавай по высокой цене. Такие операции обычно отличаются размахом и требуют участия целого круга торговцев. В средневековом Лондоне такая практика называлась перекупкой. Формально она была незаконной.

Молодой Джеффри Булл, некогда Дукет, и Ричард Уиттингтон, джентльмен-торговец, действовали тоньше.
Булл оставил их в замечательной ситуации. Во-первых, они воспользовались его огромным бизнесом: арендной платой, поступавшей от собственности возле моста; экспортом шерсти во Фландрию; импортом сукна; кроме этого, приносили прибыль долгосрочные сделки с ганзейскими купцами. Но дело было не только в наличности. Самые захватывающие перспективы открывала репутация Булла.

– Да с таким кредитом доверия можно провернуть колоссальные спекуляции, – заметил Уиттингтон.

И они провернули. Но система была целиком и полностью изобретением Дукета. Необычность замысла заключалась в том, что его состояние охраняли представители двух разных гильдий – не просто разных, но и пребывавших в чрезвычайно скверных отношениях. Поэтому когда группа бакалейщиков Дукета приобрела огромное количество товара, а группа торговцев тканями Уиттингтона скупила остальной, рынок счел их конкурентами. Эти же двое, оказавшись хитрее, были достаточно осторожны, чтобы оставить немного торговцам средней руки, дабы те нажились на устроенном ими росте цен. Партнеры торговали предметами роскоши, которые сложно чем-то заменить, да и цены на них не регулировались.

Перец. Меха с Балтики. Груз шелка с Востока. За считаные месяцы они наложили лапу на все, скупая, придерживая на складах, выкладывая понемногу по бешеным ценам. За период между осенью 1385 года и маем следующего, 1386-го, они ударили пять раз. К концу этого срока Уиттингтон стал главным лицом среди торговцев тканями, а Джеффри Булл, некогда Дукет, еще более разбогател.

Мысль пришла в голову Тиффани.
– Не уверен, – с опаской признался муж. – Мы занимаемся этим за спиной твоего отца.

Но Тиффани была настроена решительно.
– Предоставь отца мне, – сказала она.
И вот ясным июньским днем 1386 года Джеффри Булл, в прошлом Дукет, нервозно вышел из своего дома на Ойстер-Хилл и отшагал двести ярдов на запад до большого здания, известного как Колдхарбор, сады при котором спускались к реке, – здесь занимался делами один из самых грозных чиновников королевства.
– Бьюсь об заклад, меня вышвырнут, – пробормотал он, входя в зловещие врата.

Если за десять месяцев, миновавших с отъезда Булла, Джеффри Буллу, в прошлом Дукету, удалось сколотить состояние, то от везения последних недель у него буквально захватывало дух.

Могущественная гильдия бакалейщиков контролировала город. К ним принадлежали и мэр, и главные олдермены. Ее предводители, как заведено во всех успешных организациях, смотрели в будущее. Взглянув на зятя Булла, они остались довольны увиденным. Его деятельность в последнее время произвела на них впечатление. Многие второстепенные члены гильдии, входившие в круг, сорвали неплохой куш. «Вдобавок он унаследует огромное состояние Булла», – отметил один олдермен. «Не ровен час, переметнется к торговцам тканями», – напомнил кто-то еще. «Это недопустимо», – ответил тот. Как всякий политик, он знал, что богачей надлежит обхаживать. «Коли так, нам лучше ему угодить», – сказал он.

Таким образом Джеффри Булл, некогда Дукет, обнаружил себя произведенным в члены правления гильдии бакалейщиков – замечательный взлет для человека всего двадцати шести лет от роду. Через две недели, когда открылась вакансия, он оказался еще и советником в своем городском уорде.
– Ну, ты понимаешь, что это первый шаг на пути в олдермены? – восторженно спросила Тиффани.

И все же, несмотря на удачу, была одна вещь, которой он оставался недоволен. Джеффри испытывал из-за этого угрызения совести, так как первым признавал, что без женитьбы не добился бы ничего. Но заноза сидела. «Что бы я ни свершил в жизни, – думал он, – я буду всегда зваться Буллом. Только Буллом. И никогда – Дукетом».
Однако не он, а Тиффани заговорила об этом в один прекрасный день.
– Тебе, должно быть, ненавистно это?
Парень стал отнекиваться, но она помотала головой:

– Да нет же, не спорь. – И затем удивила его, объявив: – Мне тоже.

Это была чистая правда. Тиффани гордилась именем Булла, равно как и богатством. Но втайне ее нередко раздражало, что для друзей она оставалась девушкой, которая вышла за человека низшего положения. Однажды она подслушала слова молодой женщины: «Муж Тиффани? Так это тот, у которого белая прядка и смешные руки. Буллы не нашли ей никого подходящего и выудили его из реки». Услышанное потрясло ее. «Нет, – хотелось ей закричать, – это он спас меня из реки!» Она хотела ударить девицу по лицу, но решила взамен: «Я тебе покажу. Ты увидишь, что моим мужем можно гордиться и как мужик он будет получше твоего».

Геральдическая палата в Колдхарборе была местом, внушавшим трепет. Булыжный двор за воротами мели дважды в день. Главное здание, обращенное к воротам же, было каменным в нижней части и бревенчатым в верхней. Огромную дубовую дверь навощили и отполировали до тусклого блеска. Слуга в роскошной ливрее с гербами провел Джеффри Булла, некогда Дукета, в красивый зал, под деревянным потолком которого висели цветастые штандарты многих лордов и рыцарей. После недолгого ожидания служащий, тоже в ливрее, проводил его через другие две комнаты в величественную квадратную палату, посреди которой за темным столом сидел сам королевский герольдмейстер Ричард Спенсер, Гербовый король Кларенсо

[45]
и графмаршал Англии. Тот жестом пригласил молодого человека изложить свое дело, что Джеффри и сделал после секундного колебания.
– Я хотел справиться, – заключил он, – возможно ли мне иметь герб. – И залился краской.

Простой купец, ничтожный малый без клочка земли к своему имени, испрашивает герб, подобно рыцарю благородного и древнего рода? Торгаш, дерзнувший вторгнуться в святая святых геральдической палаты, стоящий средь знамен баронов, графов и принцев династии Плантагенетов? Абсурд. Непозволительная наглость.
Если не брать в расчет того, что в Англии все обстояло иначе.

Точно так же как лондонские купцы могли стать сельскими джентльменами, а младшие сыновья джентри – заняться торговлей, атрибутика феодального общества в смысле почетных знаков, присуждавшихся оным, нередко скрывала действительность более практичного свойства. Даже вожделенное рыцарство не было неприкосновенным. Столетием раньше Эдуард I настоял на производство в рыцари богатых купцов, чтобы взимать с них феодальный налог для оплаты наемников. А в том, что касалось геральдики, система оказывалась еще гибче.

В конце концов, то было творение искусственное. Многие аристократы и слыхом не слыхивали о гербах до рыцарских турниров, популярных в годы правления Ричарда Львиное Сердце. Но вскоре гербы превратились в моду. Они стали яркими, исполненными достоинства, героическими и даже романтическими. И, как во всех областях средневековой жизни, были предприняты шаги, имевшие целью придать новому веянию надлежащий порядок. Геральдическая палата, руководимая герольдами, превратилась в огромную королевскую гильдию с условиями членства, установлениями и собственным секретом – правилами и искусством геральдики. Неудивительно, что достойные гербы стали предметом вожделения. Человек с гербом, кем бы он ни был, втайне причислял себя к рыцарям короля Артура. Его предки, сколь бы ни были заурядны, превращались в невоспетых героев. Все его семейство, вписанное в геральдические свитки, причислялось к сонму бессмертных.

Герольдам было естественно признавать гордецов, которые по сей день продолжали именовать себя баронами Лондона. Лондонский мэр или олдермен получали герб. У Булла он тоже был – достался от отца. Член правления крупной гильдии заслуживал внимания. Поэтому графмаршал взирал на Джеффри не гневно, но лишь удивленно.
– Вы слишком молоды для таких почестей, – резонно заметил он, затем добавил: – Но тем не менее вошли в правление гильдии бакалейщиков и стали советником уорда. Как вам это удалось?

Ни слова не сказав о своих делах с Уиттингтоном, Дукет объяснил, что женился на дочери Булла и выбился в высшее общество. Он также признал свою низкорожденность.
– Полагаю, мне не следовало приходить, – сказал он.
– Хоть низкорожденность против вас, она не является препятствием к обретению герба, – произнес герольд. – Нас больше интересует почет, который вы снискали. Одно мне все-таки непонятно. Чего вы хотите: разрешения пользоваться родовым гербом вашей супруги или обзавестись собственным?

– Я хочу вернуть свое прежнее имя, сэр, – ответил тот. – Мне нужен родовой герб для Дукетов.
В этом заключалась самая суть. Если он добьется своего, то даже Булл не сможет отобрать у него имя.

Герольд смотрел на него и размышлял. Величие Колдхарбора обычно вселяло чувство известной неуютности и в самых гордых купцов. Он мог вообразить, какой отваги стоило Дукету войти в эту дверь. Насколько можно судить, юнец не был выскочкой. В нем угадывалось смирение. Однако одна загадка оставалась без ответа.
– Простите за вопрос, – проговорил он кротко, – но как, помилуйте, вам удалось жениться на дочери такого богатого купца, как Булл?
Дукет объяснил. Герольд смотрел на него во все глаза.

– Вы нырнули в Темзу под Лондонский мост в самое полноводье? – усомнился он и мягко предупредил: – Вы сами понимаете, что это можно проверить.
– Да, сэр, – ответил молодой человек.
И тут графмаршал Англии расхохотался:
– В жизни не слышал ничего подобного! – Затем сказал, одобрительно улыбаясь: – Что же, советник Дукет, вы явно намереваетесь подражать в своих поступках рыцарям Круглого стола. Посмотрим, что можно сделать. Сейчас ступайте с моим клерком, – велел он, – и тот все объяснит.

Через несколько минут молодой купец очутился в длинном людном помещении с рабочим столом посреди: наполовину монастырская библиотека, наполовину – мастерская художника, рисующего вывески.

– Сейчас, добрый мастер Дукет, – начал клерк, – вы познакомитесь с чудесным секретом геральдики. Во-первых, – пустился он объяснять, – у вашего герба должен быть цветной фон. Правда, – улыбнулся он, – в геральдике говорят не «краска», а «тинктюра». – Он произнес это слово на французский манер. – Главные тинктюры
[46]

суть голубая, которую мы зовем Лазурью; зеленая – Зелень; красная – Червлень; черная – Чернь; фиолетовая – Пурпур. Имеются две металлические тинктюры: золото, которое есть Or, и серебро – Argent. Мы также изображаем некоторые меха, предпочитая горностаевый. Фон именуем Полем. Его можно разделить линиями пополам и на четыре четверти. Можно превратить его в шахматную доску или пустить ленты, которые мы называем полосами. Все, что вы пожелаете добавить, именуется нагрузкой.
[47]

Можно поместить, например, крест или мечи, топоры, стрелы, подковы, банты, арфы. Вот этот рыцарь выбрал таран. А можно деревья, цветы, звезды.
– А животных? – спросил Дукет.
– А! – просиял клерк. – Конечно же! – Он взялся за какие-то большущие пергаментные листы и довольно изрек: – Это лишь некоторые.

Дукет ахнул. Зрелище поражало. Там были изображения львов, леопардов, медведей, волков, оленей, зайцев, быков, лебедей, орлов, дельфинов, змей. Но сверх того, каждое животное было представлено в разных положениях: стоящим на задних лапах, припавшим к земле, вполоборота, только верхняя половина, только голова. Комбинаций было не счесть. Дукет заметил поблизости другого клерка, который трудился над парой львов, воспрянувших, как перед битвой.

– Львы Восстающие и Борющиеся, – подсказал его проводник. – Но вы еще не видели самого лучшего.
Он подвел Дукета к другой стопке рисунков, которые принялся раскладывать.
– Это геральдические чудовища, – изрек он любовно.

Ну и диковинные! Некоторые были знакомы: величавый дракон, прекрасный единорог. Однако другие оказались причудливее: грифон – полуорел-полулев; василиск – петух спереди, драконий хвост сзади; геральдическая огнедышащая пантера; морской лев, изображенный в виде льва с рыбьим хвостом, а также, конечно, русалка.
– Итак, – заключил клерк, – нашли ли вы что-нибудь по душе? Быть может, русалка? Или грифон?
– Мне бы утку, – ответил Дукет.
– Утку? – Клерк был откровенно разочарован.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь